Несравненное право - Вера Камша

Вожди резестантов сошлись на том, что, когда они выйдут в холмы, двигаться нужно будет по четыре запряжки в ряд, причем крайние ряды будут длиннее внутренних, чтобы при необходимости быстро перестроиться в боевой порядок. Две с половиной сотни опытных кавалеристов, сопровождавших повозки, должны были при этом действовать по обстановке, ну а на марше их делом будет разведка. Крестьянской же пехоте надлежало действовать под прикрытием повозок, на которые Луи и Рыгор и возлагали главную надежду.

Принц и войт долго думали, сколько людей посадить на каждую повозку, и наконец сошлись на десятке, в котором каждый дополнял другого. Дело ездового было следить за лошадьми, стрелков — по возможности удерживать врага на расстоянии, а вот для ближнего боя Рыгор удумал нечто совершенно чудовищное, что могло прийти в голову лишь доведенному до крайности крестьянину. Учить вчерашних пахарей, пастухов да кузнецов орудовать шпагами и мечами было некогда, да и в схватке с более опытными противниками они были бы обречены, но когда в мужицких руках знакомое орудие, лучше означенному мужику на дороге не попадаться! Даже Луи стало как-то неуютно, когда он увидел изготовленные по приказу Рыгора тяжеленные цепы, подвижная часть которых была окована железом. Зато длинные пики с крюком, которым можно свалить всадника с седла, придумал Луи. Вернее, не то чтобы придумал, просто вспомнил, что в стародавние времена, когда еще не было пороха и рыцари таскали на себе пуды железа, такие крючья использовались вовсю. Впрочем, цепами и пиками резестанты не ограничивались. В ход шло все от самодельных луков и арбалетов до пересаженных наподобие пик кос, дубин и раскопанных по подвалам захолустных фронтерских замков мечей.

Вооружались и тренировались до середины месяца Иноходца, и вот наконец пришла пора показать себя в деле…

2230 год от В.И.

15-й день месяца Иноходца.

Варха

Небо было пустым и серым, даже птицы, и те над Вархой больше не летали. Базилек смотрел из окна, как по груде камней, сваленных в углу небольшого садика, стекает вода. Он был совсем один, и он ничего не знал о том, что происходило за пределами дома и двора, с двух сторон ограниченных высоченной крепостной стеной, а с двух — высоким забором. Раньше бывшему императору хотя бы позволяли подниматься на стену и смотреть на Гану и зеленеющие леса, но потом что-то произошло. Его зять вернулся из своей ежедневной отлучки на берег с горящими глазами, но на расспросы не ответил ни свекру, ни Валле, на которую так рявкнул, что бедняжка совсем растерялась. Когда-то недруги императорской фамилии язвили, что Бернар живет с коронэлем в юбке, а думает о смазливых корнетах. Стоило Валле потерять свою значимость, как муж из нежного и податливого превратился в грубого и злого, словно в случившемся был виноват кто-то другой. Ведь это Бернар настоял на сговоре с Годоем, хотя Эллари всегда восхищался Счастливчиком Рене и говорил, что с Эландом нужно дружить, потому что там арцийской крови уцелело больше, чем в самой Арции. Эллари никогда бы не позволил так себя обмануть, а он, Базилек? Почему он позволил сослать сына брата, кому мальчик мешал?

Раньше Базилеку было некогда думать, он едва успевал подписывать подсунутые сначала супругой, а потом зятем и дочерью бумаги и говорить подсказанные слова. А вот в Вархе, в Вархе бывший властелин Арции день за днем перебрал свою жизнь и пришел к выводу, что лучше бы ее и не было. Он не знал, что произошло, где Валла и остальные, куда делись зять и добряк-комендант. В их последнюю встречу Бернар ничего не рассказал, только пришел на ночь глядя и, став таким же ласковым, как и раньше, улестил Валлу и увел ее к себе. Базилек был рад примирению супругов, а они примирились, иначе дочка бы вернулась. Подождав немного, он лег спать и проснулся в холодном поту от ужаса.

Вроде бы ничего не произошло. Было тихо, масло в лампе прогорело и кончилось, за окнами разливалась белесая мгла. Базилек встал, дошел до окна — туман, плотный, как творог, застилал все. Стыдясь своего ужаса, бывший император на скорую руку оделся и попробовал открыть дверь — та не поддавалась. Базилек знал, что ее не запирали, их свободы внутри крепости никто не ограничивал. Еще больше испугавшись, император начал колотить в дверь кулаками и ногами и кричать, призывая на помощь обычно прохаживающихся по стене воинов. Ответа не было, проклятый туман глушил все звуки. Сбив до крови кулаки и сорвав голос, Базилек опустился на пол и заплакал. К нему так никто и не пришел. Как-то ему удалось задремать. Когда он открыл глаза, за окном был серый промозглый день, дверь по-прежнему была закрыта.

Кое-как приведя себя в порядок, пленник попробовал вновь достучаться хотя бы до кого-нибудь. Бесполезно. Он побрел назад в комнаты, перекусил вчерашним холодным мясом и принялся ждать неизвестно чего. Наконец послышались шаги, и вошел кто-то неизвестный в монашеском балахоне. Очень тихим голосом он сообщил, что крепость перешла в руки какого-то ордена — названия Базилек не расслышал, но что ему, Базилеку, никто не причинит вреда и он может не беспокоиться за свою судьбу. Предвосхищая его вопрос о дочери, внуке и зяте, монах сказал, что те уехали вместе с эландским гарнизоном, поручив клирикам заботиться об отце… Это на них походило, и Базилек немного успокоился. Ему оставили его дом, молчаливые люди в белом приносили ему еду и питье, прибирали комнаты, но ничего не говорили. Видимо, вступая в этот орден, давали обет молчания. Дни шли за днями. Прошла осень, затем зима… Бывшему императору казалось, что с той самой ночи небо над Вархой ни разу не было ясным. Бедняга потерял даже ту малость, которую ему оставили эландцы, — возможность говорить с людьми и смотреть на реку. Только дом и чахлый садик с вечно плачущей каменной горкой.

Несколько раз приходил давешний монах, чьего лица Базилек так и не видел, он осведомлялся о здоровье императора. Это, похоже, его действительно заботило. Когда зимой то ли пленник, то ли гость начал кашлять, монах зачастил, отпаивая больного какими-то снадобьями, а потом пустив в ход какое-то колдовство, после которого кашель как рукой сняло, а волосы императора совсем побелели. Затем Базилека вновь предоставили самому себе, и, наверное, это было самым страшным, что с ним могли сделать. Даже на его просьбы посетить крепостной иглеций, и то отвечали молчаливым отказом. Видимо, молитвы в храме были прерогативой лишь членов ордена. Император пробовал молиться и в доме, и в садике, но у него ничего не получалось. Серые небеса молчали.

Базилек был слабым человеком, всю жизнь он прятался за кого-то — за брата, отца, жену, зятя… Сейчас можно было спрятаться только за Бога, но тот не отвечал, и бывший владыка Арции не выдержал. Когда молчаливый прислужник принес ужин, он не сразу нашел Базилека. Тот умудрился открыть подвальный люк, приладить веревку к его кольцу и спрыгнуть вниз. Прислужник с ужасом смотрел на успевшее окоченеть тело. Шаддур ка Ройгу Исстисс виновных не пощадит…

2230 год от В.И.

15-й день месяца Иноходца.

Эланд

— Я пришел сразу же, как смог, — Прашинко виновато взглянул на Рене из-под опущенных ресниц, — ты же знаешь, что зимой у меня совершенно нет сил.