Муж и жена - Уилки Коллинз

Я опять пошла в городской суд и рассказала мою историю — теперь другому мировому судье. Я молила только об одном: пусть сделают так, чтобы мой муж оставил меня в покое.

«Я не хочу никого обременять, — сказала я. — И поступать хочу только как положено. Я даже не жалуюсь на то, как безжалостно меня использовали. Я прошу лишь об одном: позвольте мне честно зарабатывать себе на жизнь. Неужели закон не в состоянии дать мне такую возможность?»

Суть ответа сводилась к следующему: закон в состоянии защитить меня, но я должна заплатить за то, чтобы более высокий суд разрешил мне расстаться со своим супругом. Выходит, сначала закон позволяет моему мужу в открытую ограбить меня, забрать единственную мою собственность — мебель, а потом, когда я взываю к нему в постигшей меня беде, он не бросается мне на помощь, а протягивает руку — плати! Все мои сбережения составляли три с половиной шиллинга, а заработай я больше, явится муженек и с разрешения закона все у меня заберет — хороша перспектива! У меня оставался только один выход — выиграть время, чтобы как-то устроиться и снова от него сбежать. На месяц я от него освободилась, подав на него в суд за побои. Мировой судья (молодой и неопытный) не стал его штрафовать, а посадил за решетку. Я за это время взяла в клубе рекомендацию, а также рекомендательное письмо от благочестивого мистера Бэпчайлда. Эти бумаги помогли мне найти место домашней работницы в семье — на сей раз в загородном доме.

Наконец-то я оказалась в тихой гавани. Меня окружали достойные, добросердечные люди, они сочувствовали моей беде и были ко мне в высшей степени снисходительны. И правду сказать, сколько на мою долю выпало невзгод, а одно оставалось постоянным. Я заметила, что, когда человек попадает в беду, другие часто проявляют к нему истинное сострадание. И еще — люди почти всегда видят, какие плохие, жестокие, неправедные дела вершатся в стране, процветанию которой они помогают. Но предложи им не сидеть сложа руки и не ворчать, а перейти от слов к делу, восстановить порядок — и что же? Они окажутся беспомощными, как стадо овечек, — вот что.

Прошло больше шести месяцев, и мне удалось снова отложить небольшую сумму.

Как-то вечером, когда мы уже собрались ложиться, громко зазвенел колокольчик. Дверь открыл лакей, и в холле я услышала голос мужа. Он разыскал меня, ему помог знакомый полицейский; и пришел, чтобы заявить о своих правах. Я предложила ему все свои скромные сбережения, лишь бы он оставил меня в покое. Его попробовал урезонить мой добрый хозяин. Все бесполезно. Он ничего и слышать не хотел, только вовсю буянил. Если бы не я убежала от него, а он от меня, может быть, какая-то возможность защитить меня и была (так мне объяснили). Но он клещом вцепился в жену. Тянул из меня жилы, пока я могла заработать хотя бы фартинг. Я его жена и не имею права оставлять его; я обязана идти туда, куда идет мой муж; и нет мне от него спасения. Я простилась с хозяевами. Их доброту я помню и по сей день.

Муж увез меня в Лондон.

Пока были деньги, он знай себе пьянствовал. Кончились — пришел черед побоев. Как избавиться от этой напасти? Одно средство — снова сбежать от него. И почему я не упрятала его под замок? Хотя какой смысл? Через месяц-другой выпустят; заявится трезвый, с покаянной головой, будет божиться, что исправится, — до следующего запоя; а там снова буйный дикарь, какой до смерти надоел. Сердце у меня исстоналось — неужто положение мое такое безнадежное? Мрачные мысли одолевали меня все чаще, особенно по ночам. Я начала говорить себе: «Избавить меня от этих мук может только смерть — его или моя».

