Несравненное право - Вера Камша

Вдвоем они кое-как разбили добровольцев на сотни и десятки и попытались вдолбить им азы воинского искусства, в чем немалую помощь оказали четверо уверовавших воинов изгнанного с позором северянина, жаждущих искупить прошлые заблуждения кровью. Их бывший предводитель, к слову сказать, по требованию Рэннока был тайно задержан и до поры до времени заперт под надежным присмотром, дабы ройгианцы слишком рано не прознали о постигшей их на юге незадаче. Зато другая великая мысль, придавшая южному ополчению сходство с армией, принадлежала лично Роману. Криза и Гредда с помощью самого Рамиэрля сшили несколько знамен, украшенных изображением птиц с Седого поля, а из странной серебристой травы было изготовлено некое подобие атэвского бунчука. Затем окрыленный успехом Роман придумал дать новоявленным воинам опознавательные знаки в виде все тех же птиц. Теперь начальник над тысячей носил на груди семь серебристых силуэтов, сотник довольствовался пятью, десятник тремя, а рядовой одной. Гоблины несказанно возлюбили свои эмблемы, сразу же выделявшие их среди соплеменников, остающихся дома.

Сборы не затянулись. Горцы привыкли надолго покидать родной очаг, все необходимое нося в заплечных кожаных мешках. К тому же торопила приближающаяся весна. Нужно было покинуть Корбут, пока холод еще скрепляет дороги, и постараться не очень отставать от вышедших раньше северян. Роман рассчитывал вести своих людей скрытно, при необходимости маскируя их под армию, спешащую на соединение с Годоем. От Горды он намеревался через Сумеречную послать весточку Рене и получить от него хоть какие-то указания. Ничего более умного ни он, ни Рэннок придумать не могли. Старый отшельник оказался на удивление мудрым и рассудительным во всем, что касалось организации похода, но о делах военных знал еще меньше Романа.

К счастью, начало кампании было удачным. Они шли быстро, передвигаясь все больше ночами. Сначала местность была пустынной, затем стали попадаться деревни и хутора, но их обитатели не имели ни малейшего желания связываться с марширующими гоблинами. Горная армия молча шла навстречу весне. Днем уже начинало припекать, снег стал синим и тяжелым, а на красном кустарнике, в изобилии росшем в этих местах, проклюнулись пушистые серебристые и золотые сережки, которые особенно радовали Кризу. Предприимчивая спутница Романа и слушать не пожелала о том, что останется дома с матерью, без единого упрека собравшей в дорогу мужа и сына. Правда, одиночество Гредды делили Симон, страстно заинтересовавшийся корбутскими целебными травами, свихнувшаяся от пережитого ужаса Янка и младенец, уход за которым добросердечная орка взвалила на себя.

Роман не преминул сообщить Кризе, что судьба послала в их дом сына того самого красавца, чей облик так поразил девушку у Ночной Обители. Сообщил, а потом целый день ходил с неприятным осадком на душе, вспоминая, как Криза вспыхнула, а потом делано равнодушным тоном сказала, что надо бы разыскать отца и сказать ему о рождении сына и о том, где тот находится. Впрочем, Криза была права, Уррик должен знать правду, но гоблинский офицер сейчас наверняка находился вне досягаемости в ставке Годоя, так что объяснение с ним, равно как и сердечные дела Кризы, ждали своего часа. Пока же девушка и ее брат взвалили на себя хлопотную и важную службу аюдантов и справлялись с ней очень даже неплохо.

