Обыкновенные девчонки (сборник) - Елена Ильина

И Гуле снова пришлось набраться храбрости.

Она долго перелистывала страницы любимых поэтов и все не могла выбрать стихи. То ей хотелось читать «Кинжал» Лермонтова, то отрывок из «Русских женщин» Некрасова, то «На поле Куликовом» Блока. В конце концов она выбрала ни то, ни другое, ни третье, а поэму Маяковского «Хорошо».

повторяла она полным голосом, расхаживая по комнате, и внезапно останавливалась с гордо поднятой головой.

Гуля поднимала руку, а из кухни выглядывало испуганное лицо Фроси.

— Ничего, ничего, Фросенька, — говорила Гуля, — это я стихи учу.

Фрося удовлетворенно кивала головой и скрывалась за дверью.

Вечером Гуля бежала к Мирре узнать, как идут дела у нее, — Мирра тоже должна была выступать на концерте в Оперном театре.

— Ничего не получается! — с отчаянием говорила Мирра. — Руки не идут, просто не идут. Провалюсь я на этом концерте. И концерт провалю.

— Нет, за тебя я не боюсь, — говорила Гуля. — А вот знаешь, кто провалится? Я!

— Нет, с тобой этого не бывает.

— Да ты сама подумай, Мирра! В последний раз я читала стихи со сцены, когда мне было двенадцать лет, — на пионерском слете. Тоже Маяковского — «Кем быть?». А с тех пор мне не случалось…

— Все равно не провалишься, — говорила Мирра. — Я тебя знаю!

Такой разговор повторялся чуть ли не каждый день до самого концерта. А когда Гуля с Миррой пришли в Оперный театр за полчаса до начала торжественного заседания и глянули из-за кулис в огромный пустой зал, на душе у них стало еще тревожнее.

— Ух! Как в холодную воду лезть! — прошептала Мирра.

— А мне жарко, — сказала Гуля.

— Ну так согрей мне руки. Они у меня совсем окоченели. И как это я играть буду!

Гуля принялась растирать холодные пальцы Мирры.

А между тем огромный зал постепенно наполнился людьми. Вразнобой заговорили скрипки, флейты и контрабас в оркестре. Распорядители оправили красную скатерть на столе. А потом вдруг все стихло. Занавес задрожал, раздвинулся, и началась торжественная часть вечера.

Гуля и Мирра стояли за кулисами. Слова со сцены доносились сюда как-то по-иному: хоть и ближе, а глуше. Аплодисменты поднимались снизу, как морской шум.

Уверенные, твердые голоса ораторов успокоили Гулю. Она крепко сжала Миррину руку и шепнула ей:

— Все будет хорошо. Увидишь!

Она уже волновалась теперь больше за Мирру, такую маленькую в этом огромном зале, чем за себя.

В перерыве Гуля мимоходом на минуту подбежала к зеркалу. Из глубины стекла на нее смотрела почти взрослая белокурая девушка в черном шелковом платье с белым кружевным воротничком. Лицо чуть широковатое, с круглым и твердым подбородком, с губами спокойными и нежными, с повелительными, пристально глядящими глазами.

«Нет, я и в самом деле не провалюсь!» — подумала она.

А на сцену уже выкатили рояль, подняли блестящую крышку, и в ней, будто в черном зеркале, заиграли огоньки люстры.

Мирра побледнела и посмотрела на Гулю, как утопающая.

— Мендельсон! — торжественно воскликнул на эстраде комсомолец Миша, словно вызывая сюда самого Мендельсона. — «Рондо каприччиозо»!

Вместо Мендельсона на эстраду робко вышла худенькая девочка с черными косами, уложенными вокруг головы, в синем бархатном платье.

— Ученица Киевской консерватории Мирра Гарбель! — представил ее публике Миша и ушел за кулисы с таким видом, как будто самое важное дело уже сделано.

Мирра сидела перед роялем и смотрела на клавиши.

«Почему она не начинает? — подумала Гуля со страхом. — Неужели все забыла от волнения?»

Но в эту самую минуту Мирра качнулась на своем стуле, решительно подняла руки и опустила их на клавиши.

В зале раздались первые робкие и тихие звуки.

«Кажется, вначале и нужно так тихо», — подумала Гуля, успокаиваясь, и сердито посмотрела на какого-то толстого человека в первых рядах, который так некстати закашлялся.

Мирра играла все увереннее. В каждом звуке чувствовалось, что она овладела собой, инструментом, слушателями.

Рядом с Гулей за кулисами стояли двое: мужчина с актерской внешностью и красивая немолодая женщина.

— Поздравляю вас, — сказал мужчина шепотом, — она настоящая, почти законченная артистка.

Гуля догадалась, что пышноволосая седеющая женщина — Миррин профессор.

«Ну-ка, ну-ка, что они еще скажут?»

Гуля придвинулась к ним поближе.

— Чудесное дарование, — шепотом говорила своему соседу женщина-профессор, — свежее, тонкое. И так умеет работать!..

Гуля с особенным умилением смотрела теперь на свою подругу, которая так мало рассказывала ей о своих удачах и так высоко ценила каждую удачу Гули.

«Милая моя девочка! — думала она. — Как хорошо, как просто держится она на эстраде!

Можно подумать, что она уже сто раз выступала здесь, в Оперном театре… А как волновалась! Настоящий талант всегда скромен».

Гуля не успела сказать все это Мирре. Чуть только отшумели аплодисменты и счастливо возбужденная Мирра показалась за кулисами, с эстрады прозвенел веселый голос Миши:

— Владимир Маяковский, «Хорошо», прочтет Гуля Королёва.

— А если плохо прочтет? — шепнула ему на бегу Гуля и, не чуя под собой ног, выбежала на эстраду.

— Ишь ты! Еще острит! — сказал ей вслед Миша.

А на высокой, просторной сцене уже звучали те самые слова, которые каждый день слышала за последнюю неделю Фрося:

Я

земной шар

чуть не весь

обошел, —

и жизнь

хороша,

и жить

хорошо!

Слушатели как-то сразу поверили и Маяковскому, и Гуле. Такими убедительными казались в устах этой сильной, стройной девушки простые, звонкие слова:

и жизнь

хороша,

и жить

хорошо!

Гуля чувствовала, что все понимают ее, согласны с ней, невольно повторяют про себя те строчки стихов, которые она бросает со сцены. И голос ее от этого становился все шире, сильней, богаче:

Лет до ста

расти