М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории) - Михаил Иванов

и что-то бесформенное в тот же миг перетекло поближе к камере Фаниса. Затаилось, выжидая. И таким вот манером, не предоставив ни шанса себя рассмотреть, неразличимое нечто в несколько приёмов достигло цели, оказавшись возле протянутой руки. Затаивший дыхание Максуд увидел, как качнулась от незримого прикосновения ладонь, и обломок засохшего хлеба в мгновение ока исчез, буквально растворившись в воздухе. Послышался хруст и чавканье, а затем прерывистый звук, будто очень быстро стучали камнем о камень. Сошедший-с-Небес медленно положил на ладонь ещё один сухарик, который, ни на миг не задержавшись, тоже пропал в клацнувшей пасти невидимки. И снова – прерывистый стук. Возле неподвижных пальцев Фаниса как будто сдвинулось пространство, и силуэт ящерообразного существа вдруг отслоился от головоломки форм и теней. Костлявая, обтянутая складчатой, будто слипшейся изнутри, шкурой, с несуразными выростами на серой и угловатой, неотличимой от валявшихся здесь в изобилии камней голове тварь быстро хлопалапастью, производя тот самый клацающий звук: давала понять, что не прочь заглотить ещё кусок, и, если представится такая возможность, даже не один.

Сошедший-с-Небес потянулся за остатком лепёшки, как вдруг сторожкий уродец замер с полураскрытым зевом, передёрнулся всем телом… и Максуд тут же потерял его силуэт среди хаоса изломов и осколков мрака, из которых, казалось, и был на самом деле сложен коридор.

В соседней камере хохотнул Рост.

– Фанис, ты впустую растрачиваешь свой талант! Приручить демона-Му, это ж надо! Если бы ты решил веселитьтолпу, странствуя с бродячим балаганом, звонкая монета текла бы неиссякаемым…

– Ш-ш-ш! – поднял руку Сошедший-с-Небес. – Слышите?

Шаги! Вот что, оказывается, спугнуло осторожную тварь! Однако звук их не был похож на шаркающую походку дряхлого надзирателя… Неужели Мезахир-шэх вспомнил, наконец, о тех, кого облагодетельствовал своим «гостеприимством»?

Кто-то шёл в сторону камер дадашей, и темнота рассеивалась вместе с его приближением. Максуд, ощутивший вдруг, насколько стосковался он по свету, прильнул к решётке, жадно раскрыв глаза: комок огня плыл по коридору, вытянув к потолку подрагивающий жёлто-оранжевый язык. Нотак мучительно ярок для отвыкших от света глаз оказался этот огонь, что Максуд непроизвольно отвернулся, зажмурившись. Глаза защипало.

Когда, переждав приступ рези и утерев просочившуюся сквозь сомкнутые веки солёную влагу, он самую малость приоткрыл глаза, то увидел силуэт человека. Тот молча водил факелом – перед одной пещерой, перед другой…

– Я здесь, Пресветлый, – услышал Максуд Сошедшего-с-Небес. – Ты же меня ищешь?

Силуэт прекратил свои мотания и повернулся на голос. Тонкая полоска кроваво алела поперёк будто вырезанной из тени фигуры, и Максуд со раздражением подумал: «Кабы тебя и впрямь перерезало надвое!»

– По собственной ли воле ты явился развлечь заскучавших узников, или милостивый шэх спровадил тебя в эти катакомбы с глаз своих подальше, и теперь ты просто ищешь человеческого общества? Да ты проходи, проходи, будь как дома. Хочешь, я угощу тебя сухарём? Это, конечно, не гузно барашка, но ты же не привык привередничать, кормясь с господской руки…

В камерах одновременно фыркнули дадаши.

– Смешно, смешно, – тоже похмыкал Верховный блюститель. – Я и сам иногда не прочь пошутить… – и приблизился к Сошедшему-с-Небес.

