Царица амазонок - Энн Фортье

Надписи на стенах подтвердили мою догадку. Большинство из них были на неизвестных мне языках, но две оказались на английском. Одна была довольно длинной: «Те, кто может дать нам достаточно свободы, чтобы обрести немножко временной безопасности, не заслуживают ни свободы, ни безопасности». Вторая оказалась короче: «Нация овец порождает правительство волков».

Подойдя к поручню, тянувшемуся вдоль стены, я схватилась за холодный металл и попыталась подтянуться. Но не смогла. Когда-то я это делала, в детстве, вместе с Ребеккой играя в саду в амазонок, но потом… став взрослой, я с удовольствием прислушивалась к тем, кто утверждал, будто женщинам такое просто не дано.

Возвращаясь обратно через конюшню, я внимательно осматривала все вокруг, надеясь найти какие-то забытые вещи, что-нибудь, какой-нибудь маленький сувенир, который дал бы мне силу жить дальше. Но все исчезло. И я просто собрала горсть зерна, высыпавшего из порванного мешка для корма, и сунула его в карман.

Где теперь балтийский филиал союза сестер? Хотелось бы мне знать. И что случилось с Джеймсом? Исчез ли он в дыму пожара, как и прочие тайны дома амазонок?

Похолодев при воспоминании о кровавом завершении войны Резника с амазонками, я повернулась, чтобы выйти наружу. И тут заметила нечто, висевшее на гвозде рядом с дверью. Это была моя куртка. Изумленная, я сняла ее и внимательно осмотрела. И конечно же, в карманах обнаружила все то, что считала потерянным: мои деньги, паспорт (опять!)… и бабушкино письмо.

Усевшись на опрокинутую тачку, я там же, на месте, открыла конверт. Письмо было коротким, а неровные буквы заставляли предположить, что бабуля была уже довольно слаба, когда писала его.

Диана…

Сколько тебе теперь лет? Я пытаюсь представить тебя, но не могу вообразить, сколько времени тебе понадобится на то, чтобы меня найти. Я хотела еще раз поговорить с тобой, объяснить все, узнать, как ты поживаешь, но теперь уже слишком поздно. Катерина Кент говорит, что ты счастлива. Это меня утешает.

Я собираюсь передать тебе мой браслет с головой шакала, но не уверена, что хочу, чтобы ты стала амазонкой. Я просто хочу, чтобы у тебя был выбор. Слишком многим женщинам приходится взрослеть и жить без выбора. Мое самое главное желание – чтобы твоя жизнь была свободной. Всегда выбирай сама, не позволяй лишить тебя этого. И не позволяй другим убедить тебя в том, что выбор – не твое дело. Помни: храбрость возраста не имеет.

Я не знаю, где буду, когда ты это прочтешь, но если смогу, я найду тебя и кое-что шепну тебе на ушко. И первым делом вот что: никогда не сдавайся. В конце концов добро всегда одолеет зло.

С любовью,

Кара.

Сбросил с тела тогда Одиссей многоумный лохмотья,

С гладким луком в руках и с колчаном, набитым стрелами,

Быстро вскочил на высокий порог, пред ногами на землю

Высыпал острые стрелы…

…В горло нацелясь, стрелой поразил Одиссей Антиноя…

…Целясь, стрелял в одного жениха за другим непрерывно

В зале пространном своем. И они друг на друга валились.

Гомер. Одиссея

Оксфорд, Англия

Мокрые от дождя, дремлющие шпили города приветствовали меня с таким безразличием, словно я никуда не уезжала. Ноябрьский воздух был немного холоднее, чем три недели назад, когда началось мое приключение, и все вокруг выглядели чуть несчастнее, перебегая от здания к зданию под дождем с книгами в обнимку. А в остальном ничего не изменилось. Консьерж едва глянул в мою сторону, когда я остановилась в вестибюле, чтобы забрать свою почту.

– Привет, Фрэнк, – сказала я, извлекая содержимое своей ячейки и удивляясь столь малому количеству писем после столь долгого, как мне казалось, отсутствия. – Есть какие-нибудь новости?

Фрэнк потряс обвисшими щеками с фальшивым сочувствием:

– Вроде не припомню. Разве что сегодня обещали солнце, а не дождь. Но посмотрим. Ох… Чуть не забыл. – Он потянулся к доске объявлений, чтобы снять с нее какой-то листок. – Джеймс Моузлейн звонил вчера вечером. Просил вас срочно перезвонить. Он оставил номер.

Мы оба посмотрели на цифры, нацарапанные простым карандашом.

– Швейцария? – переспросила я, удивленно глядя на код страны.

Фрэнк пожал плечами:

– Он только сказал, что это важно. Вот. – Он протянул мне листок с недовольной гримасой, желая поскорее избавиться от ответственности. – Вы бы лучше позвонили ему прямо сейчас.

Кабинет профессора Ларкина встретил меня не более дружелюбно, чем вестибюль. Ощущение пыльного запустения висело в воздухе, а несчастные гуппи плавали в аквариуме животами вверх. Бросив почту на письменный стол, я первым делом отправилась в ванную комнату и спустила телефонный номер Джеймса в унитаз вместе с дохлыми рыбками. Немного успокоившись, я вернулась обратно, включила все лампы и налила воды в чайник, готовясь провести долгий день в борьбе с отчаянием и попытках вернуть в свою жизнь некую упорядоченность.

Выходные я провела в поисках своих родителей во всех пансионах Корнуолла и наконец обнаружила их в кафе-кондитерской в Фалмуте. Мы вместе поехали вечером обратно в Котсуолдс и всю дорогу говорили о бабушке. После восемнадцати лет упорного молчания родителей словно прорвало, и они обрушили на меня воспоминания, не зная, на чем остановиться. Вместе мы выяснили, что нам известно, и сложили это с тем, что я узнала в Финляндии. В итоге стало ясно, что бабушка была подавлена горем и тяготами жизни, но на деле оказалась куда сильнее и куда разумнее, чем они думали.

Будучи разбита душевно и измучена физически, я с удовольствием спряталась бы на некоторое время в доме родителей, в обновленном мире воспоминаний. Но я не могла вечно прятаться. Мне необходимо было встретиться со студентами, успокоить коллег, и сделать это надо было как можно быстрее.

Когда утренним поездом я ехала в Оксфорд, то отлично знала, что меня ждет, и надеялась сразу же окунуться в привычную рутину. Однако, сидя в вагоне, на своем привычном месте у окна, я вдруг поняла, что все вокруг странным образом изменилось: краски стали темнее, воздух был неподвижным… Даже голоса людей звучали иначе, в другой тональности.

Перед тем как уехать из Финляндии, я несколько раз пыталась дозвониться до Ника по второму из номеров его быстрого набора… Но в ответ услышала, что номер заблокирован. И что бы я ни делала, в ответ всплывало лишь короткое сообщение на арабском. Я не поняла слов, но смысл был очевиден: абонент недоступен.

Я металась по Корнуоллу в поисках родителей и в то же время заглядывала в каждое интернет-кафе, какое только попадалось мне по дороге, надеясь найти номер прямой связи с офисом Фонда Акраб в Дубае. Наконец я нашла его и записала в блокнот, намереваясь позвонить туда из Оксфорда.