Ложная память - Дин Кунц

Марти не осмелилась тратить впустую время на открывание двери, находившейся позади нее, и выскочила через ту, которую распахнул Захария, выскочила, возможно, прямо под ливень губительного свинца с одним-единственным патроном в семизарядной обойме.

Никакого свинца. Захария — по-моему, ударение на слово «взять» — не поджидал ее. Он был ранен, хотя и не убит, и упал на землю. Это сильное и выносливое животное, в широкой спине которого сидела одна, а то и две пули, пыталось куда-то ползти на четвереньках.

Марти сразу увидела, куда он стремился. К своему автомату. Когда он упал, оружие выпало у него из рук и отлетело в сторону. Оно валялось приблизительно футах в десяти перед ним на выбеленной снегом земле.

Теперь речь шла только о том, как уцелеть. Для дикаря, пробудившегося в ее душе, ничего теперь не значили ни воскресная школа, ни цивилизация вообще. Она пнула раненого в бок, он зарычал от боли, попытался схватить ее за ногу, но упал лицом в снег.

Сердце Марти колотилось, колотилось с такой силой, что с каждым ударом все в глазах подпрыгивало и темнело. От страха перехватывало горло. Воздух обрушивался ей в легкие, как куски льда, а потом почти с таким же шумом выходил наружу. Она пробежала мимо Захарии к автомату. Подхватила его с земли, ожидая, что в любую долю секунды ее хлестнет и швырнет на землю автоматная очередь.

Дасти, запертый в багажнике «БМВ». Он отчаянно выкрикивает ее имя. Колотит изнутри в крышку.

Удивленная тем, что она еще жива, Марти бросила «кольт». Держа новое оружие обеими руками, она всматривалась в пронизываемую снегом темноту, высматривая цель, но за ее спиной Кевина не было. Водительская дверь была закрыта. Она не могла разглядеть его в автомобиле. Возможно, он лежал мертвым на переднем сиденье. Возможно, нет.

В зимнем небе больше не было заметно ни малейшего проблеска света. Оно потеряло свою гипсовую раскраску. Теперь на западе — остывший пепел, а на востоке — сажа. Падающие снежинки были намного ярче, чем померкшее горнее царство, как будто они были осколками света, последними частицами потрясенного дня, которые подобрала и выбросила прочь нетерпеливая ночь.

Сияющие бриллиантовым блеском в свете фар снежинки — занавеска, еще занавеска, еще занавеска, и так без конца — зло шутили с ее глазами. То и дело казалось, что сквозь эти пышные кулисы крадутся темные тени, хотя на самом деле никакого движения не было вообще.

Безропотно повинуясь данному богом инстинкту, Марти опустилась на одно колено, чтобы представлять собою меньшую цель, и начала всматриваться во мрак и яркие клинья, брошенные сквозь него фарами. Она разыскивала любое шевеление, отличавшееся от неустанного и строго вертикального падения снега, снега, снега…

Захария неподвижно лежал ничком. Мертвый? Без сознания? Притворяется? Лучше продолжать краем глаза присматривать за ним.

В багажнике автомобиля Дасти все еще продолжал звать ее по имени, а теперь еще и принялся отчаянными пинками пробивать себе дорогу через заднее сиденье.

— Тихо! — крикнула Марти. — Со мной все в порядке. Тихо. Один готов, а может, и оба. Тихо, не мешай мне слушать.

Дасти сразу умолк, но теперь, несмотря на то что сердце продолжало грохотать у нее в груди, как копыта целого заезда лошадей на ипподроме, Марти поняла, что автомобиль работает на холостом ходу. Двигатель — прямо как часы. С тяжелым эффективным глушителем: слышалось только негромкое «вву-вву-вву…».

Тем не менее этот гул полностью заглушал любые звуки, которые мог издать Кевин, если он, раненный, лежал в автомобиле.

Смахнув клочья снега с ресниц, Марти приподнялась и выглянула из-за капота машины. Она сразу же увидела, что передняя пассажирская дверь «БМВ» открыта. Прежде она этого не замечала. Раненный или нет, но Кевин выбрался из автомобиля и мог передвигаться.

* * *

Добравшись до «Зеленых лугов» задолго до появления ничего не подозревающей Дженнифер и двоих слабоумных племянников мисс Марпл, доктор Ариман вошел в ресторан. Ему нужно было выбрать закуску, которую он возьмет в машину, чтобы обуздать свой аппетит до обеда. А обед, очень возможно, придется отложить до позднего вечера; впрочем, это будет зависеть от того, как пойдут дела.

Псевдодеревенский стиль оформления заведения потряс его эстетическое чувство до такой степени, что ему даже померещилось, будто кто-то постукивает сверкающим стальным невропатологическим молоточком прямо по обнаженной поверхности лобных долей его мозга. Пол из дубовых досок. Клетчатые скатерти, имитирующие раскраску домотканых пледов. Полосатые занавески из грубого полотна. Кабинки разделялись витражами неприятных цветов, на которых были изображены пшеничные колосья, початки кукурузы, зеленые бобы, пучки моркови, капустные кочаны и другие порождения Матери-природы. А когда он увидел официанток, одетых наподобие младенцев-ползунков в голубенькие хлопчатобумажные кюлоты, рубашечки в красно-белую клетку и маленькие соломенные шляпки чуть побольше тюбетеек, ему захотелось сбежать.

Остановившись около кассы, Ариман прочел меню, которое показалось ему куда ужаснее, чем комплект фотодокументации о вскрытии трупа, который ему когда-либо приходилось видеть. Он подумал, что любой ресторан, предлагающий такое кошмарное меню, должен был бы обанкротиться не более чем через месяц, но даже в этот ранний час в заведении кипела жизнь. Обедающие склоняли румяные лица над неестественно зелеными салатами, политыми йогуртом, дымящимися тарелками с постными супами, омлетами из одного белка с тостами из проросшей пшеницы, вегетарианскими бургерами с начинкой не более аппетитной, чем болотный мох, и вязкими кучками пудингов из протертого картофеля с соевым молоком.

Потрясенный, он чуть не спросил официантку, почему ресторан не сделал еще один шаг в развитии этой безумной темы, чтобы довести ее до логического завершения. Разве нельзя было просто разбрасывать пищу, заказанную клиентами, по полу, чтобы те на досуге ходили здесь босиком и могли мычать и бодаться в свое удовольствие.

Решив, что лучше умереть от голода, чем съесть хоть что-нибудь из того, что предлагалось в меню, доктор с надеждой взглянул на большие, завернутые по одному, печенья, лежавшие рядом с кассовым аппаратом. Написанная от руки табличка гордо утверждала, что эта выпечка домашнего производства очень полезна для здоровья. Яблочные крекеры с ревенем. Нет. Миндальное печенье с соевым маслом. Сухое имбирное печенье с морковью. Нет. Он был так потрясен самим видом четвертого и последнего образца этого разнообразия, что вынул бумажник из кармана прежде, чем понял, что это не шоколадное печенье, а какая-то стряпня из плодов рожкового дерева и ржаной муки на козьем молоке.

— У нас есть еще кое-что, — сообщила официантка и застенчиво вытащила из-за красочного плаката с изображением сушеных фруктов корзинку с завернутым в целлофан печеньем. — Это продается довольно плохо. Мы, наверно, больше не будем это заказывать.

Она держала корзину на вытянутой руке и краснела так, словно предлагала посетителю кассеты с порнографическими видеофильмами.