Теперь Максуд мог хорошо рассмотреть тощую фигуру в бесформенных складках одежд. Поневоле представил её на месте демона-Му, только что хрустевшего здесь подачками Фаниса, и снова фыркнул. У Пресветлого дёрнулось ухо.

Блюститель подсветил себе факелом, вглядываясь в лицо Сошедшего-с-Небес.

– У тебя ещё осталось чувство юмора, Явившийся… Или ты просто сошёл с ума?

– Не самая удачная острота, Гуламмахдум. Ну, по крайней мере на злобу дня, – откликнулся Сошедший-с-Небес.

– Ничего, я ещё удивлю тебя своими словами.

– Знаешь, тебе всё-таки следует вначале потренироваться, отточить мастерство…

– Может, предложишь ещё стать твоим учеником?

– Да ты же сам не пойдёшь.

– Верно. Твои ученики плохо заканчивают, пытаясь выкобениваться перед шэхом.

– Постой-ка, у меня есть идея! Не желаешь ли поменяться со мной местами и блистать красноречием с внутренней стороны решётки? Ты не поверишь, но отсюда все шутки кажутся намного смешнее, и остроумие развивается не в пример…

– Не в этот раз, Явившийся, – оборвал блюститель. – Может, в другой. Если, конечно, мне, не дай бог, повезёт, как тебе.

– Да уж, с нашими устремлениямизарекаться от тюрьмы – пустая трата слов.

– Так не будем тратить свои слова зря.

– Согласен, Гуламмахдум. Начинай первым, раз именно ты пришёл ко мне.

– Что ж, ты как всегда прав, Явившийся, – вздохнул блюститель. – Как всегда прав… И я уважаю твою правоту. Однако… не для этого мира она. И ты – зря явился сюда.

– Тем не менее я здесь.

– Да, будем воспринимать это как данность… Но я, хоть убей, не понимаю: для чего? Всё в Шамудре идёт своим чередом, и неплохо, надо сказать, идёт. Люди обретают веру, становясь… ну, если не добрее, то хотя бы терпимее друг к другу…

– И управляемее…

– Да, и это тоже. А каким образом, по-твоему, сделать из дикаря, из животного – человека? Эта задача едва ли намного проще, чем изначальное сотворение человека Создателем.

– Сложнее, Гуламмахдум, гораздо сложнее – если учесть, что Создатель сотворил человека, вдохнув в него свою любовь, а вы, блюстители, вдыхаете в него страх.

– Но так ли мы не правы? Поверь, я повидал многое: абсурдные вещи, глупые, страшные, неутешительные… Но не встречал ни капли истинной, самоотверженной любви! И меня всё чаще посещает мысль, крамольная по своей сути, если учесть мой сан: а что если Бог сотворил человека вследствие некой ошибки? А любовь Его к созданиям своим – лишь сказка, выдумка жалких существ, трясущихся от ужаса перед огромным, таинственным и враждебным миром? Можно ли вообще, глядя на то, что вышло в итоге, испытывать любовь? И если Он всё-таки смотрит на нас оттуда, с Небес, то, быть может,другое чувство рождается у Него —недоумение? Конечно, я молчу об этих своих мыслях, ведь кто здесь способен понять?..

– Ты почитаешь Богом Господина, однако сейчас рассуждаешь о Создателе…

– Видишь ли, для меня совершенно не важно, кто сотворил Мир, а кто ныне властвует на Небесах. И знаешь почему? Потому что здесь, внизу, ни тот и ни другой, а только я способен что-то изменить, исправить… Нет-нет! Не думай, что ошалевший от власти блюститель возомнил себя Богом! Отнюдь! Просто место это, Шамудра, – не для богов и ангелов, не для высших и чистых существ: их свет просто угаснет, или, того хуже, обратится во что-то иное, полную свою противоположность. Всё, что не от мира сего, потеряется, утонет, перемажется до неузнаваемости, перестав быть собой, и только человек чувствует себя здесь как рыба в воде.Или, вернее, как червь в навозе. Будто бы