От глупости и смерти - Харлан Эллисон

мысли водителя уходящего последнего автобуса, чтобы узнать, как его зовут, и окликнуть, и на тебя обрушивается весь чеснок, который этот парень ел целый месяц, потому что доктор сказал ему, что это полезно; в итоге не только на автобус опоздал, но еще и блевать тянет. Прощупываешь потенциального работодателя, чтобы узнать, не пытается ли он тебя надуть, и обнаруживаешь, что он виновен в чудовищных злоупотреблениях и сознательно использовал некачественное оборудование, которое послужило причиной гибели сотен рабочих. Попробуйте после этого согласиться на эту работу, даже если вам нечем платить за квартиру. Нет уж.

Так что я вам точно говорю: я читаю чужие мысли, только если меня прижали к стенке, или если кто-то подозрительно долго идет за мной в темном переулке, или если сантехник, который ремонтирует протечку, с наглой улыбочкой выставляет мне счет баксов на триста больше положенного. Ну, или в минуту слабости. Но потом я неделями восстанавливаюсь. Неделями.

Штука в том, что пока не отправишься в путешествие по миру другого человека, совершенно не представляешь, что он на самом деле думает. Если бы у Фомы Аквинского были мои способности, он мигом бы сделался отшельником, чтобы в минуты слабости иметь поблизости только овец и ежиков.

Из-за моей способности читать мысли – я начал это делать лет в пять-шесть, если не раньше, – в моей жизни было не больше дюжины людей, с которыми я сблизился и рассказал о своем даре. Лишь трое из них никогда не пытались воспользоваться им и не пытались убить меня. Из этих троих двое были моими родителями – чудесная черная пара; они усыновили меня в пожилом возрасте, и их уже нет в живых (хотя, возможно, они продолжают волноваться за меня даже Там). Я очень скучаю по ним, особенно в такие дни. Оставшиеся восемь-девять человек были либо настолько шокированы моими способностями, что отказывались приближаться ко мне (одна девушка даже эмигрировала на всякий случай, хотя ее мысли были гораздо скучнее и невиннее, чем она думала), либо пытались стукнуть меня чем-то тяжелым, когда я отвернусь (мое поврежденное плечо до сих пор ноет в дождливые дни), либо хотели воспользоваться моими способностями, чтобы заработать. У них не хватало мозгов задуматься: если я могу зарабатывать этим огромные суммы денег, почему я еле свожу концы с концами, как вечный студент, который боится оставить учебу и начать взрослую жизнь?

Идиоты хреновы.

Так вот, из тех троих, которые никогда не использовали мой дар и не шарахались от меня, третьей была Элисон Рош. Эта самая Элисон сидела напротив меня в кафе в центре города Клэнтон, штат Алабама, и поливала кетчупом свой гамбургер. На дворе стоял май, а ей вдруг приспичило поговорить о той чертовой новогодней ночи три года назад, которую мы провели вместе с братьями Маркс, и о нашем случайном сексе. Она задала мне вопрос и ждала ответа.

– Я предпочел бы понюхать скунса, – ответил я.

Элисон промокнула бумажной салфеткой брызги кетчупа на булочке и пластиковой поверхности стола и посмотрела на меня из-под опущенных густых ресниц. Это взгляд, наверно, отлично действовал на агрессивных свидетелей защиты (Элисон была заместителем окружного прокурора округа Джефферсон). Клэнтон находится недалеко от Бирмингема, где у нее был офис. Это была тайная встреча; мы сидели в закусочной и ели бургеры – три года спустя после дешевого шампанского, черно-белых прокатных фильмов тридцатых годов и черно-белого секса. Три года спустя после большой ошибки в новогоднюю ночь.

Мы с Элисон дружили одиннадцать лет, а переспали только раз – отличный пример того, что можно натворить в минуту слабости. Не то, чтобы это бы плохой секс – нет, секс был отличный, просто класс. Но это было только один раз, и больше мы не говорили на эту тему. Утром первого января мы проснулись, посмотрели друг на друга, как люди смотрят на неожиданно взорвавшуюся консервную банку сардин в масле, хором сказали: «О Господи», и все, инцидент исчерпан. Никто из нас даже не упоминал об этом до того памятного майского дня. Элисон позвонила и предложила встретиться, ничего толком не объяснив. Мы выбрали Клэнтон, потому что это было на полдороге между Бирмингемом и Монтгомери, где жил я.

Повару в закусочной разномастность посетителей была явно не по нраву, но я не стал лезть ему в голову – пусть думает, что хочет. Времена менялись, но здесь, в глубинке, все было по-прежнему.

– Все, о чем я прошу – это чтобы ты поговорил с ним, – сказала Элисон, сопровождая просьбу фирменным взглядом из-под ресниц. У меня всегда были проблемы с этим взглядом – не то чтобы неискренним, но немного нечестным, что ли. Элисон пыталась сыграть на моих воспоминаниях о той ночи, а это уже само по себе нечестно. Это взгляд напоминал мне о том, что мы делали на полу, на диване, на барной стойке между кухней и гостиной, в ванне и в гардеробной, в которой пахло кедровой полиролью и непорочностью. Это взгляд хотел, чтобы я вспомнил всё.

– Не хочу я с ним разговаривать. Во-первых, он полное дерьмо; во-вторых, мне есть чем заняться помимо того, чтобы тащиться в Атмор и лезть в прогнившую голову этого сукина сына. И потом, позволь тебе напомнить, что из ста шестидесяти-ста семидесяти человек, которые закончили свою жизнь на «желтой мамочке»[80], около ста тридцати были цветными, и когда я говорю «цветными», я не имею в виду что-то светлей кофе в твоей чашке. Я это к тому, что, будучи необычайно хорошо образованным афроамериканцем, который ценит каждую клеточку своего негритянского тела, я не такой идиот, чтобы тащиться в расистскую тюрьму вроде Холмана. Нет уж, благодарю покорно.

– У тебя всё? – осведомилась Элисон, вытирая рот.

– Да, у меня всё. Дело закрыто. Найди другого дурака.

Это ей не понравилось.

– Другого такого нет.

– Где-нибудь да найдется. Посмотри лабораторные записи в Университете Дьюка[81]. Позвони в «Фортеанское общество»[82]. Или в «Менсу»[83]. Или в программу «Рискуй!» Или попытай счастья на горячей линии астрологов. Неужели не найдется какой-нибудь слабоумный сенатор, который пытался добиться государственного финансирования таких исследований? Не будем забывать и про русских – теперь, когда «империя зла» пала, можно, наверно, достать информацию об исследованиях «кремлевской ауры» или чем там они еще занимались за железным занавесом. А еще можно…

– Заткнись, Руди! – заорала она так, что повар от неожиданности выронил кухонную лопатку. На его лице было ясно написано (мысли я не читал): «Только пикни еще, и я вызываю копов».

Я наградил его своим особым взглядом, и он