Мириады миров - Коллектив авторов

подтверждение мысли Норбера Моони. Как видно, в целом мире, и даже на Луне белый платок должен означать желание сдаться или вести переговоры.

– Перестань стрелять и разверни над головой свой платок! – приказал Норбер Моони Виржилю, который поспешил исполнить его приказание.

Тогда дверь отворилась, и на пороге ее показалась высокая фигура, которую наши осаждающие всего менее ожидали увидеть здесь: то был сэр Буцефал Когхилль!

Худой, бледный, едва державшийся на ногах, он, казалось, был только тенью сэра Буцефала. Тем не менее все сразу узнали его.

– Как? Неужели это вы, баронет, встречаете нас оружейным огнем? – удивленно воскликнул Норбер Моони, не веря своим глазам.

Баронет молча покачал отрицательно головой, и на лице его промелькнула едва приметная меланхолическая улыбка, а за его спиной послышался чей-то чужой голос, отвечавший вместо него, и этот голос удивительно походил на голос Костеруса Вагнера.

– Мы желаем вступить в переговоры! – сказал этот голос, но говорившего не было видно за спиной баронета, где он, вероятно, умышленно скрывался.

– Кто вы такие? – спросил Норбер Моони, все еще сомневавшийся, – ведь он не предполагал встретить Костеруса Вагнера здесь, на Луне.

При этих словах Радамехский карлик вскрикнул не своим голосом от радости, и крик его походил на торжествующий рев дикого животного при виде жертвы, которая не может уйти от него.

– Каким образом могли вы очутиться здесь и с какой стати вздумали стрелять в нас? – спросил Норбер Моони, все еще крайне удивленный.

– Не все ли вам равно, как все это могло случиться! Скоро вы узнаете обо всем… Но время для нас дорого, так как еще немного – и мы останемся без воздуха…

– В таком случае, сдавайтесь!

– Да, на известных условиях!

– Каких же?

– Вы не лишите нас жизни и обеспечите нам воздух и питание!

– Жизнь я охотно подарю вам, – сказал Норбер Моони, – но что касается воздуха и питания, то это дело другого рода. Здесь эти вещи слишком ценные, чтобы я мог взять на свое попечение трех таких шалопаев, как вы!

– Ну, в таком случае наш пленник должен будет расплатиться за это! – угрюмым, угрожающим голосом произнес Костерус Вагнер.

– Какой пленник?

– Сэр Буцефал Когхилль!

– Правда ли это, баронет? – обратился Норбер Моони к сэру Буцефалу.

Несчастный только утвердительно кивнул головой. Этого было вполне достаточно, чтобы заставить молодого ученого сейчас же принять решение.

– Слушайте, – сказал он, – вот вам мои условия, которые я согласен исполнить по отношению к вам: я дарую вам жизнь, обещаю воздух и пищу, но взамен того вы останетесь моими пленными и будете жить в заключении в том помещении, какое будет отведено для вас, и будете работать наравне с другими, даже больше Других, по моему приказанию, на пользу всеобщего спасения.

– Согласны! – поспешили заявить все три голоса, принадлежавшие Костерусу Вагнеру, Питеру Грифинсу и Игнатию Фогелю.

– Ну, так вручите нам свое оружие и явитесь сюда! Я ручаюсь вам своим словом за вашу безопасность! – сказал Норбер Моони.

В этот момент он вдруг ощутил что-то холодное на своей руке и, обернувшись, увидел Каддура, ставшего на колени и целовавшего его руку.

– О, господин Моони, отдайте их мне! – шептал он умоляющим голосом, – отдайте их мне!..

– Что вы хотите этим сказать? – с недоумением спросил его молодой астроном.

– Отдайте этих мерзавцев, чтобы я мог отомстить им за свое прошлое и поступить с ними так, как они заслуживают!..

– Право, я сделал бы это очень охотно, – возразил Норбер Моони, – но вы сами слышали, что я поручился им моим словом, и теперь уже не вправе взять его обратно… Мало того, я должен серьезно просить вас, чтобы и вы уважали данное мною этим людям слово! – добавил он с особым ударением, заметив выражение жестокой ненависти, вспыхнувшее в глазах Каддура.

Вид этих трех господ был, действительно, таков, что мог возбудить отвращение в ком угодно: бледные, исхудалые, с неподвижными, впалыми глазами, грязные и неопрятные, в том отталкивающем, отвратительном виде, в каком могут быть люди, не видавшие в продолжение нескольких дней ни одной капли воды и влачившие свое жалкое существование в воздухе, с каждым часом грозившем стать все более и более разреженным.

В настоящее время их внешний вид был настолько же жалкий и презренный, насколько он был до того нахальный и вызывающий. Они вынесли из смежной комнаты свое оружие и патроны, которые оказались теми самыми, что были украдены несколько дней тому назад из обсерватории во время первого отсутствия ее обитателей. Норбер Моони не пожелал даже разговаривать со своими тремя пленниками, а, повернувшись к ним спиной, поручил Виржилю сделать все, что необходимо для них, затем вручил Каддуру оружие, только что возвращенное ими, и поспешил увести с собой бедного, исстрадавшегося и измученного баронета. Несколько вдохов чистого кислорода, хорошая ванна, приготовленная Тиррелем Смисом, и стакан доброго старого испанского вина вскоре восстановили силы баронета и вернули ему способность говорить. Он рассказал, что ему пришлось пережить за это непродолжительное и страшно тяжелое время, и объяснил своим друзьям, каким образом те три негодяя очутились здесь, на Луне.

– После того, как вы оставили меня одного там, у входа в кратер Ретикуса, – начал свое повествование сэр Буцефал, обращаясь к молодому астроному, – я принялся набирать камни, как вы мне сказали. Но это занятие вскоре наскучило мне, и я мысленно решил, что с помощью еще двух-трех товарищей докончить сбор камней было бы делом каких-нибудь пяти минут, а между тем Лунные Апеннины, на которые вы указали мне, справа от того места, где мы находились, чрезвычайно соблазняли и положительно манили меня к себе… Мне пришло в голову, что было бы весьма лестно для моего самолюбия как туриста, быть первым из людей, которому посчастливилось взойти на эти горы, и затем иметь право рассказать об этом в лондонском Traveller's Club, (клуб путешественников), если, увы! – мне суждено еще когда-нибудь вернуться в Лондон!.. Отправиться по направлению к этим горам, взобраться на одну из ближайших вершин, воздвигнуть там маленькую каменную пирамидку в качестве памятника и нацарапать на ней небольшую надпись, затем спуститься в русло бывшего горного потока, – было для меня делом не более одного часа… Я преспокойно и весьма довольный своей прогулкой возвращался домой на Тэбали, как вдруг из-за угла громадного выступа скалы три каких-то субъекта накинулись на меня, повалили и отняли у меня мой респиратор с резервуаром кислорода… Эти три личности были наши экс-комиссары!.. К счастью моему, в этом ущелье, где я находился в тот момент, было немного воздуха, не совсем удовлетворительного и не совсем