Гоблины привыкли все свое носить с собой и лошадей не жаловали, а создавать обоз накануне весенней распутицы было бы неуместно, не говоря о том, что отбирать у крестьян их кормильцев эльфу не хотелось, так что единственными конями в отряде оставались Перла и Топаз. Кобылица смирилась с Кризой с той же покорностью судьбе, с какой прежняя Герика смирялась с очередным женихом. Юная орка показала себя заправской наездницей, и все распоряжения от Романа и Рэннока к новоявленным офицерам, будь они в авангарде или арьергарде, доставлялись незамедлительно. Топаз же по-прежнему подчинялся лишь своему хозяину, который, не желая быть еще более белой вороной среди своих новых соратников, упрямо шел пешком. Конь ему был нужен лишь для разведки, когда эльф отправлялся вперед, посмотреть, свободна ли дорога. Оказавшись в седле и не чувствуя за спиной мерной поступи горцев, Роман оживал и с наслаждением подставлял лицо встречному ветру. Они с Топазом легко покрывали весу за весой, иногда останавливаясь, чтобы прислушаться и присмотреться. В эти минуты Роман вновь чувствовал себя самим собой, Рамиэрлем-разведчиком, а не гоблинским генералом.

Вот и сегодня, объезжая по широкому полукругу слегка холмистую долину, которую им предстояло пройти за ночь, чтобы разбить дневной лагерь в синевшем на горизонте сосновом лесу, Роман не видел ничего необычного. Несколько довольно небольших деревень, все еще замерзшая река, холм, увенчанный одиноким сломанным деревом. Никаких следов Хранителей или Хозяев, никаких следов магии.

Топаз заметил больше. Мягкие ноздри жеребца напряженно ловили теплый ветер, затем конь обернулся и ударил о землю ногой. Топаз знал, что, почуяв собратьев, он не имеет права выдать себя ржанием, но должен оповестить хозяина. Кроме того, бывалый разведчик, Топаз каким-то образом отличал никому не нужных крестьянских и купеческих лошадок от коней, чьи всадники могли представлять интерес или угрозу. Роман полностью полагался в таких вопросах на суждения своего четвероногого товарища.

— Говоришь, там кто-то, на кого следует взглянуть? — Роман проверил, как ходит шпага в ножнах и на месте ли метательные кинжалы. — Ну что ж, давай проверим…

2230 год от В.И.

1-й день месяца Медведя.

Лисьи горы

Белоснежная кобылица остановилась, не желая двигаться дальше. Нанниэль удивленно огляделась, она никогда не была в этих краях. Узкое ущелье. На дне бежит поток, вдоль него змеится тропа. Кое-где еще белеют снежные островки, сквозь которые пробиваются отважные темно-синие цветы. Тихо, даже слишком тихо… Почему же упрямится Льдинка? Эльфийка соскочила с лошади и попробовала повести ее в поводу. Не вышло. Льдинка дрожала всем телом и отказывалась сделать хотя бы шаг. Она не была боевой лошадью, такой, как ее брат Опал или же Топаз и Перла Рамиэрля. Их обучали (в том числе и магическим способом) повиноваться всадникам в любых условиях. Конечно, надо было бы взять с собой Рубина Эанке, но Нанниэль боялась всего, связанного с покойной дочерью, и отправилась на поиски Эмзара на своей лошадке, теперь вышедшей из повиновения.

Немного подумав, Водяная Лилия повернула назад и, проехав где-то с треть весы, обнаружила небольшую поляну у устья впадающего в безымянную речку ручья. Прикинув, что она не так уж и рискует, оставляя здесь Льдинку, Нанниэль привязала кобылицу и решила отправиться вперед, посмотреть, что же там творится. Свернуть с дороги эльфийка не могла, так как единственной возможностью обнаружить Эмзара для нее было пройти по его следу. Стоило с него сойти, и ей пришлось бы искать короля Лебедей по всей Тарре.

Когда стало ясно, что Лебеди под водительством Снежного Крыла покидают Убежище, Нанниэль сотворила заклятье, почитающееся для Дочерей Звезд постыдным.

Она вынула следы Эмзара и его коня и, пустив в ход собственную кровь и когда-то давным-давно раздобытую прядь темных волос, сотворила амулет, наливавшийся теплом, когда она шла по месту, где когда-то проходил или же проезжал Эмзар. Подобное выслеживание у эльфов считалось верхом неприличия, сотворение такого артефакта допускалось лишь по просьбе того, по чьим следам собираются пройти, но Нанниэль не могла поступить иначе. Она должна была знать, что сможет отыскать Эмзара. И вот теперь глупая лошадь лишает ее этой возможности.