Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - Григорий Сковорода

Дух. Значит седмицу бытейскую, в которой весь символический мир создан.

Душа. Что такое слышу? Ты мне насказал чудное и безвестное.

Дух. Уже сказано, что солнечная фигура есть материя и стень. Семь дней и семь солнц. В каждом же солнце есть зеница: второе прекрасное солнышко. Сии солнышки из своих стеней блистают вечности светом, так, как горящий елей сияет из лампад своих.

Душа. О божественное, о любезное, о сладчайшее солнышко!.. Еще же мне скажи: что то есть херувимы?

Дух. Седмица и херувимы, то есть колесницы и престолы – то же.

Душа. О херувимах. Почему они престолы?

Дух. Солнце есть храм и чертог вечного, а в горницах тут же стулья, где субботствует. Колесница тоже, есть она дом ходящий. Ведь солнце есть огненный шар и никогда не стоит, а шар состоит из многих циркулей, будто из колес. Ибо солнце не только есть чертог и вечно бродящая авраамская скиния, но и колесница, служащая нетленному нашему Илье, могущая возить вечное наше солнышко. Сии солнечные субботы, сиречь чертоги и покои вечного, называются тоже седмицею коров или юниц и седмицею пшеничных колосов, а у Захарии – седмицею очей. Слепые и гадательные сии очи сидящий на херувимах открывает тогда, когда из внутренностей их вечные зеницы, как из солнцев солнышки, нетленным воскресения светом блистать начинают.

Душа. Прочее: херувимская сень, что ли она есть?

Дух. Сень, тень, краска, абрис, одежда, маска, таящая за собою форму свою. Идею свою, рисунок свой, вечность свою – все то есть херувим и сень вместе, то есть мертвая внешность.

Душа. На что Иезекииль приправил им всем крылья, дабы сверх орлов быки и коровы по поднебесной летали?

Дух. На то, дабы возлетали к единому началу, сиречь к солнышку. Он не приправил, но провидел, что они все крылатые.

Душа. Что значат крылья?

Дух. Вторые и вечные мысли, перелетающие от смерти в жизнь, от материи к форме. Вот тебе пасха, сиречь переход. О душа моя! Можешь ли от мертвых тварей и от сени херувимской перебраться к Господу твоему и к осуществующей тебя форме твоей? «Крепка, как смерть, любовь». «Крылья ее – крылья огня».

Душа. О отец мой! Трудно вырвать сердце из клейкой стихийной грязи… Ах, трудно! Я видела написанный образ крылатого юноши. Он пялится лететь в горнее, но нога, прикована цепью к земному шару, мешает. Сей образ – мой образ. Не могу, а только желаю. «Кто даст мне крылья?..» Для облегчения, отец мой небесный, горести мои услаждающего, продолжай беседу. Открой мне: для чего Давид желает крыльев сих? Ведь ты сказал, что одни только солнца есть херувимы.

Дух. Солнце есть архитипос[292], сиречь первоначальная и главная фигура, а копии ее и вице-фигуры суть бесчисленные, всю Библию исполнившие. Такая фигура называлась антитипос (прообраз, вице-образ), сиречь вместо главной фигуры поставлена иная. Но все они, как к своему источнику, стекаются к солнцу. Такие вице-фигуры суть, например: темница и Иосиф, коробочка и Моисей, ров и Даниил[293], Далила и Самсон, сиречь солнышко, кожа и Иов, ясли и младенец, гроб и воскресший, вериги и Петр, кошница и Павел, жена и семя, Голиаф и Давид, Ева и Адам… Все сие то же есть, что солнце и солнышко – змий и Бог. Краснейшая всех и мать прочим есть фигура солнечная. Она первая благословляется и освящается в покой Богу. «Благословил Бог день седьмой». По сей причине прочих тварей вице-фигуры, в силе ее поставляемые, все бытие свое приемлют в днях светлой седмицы, как в ней вся тварь рождается; сама же прежде всех созидается.

«Да будет свет!» И был свет. Свет, утро, день всегда около лучей, а лучи при солнце. И так не дивно, что Давид, находясь херувимскою копиею, желает крыльев, имея ту же силу и мысли с седмицею. «Помыслил-де дни первые и лета вечные помянул и поучался».

Всем тварям дает толк и свет светлая седмица. «Семь их очей Господних суть, взирающих на всю землю». Когда они слепы, тогда вся Библия есть тьма и Содом. От нее и Давид учится. Там семь солнцев, а у Давида очи. Солнце почивающего в солнце на себе возит. И Давид то же: «Терпя-де, потерпел», «Поднимая, поднял», «Вознесу тебя, Господи, как поднял меня ты». Солнце есть заходящая стень, но сила и бытие его в солнышке своем. И Давидовы очи есть исчезающий прах, но тень их востекает туда, дабы, исчезая, преобразиться в вечную зеницу, во второй разум и в животворящее слово Божие: «Исчезли очи мои в слово твое».

Херувим есть и Захария. И сей взирает на седмицу и то же, что она, мыслит: «Лета вечные помянул…» «Видел, – вопиет Захария, – и се свечник золотой весь!» Куда кто смотрит, туда и идет. К летам вечным! Туда ему путь! К светлой седмице летит, орлиными крыльями парит. А где его крылья? «Вот они! Говорит ко мне ангел, говорящий во мне». Во внутренности крылья его. Сердце его пернатое. «Крепка, как смерть, любовь». «Крылья ее – крылья огня…»

Херувим есть и предтеча. «Был свечник горящий и светящий». Был значит не то, что был, но то, что сделан и создан светильником. Звезды прелестные и лжеденницы: горят, но не светят. Иоанн же истинная есть денница.

Душа. Пожалуйста, отец небесный, скажи, что есть, что значит лжеденница? Горю и воспламеняюсь знать.

Дух. Лжеденницы суть то же, что лжехерувимы.

Душа. Да где же они таковы? Я их вовсе не понимаю. Открой!

Дух. Любезный мой друг! Иуда-апостол, тот тебе да откроет. Вот тебе лжехерувимы, вот и лжеденницы! «Ангелы, не соблюдшие своего начала»; «звезды прелестные»; «телесные, то есть душевные или скотские, нетленного духа не имущие». Кратко сказать: заблудившие от светлой седмицы, которая есть гавань всем. И сие-то значит: «Не соблюдшие начала». Бог, начало, вечность, свет есть то же. Сей свет освятил есть селение свое в седмице; седмица же есть то главизна книжная. «Во главизне книжной писано есть о мне», – говорит Христос. Начало и главизна то же. Сюда-то мой Иуда блистает словом сим: «Ангелы, не соблюдшие своего начала». «Звезды прелестные: им же мрак тьмы вовеки блюдется». Вот ниспадшие с небесной седмицы лучиферы! Денница – по-римски лучифер, то есть светоносец, или день за собою ведущий. Денница бо есть солнцу предтеча и предвестник дню. Взгляни! Се прекрасная тебе денница! «В утро видел Иоанн Иисуса, грядущего к себе, и сказал: „Се агнец Божий!“». Где же твой день нам, любезная наша денница? Дай нам! Ведь ты не прелестная, во мрак влюбившаяся звезда. Уже нам ночь мерзкая омерзела.

«Сей есть! По мне грядет муж, который предо мною был…» И так сын Захарии есть светильник, или лампада, горящая и озаряющая, елей вмещающая, и сотворен, как око, внутри зеницу свою заключающее. У древних свечою, лампадою и оком Вселенной называлось солнце. «Не был тот свет, но да свидетельствует о свете». Вот тебе истинный, дочь моя, херувим! И сего-то ради в храмах видишь образ его крылатый.