От глупости и смерти - Харлан Эллисон

суда через пятьдесят одну минуту. Выглядели они так, будто их вот-вот стошнит; каждый из них понимал, что ему никогда не забыть увиденного и услышанного на этом процессе, и горько жалел, что ему не удалось уклониться от исполнения своего гражданского долга. Они вернулись на свои скамьи и сказали: ребята, посадите эту склизкую подделку под опарыша на электрический стул и поджарьте ее так, чтобы разве что на гамбургер хватило.

И вот в этого парня влюбилась моя Элли. Этого парня она теперь считала невиновным. Рехнуться можно.

– Так как же ты… ну, это…

– Как я в него влюбилась?

– Ага. Вот это вот.

Элли на мгновение закрыла глаза и сжала губы, как будто все нужные слова разбежались, и она понятия не имела, где их искать. Я всегда знал, что она закрытый человек и самое сокровенное держит при себе, черт, да что там говорить, если до сегодняшнего дня я не знал ничего об изнасиловании, о приемных родителях, о ее браке, продлившемся семь месяцев? Я знал, что она побывала замужем, но был совершенно не в курсе подробностей; знал, что она жила в приемных семьях, но не представлял, как ей там было плохо. И даже после всей этой откровенности вытаскивать из нее правду об этой дикой влюбленности было все равно, что зубами вытягивать гвозди из ладоней Иисуса. Наконец, она сказала:

– Это дело досталось мне, потому что Чарли Уиллборг слег с инсультом.

– Я помню.

– Он был нашим лучшим обвинителем, и, если бы у него не случился удар за два дня до того, как в Декейтере поймали… – Она на секунду запнулась, ей было сложно произнести его имя, – …поймали Спаннинга, и если бы в округе Морган не испугались такого крупного дела и не отфутболили его к нам в Бирмингем… Все это случилось так быстро, что со Спаннингом никто толком и не поговорил – я была первой, кого к нему допустили. Все так боялись его – думали, он чудовище.

– Какое заблуждение, – язвительно вставил я.

– Заткнись. Большую часть рутинной работы взяли на себя мои коллеги. Для меня это был большой прорыв, я была просто одержима этим делом. Так что после того первого разговора я почти не виделась со Спанки, и у меня не было возможности узнать, что он на самом деле за человек…

– «Спанки»?! Что еще нахрен за «Спанки»?

Элли до корней волос залилась краской. За одиннадцать лет я только пару раз видел, чтобы она так краснела, и один раз это было, когда она пукнула в опере, на «Лючии ди Ламмермур».

– «Спанки»? – повторил я. – Ты шутишь, да? Ты зовешь его «Спанки?»

Она покраснела еще сильнее.

– Как того толстого парнишку из «Маленьких проказников»?[88] Черт, я просто поверить не могу в эту хрень.

Она сердито воззрилась на меня.

Я с трудом сдерживал смех, и мое лицо предательски подергивалось.

Элли снова встала.

– Знаешь что? Просто забудь об этом, – она повернулась к выходу. Я схватил ее за руку; меня уже просто разрывало от смеха.

– Ладно, ладно. Прости меня. Я искренне сожалею, пусть меня прибьет обломками космической станции, если вру. Но ты же должна понять: взять и выдать такое без предупреждения! Нет, Элли, ну правда – Спанки?! Ты зовешь парня, который убил, по меньшей мере, пятьдесят шесть человек, Спанки?! Почему не Мики, или Лягушка, или Лютик? Я понимаю, почему ты не зовешь его Гречкой, Гречку можешь застолбить для меня – но СПАНКИ?!

Лицо Элли странно перекосилось. Пару секунд она боролась с собой, но не выдержала и расхохоталась, отмахиваясь от меня. Согнувшись от смеха, она вернулась на свое место и запустила в меня скомканной салфеткой.

– Его так в детстве звали. Он был толстым, и другие дети смеялись над ним, знаешь, как это бывает. Они переделали «Спаннинг» в «Спанки», потому что по телевизору как раз шли «Маленькие проказники»… ох, хватит уже, Руди!

Я постепенно успокоился. Элли посмотрела на меня с усталой настороженностью, убедилась, что больше глупых шуток не последует, и продолжила:

– После того, как судья Фэй вынес приговор, я продолжала вести дело Спа… Генри во время апелляционного процесса. Я выступала против смягчения наказания, когда его адвокаты подали апелляцию в суд одиннадцатого округа[89].

– Когда трое судей единогласно отказали ему в приостановлении приговора, я помогала готовить документы для Верховного суда округа Алабама. Когда Верховный суд отказал в рассмотрении апелляции, я думала, что всё кончено: все средства защиты исчерпаны, кроме разве что помилования губернатора – но на это Спаннингу, конечно, можно даже не рассчитывать. Так что я думала: всё, дело закрыто.

Три недели назад, после отказа из Верховного суда, я получила от Генри письмо. Его казнь была назначена на следующую субботу, и я не понимала, зачем ему понадобилось со мной встречаться.

– А как он вообще смог передать тебе письмо?

– Через одного из своих адвокатов.

– Я думал, они уже рукой на него махнули.

– Я тоже так думала. Слишком много неопровержимых доказательств. С полдюжины адвокатов под разными предлогами отказались защищать его: такие дела – не лучшая реклама для бизнеса. Одних свидетелей того, что он сделал в Хантсвилле, было человек пятьдесят. Все их показания сходятся, и каждый из них выбрал Генри из линейки в двадцать-тридцать человек – можно было и полсотни человек поставить, результат был бы тот же. Что уж говорить о прочих доказательствах…

Я прервал ее жестом.

Все это я уже слышал, Элли много рассказывала мне об этом деле, так что я как будто сам над ним работал. Меня жутко мутило от этих рассказов, даже хуже, чем после чтения мыслей. Мутило настолько, что я и думать об этом не мог. Даже в минуту слабости.

– Значит, адвокат передал тебе письмо…

– Думаю, ты его знаешь. Ларри Борлан – он раньше работал в АСЗГС[90], а до этого был старшим адвокатом в законодательном собрании Алабамы в Монтгомери; несколько раз представлял дела в Верховом суде. Отличный парень и проницательный: такого запросто не обманешь.

– А он что обо всем этом думает?

– Он думает, что Генри абсолютно невиновен.

– Вообще ни в чем?

– Вообще ни в чем.

– Но ведь одно убийство произошло на глазах пятидесяти случайных, не связанных друг с другом свидетелей. Ты сама сказала. И все они уверенно, без тени сомнений, опознали его. И почерк этого убийства точно такой же, как и остальных пятидесяти пяти, включая убийство той школьницы в Декейтере, где его, наконец, поймали. И Ларри Борлан все равно думает, что это не он? Что убийца