Сказка - Стивен Кинг

улавливать слабый запах, который всколыхнул неприятные воспоминания о Глубокой Малин: сосиски. Мы подошли к открытой двойной двери с левой стороны. За ней находилась огромная кухня с рядом кирпичных печей, тремя горелками, вертелами для готовки мяса и раковиной, настолько большой, что в ней можно было принять ванну. Именно здесь готовили еду для толп зрителей, что приходили в дни игры. Двери печей были открыты, горелки не горели, и ничего не крутилось на вертелах, но призрачный запах сосисок остался. «Больше не съем ни одной в жизни, – подумал я. – Возможно, ни одного стейка тоже».

Четверо серых людей съёжились у дальней стены. На них были мешковатые штаны и тужурки, как у Перси, но Перси среди них не было. При виде нас, один из этих несчастных поднял свой фартук и накрыл им то, что осталось от его лица. Остальные просто смотрели, их полустёртые черты лиц выражали разную степень смятения и испуга. Я зашёл внутрь, отмахнувшись от попытки Лии потащить меня дальше по коридору. Один за другим члены кухонной команды встали на колени и приложили ладони к своим лбам.

– Неа, неа, встаньте, – сказал я, и был немного встревожен готовностью, с которой они повиновались. – Я вас не обижу. А где Перси? Персиваль? Я знаю, что он был с вами.

Они переглянулись, потом посмотрели на меня, на мою собаку, на Йоту, возвышающегося рядом со мной… и, разумеется, они избегали смотреть на принцессу, вернувшуюся во дворец, который она называла своим домом. Наконец, тот, который прикрыл лицо, опустил фартук и вышел вперёд. Он дрожал. Я избавлю вас от его невнятной речи. Смысл был достаточно понятен.

– Ночные стражи пришли за ним и заключили в свои объятья. Он трясся, а потом потерял сознание. Они унесли его. Думаю, он мёртв, великий господин, так как их прикосновения убивают.

Это я знал, но прикосновения не всегда убивали, иначе я был бы мёртв несколько недель назад.

– Куда они его забрали?

Они помотали головами, но у меня родилась одна мысль. Если Верховный Лорд хотел допросить Перси – Персиваля, – он по-прежнему мог быть жив.

Тем временем, Лия кое-что нашла. Она бросилась через комнату к большому разделочному столу в центре. На нём лежала пачка бумаг, перевязанная верёвкой, и гусиное перо, потемневшее от жира, а кончик от чернил. Она схватила и то и другое, затем сделала свой нетерпеливый жест, говорящий, что нам надо идти. Разумеется, она была права, но ей пришлось бы смириться с небольшой экскурсией в покои, где я уже был. Я задолжал Персивалю. Все мы. И я задолжал Келлину, Верховному Лорду.

Я задолжал ему расплату, и как мы все знаем: как аукнется, так и откликнется.

9

Недалеко от кухни коридор заканчивался высокой дверью, перекрещенной массивными железными полосами. На ней была надпись буквами высотой в три фута. Посмотрев на них прямо, я увидел слова: НЕ ВХОДИТЬ. Когда я повернулся, чтобы взглянуть на них боковым зрением, которого, к сожалению, не было у Кла, слова превратились в мешанину рунических символов… впрочем, я был уверен, что мои соратники могут их спокойно прочитать.

Лия указала на меня. Я подошёл к двери и произнёс волшебные слова. С обратной стороны с грохотом отодвинулись засовы и дверь со скрипом открылась.

– Надо было попробовать в Малин, – сказала Эрис. – Ты мог бы избавить нас от многих страданий.

Я мог бы сказать, что мне не пришло в голову, и это было правдой, но не всей.

– Тогда я не был принцем. Я всё ещё…

– Всё ещё что? – спросила Джайя.

«Всё ещё меняюсь, – подумал я. – Глубокая Малин была моим коконом».

Я был избавлен от необходимости отвечать. Лия манила меня одной рукой, а другой тянула за то, что осталось от моей рубашки. Ну, конечно, она была права. Нам предстояло остановить апокалипсис.

Коридор за дверью был намного шире и увешан гобеленами, изображающими всё, от костюмированных королевских свадеб и балов, до сцен охоты и пейзажей гор и озёр. Особенно запоминающимся было изображение парусного корабля, попавшего в клешни какого-то гигантского морского ракообразного. Мы прошли не меньше полумили, пока не приблизились к двойным дверям высотой в десять футов. На одной половине был баннер, изображающий старика, завёрнутого от шеи до пят в красную мантию. Корона на его голове была та же, что я видел на Летучем Убийце – ошибки быть не могло. На другой половине двери была изображена гораздо более молодая женщина, также с короной на светлых кудрях.

– Король Джан и королева Кова, – сказала Джайя. Её голос звучал кротко и благоговейно. – У моей мамы была подушка с их лицами. Нам не разрешалось трогать её, только ложиться головой.

Здесь мне не потребовалось произносить имя Лии; двери распахнулись внутрь по её прикосновению. Мы вышли на широкий балкон. Помещение внизу казалось необъятным, но трудно было сказать наверняка из-за кромешной темноты. Лия бочком двинулась влево, скользя в тени, пока почти не скрылась из виду. Я услышал слабый скрип, за которым последовал запах газа и низкое шипение из темноты над нами и вокруг нас. Затем, сначала по одной, потом по две-три, загорелись газовые лампы. Их, должно быть, насчитывалось больше сотни, освещавших огромную комнату. Ещё больше света давала люстра со множеством спиц. Я знаю, вы много раз прочитали «большой», «огромный» и «гигантский». Но лучше привыкните к этому, потому что всё именно таким и было… по крайней мере, пока мы не дойдём до кошмара клаустрофоба. Скоро я расскажу о нём.

Лия покрутила маленький вентиль. Газовые лампы разгорелись ярче. Балкон на самом деле представлял собой галерею, вдоль которой стояли стулья с высокими спинками. Под нами находилась круглая комната с полом из ярко-красных плит. В центре, на чём-то вроде помоста, стояли два трона, один немного больше другого. Повсюду валялись стулья (гораздо мягче тех, что были на балконе) и маленькие диваны, похожие на места для влюблённых в кинотеатре.

И там воняло. Запах был таким отвратительным и густым, что хоть топор вешай. Тут и там я видел кучи прогнившей еды, в которой копошились личинки, но это не всё. Виднелись также кучи дерьма на каменных плитах, и особенно большие на двух тронах. Стены были забрызганы кровью, уже высохшей и ставшей тёмно-бордовой. Два обезглавленных тела лежали под люстрой. С двух сторон, будто для баланса, с неё свисали ещё два тела,