Гражданская война в Испании 1936-1939 - Бивор Энтони

В августе 1945 года Негрин приехал из Лондона в Мексику для участия в заседании кортесов в изгнании, созванного Мартинесом Баррио по инициативе Прието. Там он официально объявил об отставке с поста председателя Совета министров (через 6 лет после свершившегося факта). Президентом переставшей существовать республики был избран Мартинес Баррио. Негрин выдвинул свою кандидатуру в новые премьеры, но Прието наложил на нее вето, и правительство возглавил Хосе Хираль. В этой фантомной администрации снова не оказалось ни коммунистов, ни анархистов. Даже при лейбористском правительстве в Лондоне не существовало надежды добиться ее признания Британией и Францией.

Тем не менее министр иностранных дел Эрнест Бевин устроил в октябре 1947 года встречу Прието и Хиль-Роблеса, бывшего руководителя СЭДА, враждовавшего с Прието во время выступлений в октябре 1934 года. После напряженных, трудных переговоров во французском Сен-Жан-де-Люсе близ баскской границы был заключен пакт. Он содержал, кроме прочего, требования амнистии в Испании, прекращения репрессий и права испанцев выбирать себе правительство. Почти за десять лет до того те же три требования выдвигались в Фигерасе.

Пакт почти не возымел влияния. Через пять дней после его подписания сын Альфонсо XIII Хуан, граф Барселонский, встретился с Франко на яхте «Азур» у берега Сан-Себастьяна. Он дал согласие, чтобы его сын принц Хуан Карлос проходил учебу в Испании под попечительством Франко. Этот мальчик, которому тогда не было и 10 лет, станет наследником каудильо. После смерти Франко в 1975 году он обеспечит успешный переход Испании к демократии и свободе.

В июне 1937 года кардинал Гома назвал гражданскую войну в Испании «вооруженным плебисцитом». Она действительно была продолжением политики военными средствами. Тем не менее жестокость конфликта произвела очень сильное впечатление за рубежом. Стереотипные представления об испанской страстности находили подтверждение в самовосприятии испанского мужчины. «Я не утверждаю, – писал позднее Кампесино, – что сам не был повинен в ужасных поступках и что никогда не приносил ненужных человеческих жертв. Я – испанец. Мы вносим в жизнь трагизм. Мы презираем смерть»[1067]. Но такие заявления – не только чудовищное самооправдание, они глубоко ошибочны: слишком часто насилие является порождением страха. Чем больше страх подавляется из необходимости демонстрировать отвагу, тем более опасным и разрушительным оказывается результат.

В пропагандистской системе ценностей, которую взяли на вооружение Кейпо де Льяно, Фаланга и Иностранный легион, культ мужественности шел рука об руку с культом смерти. Лидеры националистов умело пользовались языком сурового патриархального лекаря, чей диагноз и прописанное стране лечение не подлежали сомнению, тогда как сам пациент не ведал, что для него лучше. Провозглашалась необходимость удалить хирургическим путем чужеземную заразу, этот разъедающий тело рак. Национальное возрождение сможет, дескать, произойти только через преодоление боли, по средневековому примеру пыточного Божьего суда.

Идеологические и религиозные заклинания предназначались для того, чтобы насилие воспринималось как абстракция. Говорят, среди защитников Толедо, бойцов Москардо, был один мягкосердечный юноша, прозванный «Ангелом Алькасара», потому что, прежде чем выстрелить из винтовки, он всегда кричал: «Убиваю без ненависти!» Это обезличивание убийства имело место и на республиканской стороне. Вожак НКТ Давид Антона говорил, что «пули, отнимавшие жизнь у офицеров в казармах Монтана, убивали не людей, а целую общественную систему».

Людей поощряли растворять личность и индивидуальную ответственность в общем деле, обладавшем мистической, даже сверхчеловеческой аурой. Карлистам-«рекетес» внушали, что каждый убитый красный на год сократит срок пребывания убийцы в чистилище; можно было подумать, что христианское воинство снова вышло на бой с маврами. Именно эта дегуманизация делала войну такой ужасной, хотя свою роль играли и современное оружие, и тактика террора против гражданского населения.

Разрушение Герники стало признанным во всем мире символом нового ужаса, однако еще больше леденят душу подлинные мотивы нацистской военной кампании в Испании. До сих пор не прекращаются дебаты об относительной действенности и своевременности иностранного вмешательства с обеих сторон во время войны. Но все споры о точном количестве самолетов, танков и военных советников остаются на периферии главной тематики. Очень многое зависело от стандартов подготовки и от качества вооружений. К примеру, не вызывает сомнения, что немецкие летчики и самолеты значительно превосходили советских противников, что получило выразительное подтверждение в июне 1941 года, когда люфтваффе менее чем за двое суток уничтожило более 2 тысяч советских самолетов, по большей части на их аэродромах. Велик был и вклад итальянцев в победу Франко, но производившиеся ими наугад бомбардировки и общая недостаточная надежность сильно снижала их военный потенциал.

Гражданская война в Испании, как сразу поняло нацистское правительство, предоставляла блестящие возможности для испытания вооружений и тактических приемов. Красная армия тоже разглядела эти возможности, но из-за сталинской военной ортодоксии, утвердившейся после казни маршала Тухачевского, не смогла использовать их в полную силу. Зато германский легион «Кондор» педантично рапортовал о результатах применения новых систем оружия. Например, его эскадрильи обнаружили, что во время наступления чрезвычайно эффективной является атака на бреющем полете неприятельских траншей сразу после завершения артобстрела, когда республиканцы переставали прятаться, а атакующая пехота националистов преодолевала последние сотни метров. Атаковались также позиции неприятельской артиллерии для предотвращения ответного огня, удары бомбардировочных звеньев были направлены против участков построения и против тыловой связи в целях предотвращения выдвижения подкреплений.

Что касается тактики действий истребителей, то в боях над Эбро эскадрильи «Мессершмиттов» люфтваффе отказались от традиционного V-образного построения. Истребители стали действовать попарно – тактика, которую вынужденно переняли истребители британских Королевских ВВС спустя два года, в Битве за Британию. Но, пожалуй, самым сильным психологическим оружием, опробованным легионом «Кондор» в Испании, стали «Юнкерсы-87» («Штука»). В ходе Арагонского наступления весной 1938 года легион «Кондор» бомбил города и деревни – в том числе Альбокасер, Арес-дель-Маэстре, Бенасаль и Вильяр-де-Канес, – а потом методично фотографировал результаты бомбардировок с воздуха и на земле, определяя зависимость разрушений от типа примененных бомб. Наибольший интерес вызывала точность попадания полутонных бомб, сброшенных самолетами «Штука». В Бенасале, на который сбросили девять таких бомб, увлеченно фотографировали тамошнюю большую церковь, от которой мало что осталось. Большую часть этой работы проводил майор граф Фуггер из старинного семейства аугсбургских банкиров[1068].