По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Пять километров шли мы еще вниз по ущелью реки Ма-шуй-хэ, и с каждым шагом вперед оно становилось у́же, скалистее и мрачнее, причем на протяжении первого километра слева выступали утесы бурого песчаника, а справа – более мягкая порода – круто падающая, плотная, почти черная сланцеватая глина, переслаивавшаяся с темно-серым известняком; но далее ее также сменили песчаники; сначала, как и на левом берегу реки, бурые, а затем темно-серые и серо-фиолетовые. На четвертом километре песчаники уступили место сланцам, сначала темно-серым кремнистым, а далее более светлым глинистым с прожилками кварца. В этом месте ущелье переходит в теснину, и речка Ма-шуй-хэ, дотоле бежавшая хотя и быстро, но спокойно, получает бурное, стремительное течение. Проследить ее в теснине мы могли не более как на один километр. Дороги тут уже нет, и путнику волей-неволей приходится пробираться вдоль Ма-шуй-хэ по навороченному речкой крупному острореброму щебню с ежеминутным риском свалиться вместе с лошадью и сломать себе при этом падении шею.

Не доходя до теснины, дорога свернула влево, в узкое боковое ущелье, по дну которого струился ничтожный ручей.

Ущелье было узко, пока мы обходили скалы бурого глинистого сланца, но далее оно заметно раздвинулось, причем тропа, оставив ручей, круто взвилась на осыпи правого откоса, образованного песчаниками (частью слюдистыми) и сланцами преимущественно серых и зеленых тонов. И те и другие имеют тонкослоистое сложение и торчат щетками поперек дороги, что делает ее особенно опасной для верблюдов, которые и без того еле умещают свою ступню на узком полотне тропинки. Я, впрочем, не знаю, ходят ли здесь с верблюдами, мы же, хотя и благополучно, но с превеликим трудом провели своего по этому опасному месту. Зато лошади и ишаки прошли его, не задерживаясь ни на минуту.

На шестом километре от устья описываемого ущелья мы вновь спустились на его дно, после чего начался подъем зигзагами на перевал Сюэ-дабан, что значит «снежный». Снега на южном его склоне, впрочем, не оказалось, на северном же, хотя он и лежал пятнами, но не слежавшимися и не большими; к тому же и абсолютная высота перевала 13553 фута (4140 м) ниже вечноснеговой линии.

В. А. Обручев пишет, что перевал этот находится выше пояса альпийского луга и что единственную его растительность составляет мох[226]. Отсутствие травяной растительности на Сюэ-дабане отнюдь, однако, не может служить доказательством, что верхний предел ее не достигает в этой части Нань-шаня 3069 м. Несомненно, что она переходит за эту высоту там, где условия для развития цветковых растений достаточно для того благоприятны, и, чтобы не ходить за примером далеко, вспомним, что кипцовый луг подымался вдоль ложбин чуть не на самую седловину Ляо-ху-ши (14183 фута, или 4323 м), и там только сменялся редкими, но густыми насаждениями Seduin и другими растениями, притом не только на южном, но и на северном ее склоне. Что же касается данного случая, то ведь не только перевал, но и все остальное ущелье в сторону речки Ма-шуй-хэ было бесплодным.

Перевал Сюэ-дабан представляет глубокую, врезанную не менее как на 2000 футов (609 м) седловину в главном хребте Ци-лянь-Шаня. Особенно высок этот хребет к западу от перевала. Его зубчатый гребень тут сразу уходит под вечный снег, из-под которого широкими потоками сползают во все стороны осыпи мелкого серого сланцевого щебня. Местами и на этих осыпях лежал также снег, но это был уже свежий снег, очевидно, выпавший лишь накануне.

Спускаться по перевалу приходится также по осыпи, притом довольно крутыми зигзагами; но их немного, так как саженями 150 (320 м) ниже дорога выходит на речку, вдоль которой уклон дороги уже не столь велик.

Эта речка вывела нас в небольшую котловину, обставленную высокими горами: с юга – хребтом Ци-лянь-Шань, с севера – его высоким отрогом, на который теперь нам и предстояло взбираться.

На наш вопрос, имеется ли дорога вниз по помянутой речке, которая, как мы видели, соединившись с другой, вступала ниже в теснину, проводник сказал сначала, что нет; но затем, когда мы уже перевалили через гору Шань-цзао, он сознался, что сказал раньше неправду: дорога там есть, но настолько плохая, что ею редко кто пользуется, а нам с нашим громоздким караваном и совсем было бы не пройти.

Перевал Шань-цзао оказался крутым и высоким, но подъем на него по тропинке с мягким грунтом, по лугу и кустарниковым зарослям совершен был нами без особенного труда. Подобно Сюэ-дабану, он представляет глубоко врезанную седловину в хребте, который, однако, менее высок на западе, чем на востоке, где поднимается изжелта-серый с сильно зазубренной вершиной огромный голец, сложенный, судя по осыпям, главным образом из известняков.

Этот голец изборожден глубокими рытвинами и ущельями на своей юго-западной стороне и с самой вершины до высоты, равной примерно 13000 футам (3960 м), покрыт осыпями, сползающими, впрочем, местами и ниже, до полотна дороги, которая пробирается здесь над падями на абсолютной высоте едва ли где меньшей 11000 футов (3350 м). Путь по описываемому склону гольца оказался нелегким; особенно же тяжелы и даже опасны были места, где еле намечавшаяся тропа, обходя рытвины, шла по круто падающим, покрытым глинистою коркою, горным покатостям. Затем не мало также измучили наших караванных животных и беспрестанные крутые подъемы и спуски, которые привели нас сначала к перевалу Лю-бэн-дабану, а затем и к перевалу Чун-шуй-Шань. На последний мы едва поднялись и тут же решили, что далее не пойдем, так как караванные наши животные выбились совсем из сил.

Действительно, последний раз мы дневали на р. Го-дабан дней восемь назад, пройдя за это время километров 225, и этот значительный переход без отдыха по горам не мог, конечно, не отозваться крайней усталостью на их силах. Следовало поэтому не только остановиться, но и дневать. К сожалению, на том крутогорье, по которому шли, мы не могли отыскать под бивуак подходящего места и должны были удовольствоваться небольшим выступом скалы над глубокой падью.

День 23 августа был ясный, но свежий, что-то не более 8° тепла в среднем. Это, впрочем, было и кстати, так как, в видах пополнения наших коллекций, мы решили возможно полнее использовать последнюю дневку в Нань-шаньских горах, а бродить по крутоярам в жаркий день, конечно, дело не легкое. К нашему величайшему прискорбию, добыча этого дня не оправдала наших надежд. Правда, казакам удалось убить трех куку-яманов (Ovis nahura), но это и все, чем в этот день могли мы похвастать. Брату попались одни лишь куропатки (Perdix sifanica Przew.), моя же экскурсия не дала ни одного интересного вида насекомых.

24 августа мы выступили далее. Первые шесть километров мы спускались с гольца по отрогу его между двумя глубокими падями, по которым стекали ручьи, впадающие далее в речку На-дао-гоу, причем тропинка продолжала хранить тот же характер, что и накануне, лепясь узкой, едва проторенной лентой по крутоярам. Впрочем, наши привычные лошади шли здесь легко и бодро, и только боязнь за верблюда заставляла меня иногда оборачиваться назад на Сарымсака, заботливо спускавшего неуклюжее животное по затвердевшей поверхности глинистых откосов.