Бывало, после наступления темноты я выходила на мост, стояла и смотрела на воду. Нет. Я не из тех женщин, которые сводят счеты с жизнью подобным образом. Кровь должна пениться в жилах, голова охвачена пламенем, — так я себе это представляю, — тебя так и тянет туда, одним махом разрубить все узлы. Но мои беды никогда на меня так не действовали. Они не разжигали мне кровь, а наоборот, леденили. Смею сказать, хорошего тут мало; но уж какая есть. Горбатого могила исправит, барсу не дано переменить пятна свои.

Я еще раз сбежала от него, еще раз нашла хорошую работу. Как, где — не важно. Весь мой рассказ — перепев одной и той же песни. Так что лучше поближе к концу.

На сей раз, правда, было кое-что новенькое. Я устроилась работать не в семью. К тому же в свободное время мне позволили обучать кулинарному искусству молодых женщин. Это было мне крепким подспорьем, да и муж отыскал меня здесь не скоро, поэтому дела мои на этом месте шли — о лучшем нечего и мечтать. После работы я уходила ночевать в свое жилище. У меня была лишь своя спаленка; я сама обставила ее — отчасти из экономии (за меблированную комнату пришлось бы платить вдвое дороже), а отчасти для большего порядка да чистоты. Беды бедами, а я всегда любила, чтобы вокруг меня был порядок — чисто, аккуратно и хорошо.

Чем все кончилось — и так ясно. Он снова меня отыскал — в этот раз меня угораздило столкнуться с ним на улице.

Он был в лохмотьях, полуголодный. Но тут сразу воспрянул духом. Еще бы — сунул руку мне в карман и взял оттуда все, что ему надо. В Англии на плохого мужа нет управы, он волен измываться над женой, как хочет, если только сам не убежит от нее. Сейчас у него достало хитрости понять, что, если он сорвет меня и с этой работы, в проигрыше будет прежде всего он сам. Какое-то время все шло более или менее гладко. Я сделала вид, что работы у меня невпроворот; и сбегала из дому (потому что, честно признаюсь, видеть не могла его ненавистную рожу), чтобы поспать где-нибудь на работе. Но на долго его не хватило. Пришло время очередного запоя; и он явился и учинил скандал. Как и раньше, порядочным людям такое пришлось не по вкусу. Как и раньше, им было жаль со мной расставаться. Как и раньше, место я потеряла.

Наверное, другая женщина от всего этого лишилась бы рассудка. Пожалуй, на волосок от того, чтобы потерять рассудок, была и я.

Когда я взглянула на него той ночью, забывшегося в пьяном сне, я подумала об Иаиль и Сисаре (смотри Книгу Судей; глава 4; стихи с 17 по 21). Иаиль, сказано там, «взяла кол от шатра, и взяла молот в руку свою, и подошла к нему тихонько, и вонзила кол в висок его так, что приколола к земле; а он спал от усталости — и умер». Она совершила это, чтобы избавить свой народ от Сисары. Окажись в ту ночь в комнате молот и кол, я, наверное, поступила бы, как Иаиль, с той разницей, что избавление я принесла бы себе самой.

К утру от этих мыслей не осталось и следа — на время. Я пошла к адвокату.

Большинство людей на моем месте уже изверились бы в законе. Но я из тех, кто пьет чашу до дна. Адвокату я сказала примерно следующее.

«Я пришла испросить вашего совета об одном сумасшедшем.

Как я понимаю, сумасшедшие — это люди, утратившие власть над собственным мозгом. Порой вследствие этого у них возникают приятные галлюцинации; порой же они совершают деяния, ведущие к пагубным последствиям для других или для себя. Мой муж полностью утратил власть над собой из-за неукротимой страсти к крепким напиткам. Его нужно удерживать от спиртного, как других сумасшедших от попыток покуситься на собственную жизнь или жизнь окружающих. Он начинает буйствовать и не властен над собой, точно как и сумасшедшие. Для них есть лечебницы по всей стране, вполне доступные, если выполнишь кое-какие условия. Я готова их выполнить — избавит ли меня закон от прискорбной обязанности быть женой сумасшедшего, чье сумасшествие заключено в пьянстве?»