Кошки-мышки - Вера Каспари

– У нас лучшие адвокаты в Нью-Йорке, – гордо отрезал Манн.

– Значит, вы предоставили им неполную информацию. Должны же они знать, что любой гражданин может обратиться в вашингтонское ведомство по авторскому праву и запросить поиск в реестре. Такой запрос обойдется всего в один доллар.

– И какая вам от этого польза? – Манн облизнул пересохшие губы.

– Упомянутому гражданину будет несложно получить копию глав из книги Вильсона, которые мистер Барклай, как я уже говорил вчера, перенес в свое сочинение с точностью до слова.

– Погоди, Гомер, – приказал Барклай, когда Вильсон направился к двери. – Давай обсудим.

– А что тут еще обсуждать? – ответил Вильсон, небрежно помахивая тростью.

Барклай не мог рисковать.

– Пусть ты наверняка блефуешь, но перспектива судебного разбирательства мне совсем не нравится. Даже если мы не будем намеренно предавать дело огласке, скандал все равно выйдет громкий. А поскольку вся моя карьера и репутация построена на вере в правду, такое обвинение нанесет мне вред, хотя дело я выиграю.

Манн был недоволен. Он прошептал что-то Барклаю, но тот огрызнулся:

– Сядь, Эд. Я разберусь.

Вильсон тоже сел.

– Ну? Что ты мне предложишь, Нобл?

– Я благодарен тебе за помощь, – осторожно начал Барклай. – Хотя твой вклад в книгу меньше, чем ты заявляешь, я все равно хочу вознаградить тебя. Я отплачу тебе сполна, Гомер, а может, даже больше.

Он откинулся в кресле с видом бог весть какого филантропа. От Вильсона не укрылось, что Барклай не на шутку встревожен, и это придало ему куража для торга. Договорились они на ежемесячных выплатах в размере тысячи двухсот долларов. Немалые деньги, особенно в те годы, – но лишь малая толика состояния Барклая.

Со временем Вильсону удалось поднять сумму выплат до двух тысяч долларов в месяц. Не то чтобы ему были сильно нужны деньги, он наслаждался самим процессом выжимания их из Барклая. В прежние дни, когда он занимался продажей курсов удаленного обучения, он также изобретал способы вытянуть из доверчивых подписчиков лишние пять долларов. Методы использовались те же, только ставки многократно выросли.

Платежи всегда происходили тайно, с соблюдением величайших мер предосторожности. Раз в месяц Вильсон встречался с Манном в шумном фойе какого-нибудь отеля, на железнодорожном вокзале или в большом универмаге – там, где два человека в толпе не привлекут внимания. В номер к Вильсону Манн не приходил никогда. Несколько раз, когда здоровье не позволяло Вильсону прийти на встречу, деньги приносил ему посыльный в простом неподписанном свертке. Если же ему случалось уехать в Мэн или Флориду, их присылали заказным письмом.

Вильсон пристрастился к дорогим удовольствиям, стал постоянным клиентом у лучших портных, наслаждался элитными винами и коллекционировал букинистические редкости. Но этого было ему мало для счастья. Игра в вытягивание денег ему наскучила, сладкая жизнь не стала чудодейственным бальзамом от зуда обиды. Он завидовал славе Барклая, возмущался розовому сиянию безгрешности, которое окружало его в глазах обывателей. С рвением настоящего мазохиста Вильсон мучил себя, читая сенсационные журналы Барклая о любви и преступлениях.

– Мура, которую он издает, день ото дня становится хуже и хуже! – восклицал он с пеной у рта. – Я должен разоблачить его!

– Да? И что же ты будешь делать, когда люди перестанут читать его журналы? – вопрошала подруга. – Откуда возьмутся твои прекрасные две тысячи в месяц?

Великая депрессия вынудила ее стать литературной шлюхой – продавать свой талант и опыт издателям пошлых дамских журналов. В итоге произошло неизбежное – она попала в штат к Барклаю. Как любил повторять Вильсон, она работала там исключительно для того, чтобы его помучить. Он много раз предлагал разделить с ней свой злосчастный доход, но она неизменно отказывалась – не потому, что не одобряла его способа заработать на жизнь, а из соображений обостренного чувства независимости. Они с Вильсоном пробовали жить вместе, однако за годы она успела превратиться в форменную потаскуху, он – в чопорную старую деву, а от их прежней любви осталась лишь тень высохшего скелета. Они яростно ссорились, месяцами дулись друг на друга в одиночестве. Потом кто-то непременно делал шаг к примирению, они снова встречались, поднимали бокал за дружбу, напивались допьяна и ругались опять.

На одной из таких дружеских попоек Вильсон объявил:

– Я решился. Я напишу о Барклае книгу. Расскажу людям все без утайки. Пока я храню молчание, я такой же негодяй, как и он.

– Не поздновато ли у тебя проснулась совесть, Гомер?

– Тем более мне следует поторопиться, чтобы искупить свои грехи.

– Ты сам вырыл себе эту яму, не жалуйся.

– Я опубликую все доказательства, докажу все факты. В главе о краже я приведу главы из своей книги на левой стороне разворота, из его – на правой, и пусть читатели сами увидят.

– Подумай о своем бренном теле, милый. О своем капризном, приученном к фуа-гра желудке. Подумай о рваном кружеве, которое представляет собой ткань твоих бедных легких. Долго ли ты протянешь в настоящей подзаборной яме?

– Мне нужна твоя помощь. Узнай побольше о его частной жизни, о доме, жене, детях…

– Знаешь, в чем твоя беда, Гомер? – Она всегда называла его только настоящим именем. – Ты слишком долго валяешься в постели по утрам. Часами лежишь, разглядывая свой пупок, – как тут не стать жертвой мрачных мыслей. Если бы ты вскакивал с кровати, делал пятьдесят отжиманий, выпивал большой стакан горячей воды с соком двух лимонов, всякая ерунда тебя бы не беспокоила. Ты посмотри на Барклая, вот человек – он не курит «корону», не пьет «Молоко любимой женщины» и уж точно не нарушает свой обмен веществ размышлениями. «Как сухой и злобный Кассий…»[53]

– Хватит ерничать, я серьезно!

– А что ты хочешь знать, Гомер? Про очаровательных близнецов, которых ему родила Глория, Золотая Мать? Или, может, правду о его втором браке?

– Про это я уже знаю.

– Откуда?

– От Жанет.

– О! Так ты уже познакомился со второй миссис Барклай?

– Да, приложил к этому усилия. Жанет была с ним рядом в то время, когда он начал разъезжать с лекциями и убедил ее отца издать свой бессмертный труд. Она горит желанием посвятить меня во все подробности.

– Ясно, значит, у Жанет на него зуб. А муж случаем не признавался ей под покровом темной ночи, что обязан всем своим состоянием интеллектуальной краже?

Вильсон покачал головой. Он спрашивал об этом Жанет, но, по ее заверению, Барклай никогда не отступал от версии, что философия правды родилась у него в голове благодаря божественному вмешательству.