Ложная память - Дин Кунц

С той стороны автомобиля она не могла как следует рассмотреть это здание. Теперь, оказавшись ближе к нему, она обнаружила, что строение таинственное, причем скорее более, чем менее. Стена шести футов высоты, изгибаясь, уходила во тьму. Наверху угадывалась низкая куполообразная крыша. Марти было трудно оценить диаметр здания, он примерно составлял от тридцати до сорока футов. Лестница, огражденная стенками, повторявшими ее ступени, поднималась к самой крыше, где, судя по всему, находился вход. Простейшее логическое умозаключение доказывало, что большая часть здания находилась под землей.

Кива.

Она вспомнила слово из документального фильма, который когда-то видела. Кива, подземная церемониальная палата, духовный центр деревни.

Марти поспешила прочь от автомобиля. Тени становились глубже; отпечатки ее ног сразу же засыпал снег. Однако след, по которому она шла, оставался достаточно ясным, потому что отдельные шаги сменились широкими бороздами, а к пятнам крови добавились прозаические плевки.

Ее сердце гулко колотилось, отдаваясь почти оглушительным «бом-бом» в ушах, но она шла по следу. Сейчас она боялась только одного: что он поднялся на крышу, спустился оттуда в киву и поджидает ее там, в непроглядной темноте. Но около лестницы Кевин задержался, видимо, решая, что делать дальше — там натекла большая лужа крови, — а затем продолжил свой путь вдоль изогнутой стены.

Марти шла, почти прижимаясь спиной к глинобитной стенке, она пробиралась вокруг кивы, погружаясь все глубже во мрак, удаляясь от последних отблесков фар «БМВ». Она держала автомат обеими руками; палец напрягся на спусковом крючке. Глубокие черные тени чуть рассеивались только благодаря слабому свечению покрывавшей землю снежной пелены и падающих хлопьев.

Здание уже отгораживало от Марти автомобиль, и ровный гул его мотора, и без того приглушенный падающим снегом, с каждым шагом становился все тише, пока не превратился лишь в намек на звук и вокруг воцарилась почти абсолютная тишина. Марти прислушалась, пытаясь уловить поскрипывание шагов по снегу или срывающееся дыхание раненого, но не услышала ничего.

Но даже в полном мраке она была в состоянии идти за Кевином, хотя следов его ног уже почти не было видно. Теперь можно было разглядеть одни только пятна крови, черные брызги на девственном снегу образовывали запутанную надпись, словно раненый снова и снова пытался написать одно и то же слово, и Марти благодарила бога за то, что эта надпись была такой ясной.

Подумав об этом, Марти сразу же рефлекторно передернуло: как можно было благодарить за то, что другой человек истекает кровью. И все же она не смогла подавить прилив гордости за то, что ей что-то удалось. Но она сразу одернула себя, ведь если слишком гордиться, то можно и самой получить несколько пуль.

Дюйм за дюймом, дюйм за дюймом, дюйм за дюймом продвигалась Марти вдоль стены, не забывая время от времени оглядываться на свой собственный след — что, если он успел обойти здание кругом и сейчас подкрадывается к ней со спины. Оглянувшись в очередной раз, она ткнулась носком левой ноги в какой-то предмет, лежавший на земле. Ей показалось, что при этом раздался оглушительный грохот. Опустив взгляд, она увидела нечто темное, более правильных очертаний, чем пятно крови.

Марти застыла на месте. Она не столько боялась выдать себя шумом, сколько не поверила своим глазам. В конце концов она присела на корточки, опираясь плечом о стену кивы, и прикоснулась к предмету, о который споткнулась. Второй автомат.

Чтобы справляться с тем оружием, которое у Марти уже было, ей требовались обе руки. Она оттолкнула автомат, выпавший у Кевина, себе за спину. Ее больше не беспокоило, что он может появиться с той стороны.

Пройдя еще десять шагов, она увидела у земли его большую фигуру; вытянутые ноги резко выделялись на снежном фоне. Он сидел, прислонившись к стене кивы, словно шел весь день и до чрезвычайности устал.

Она стояла так, чтобы он не мог дотянуться до нее рукой, направив на него автомат, и ожидала, пока ее глаза получше привыкнут к темноте этой неумолимой ночи. Его голова свесилась на левое плечо. Руки лежали по сторонам туловища. Насколько Марти могла разглядеть, он не дышал. Но, с другой стороны, здесь было слишком мало света для того, чтобы разглядеть пар, вылетающий изо рта. Она не могла увидеть даже своего собственного дыхания.

В конце концов Марти придвинулась поближе, присела на корточки и осторожно прикоснулась закоченевшими пальцами к его горлу, как она это сделала недавно с Захарией. Если он был еще жив, то она не могла бы уйти и оставить его умирать в одиночестве. Она была не в состоянии вовремя привести помощь, чтобы спасти его, но даже если бы и могла, то не осмелилась бы искать помощи при таких обстоятельствах, под нависшей над нею угрозой обвинения в убийстве. И ей оставалось только присутствовать при его смерти, сколько бы времени это ни потребовало, потому что никто, даже такой человек, как Кевин, не должен умирать в одиночестве.

Слабый неровный пульс. Горячее дыхание обожгло тыльную сторону кисти.

Его рука взлетела, как мощная пружина, схватив ее за запястье.

Марти, не удержавшись на корточках, упала на спину, нажав на курок. Автомат, сотрясаемый отдачей, забился в ее руке, и пули бесполезно просвистели между раскидистых ветвей возвышавшегося поблизости хлопкового дерева.

* * *

В багажнике «БМВ» время течет совсем не так, как снаружи. Секунды здесь кажутся минутами, а минуты равны часам.

Марти велела Дасти ждать, сохранять тишину, потому что ей нужно было прислушиваться к шорохам. Один готов, сказала она. Один готов, а может быть, и оба.

Слова «может быть» породили в нем ужас. Это короткое «может быть» оказалось подобным питательной среде в чашке Петри, где страхи росли быстрее, чем бактерии, и Дасти уже изнемог от них до полусмерти.

С первого же мгновения после того, как его засунули в багажник, он ощупывал проклятый ящик, особенно вдоль края крышки, пытаясь вслепую найти замок. И не мог.

Под собою он нащупал несколько инструментов. Разводной ключ, рукоятку от домкрата и монтировку. Но для того, чтобы взломать крышку, рычаги нужно подсовывать снаружи, а не изнутри.

Мысли о том, что она осталась с ними одна, потом стрельба, а следом — тишина. Только вибрация двигателя, еле ощутимая дрожь пола багажника. Ожидание, ожидание и лихорадка ужаса. Он ожидал до тех пор, пока в конце концов ожидание не оказалось невыносимым.

Лежа на боку, он принялся ковырять заостренным концом монтировки края обтянутого ковровым покрытием щита, образовывавшего переднюю стенку багажника, отковырнул несколько креплений, подцепил край щита пальцами и, напрягая все силы, сорвал щит с места и положил на пол.

Отложив монтировку в сторону, он перевернулся на спину, согнул колени, насколько позволяла его тесная камера, и изо всех сил грохнул ногами в переднюю стенку багажника, которую теперь, когда он убрал щит, образовывала спинка заднего сиденья. И снова, снова, в четвертый, в пятый раз. Он задыхался, его сердце часто и громко колотилось…