Муж и жена - Уилки Коллинз

Есть ли другой выход? Да, принять предложение Джулиуса. Другими словами, расстаться с мечтой отомстить Анне, отказаться от прекрасного будущего, которое все еще предлагала ему верная миссис Гленарм.

Ни за что! Надо вернуться к книгам. Он не прочитал их до конца. Вдруг на непрочитанных страницах он найдет какой-то скрытый намек, и его непроворный мозг сразу заработает в нужном направлении? Избавиться от нее так, чтобы не вызвать подозрений ни у одного живого существа, в доме или за его пределами, может быть, найти такой способ все-таки удастся?

Способен ли человек, занимающий такое положение в обществе, мыслить столь чудовищным образом? Может ли он вести себя столь безжалостно? Ведь наверняка мысль о том, что он намеревался совершить, ни на секунду не давала ему покоя!

Остановимся на мгновение — вспомним события из его недавнего прошлого.

Испытывал ли он угрызения совести, когда в саду в Уиндигейтсе замышлял предать Арнольда? Бог не наградил его способностью испытывать угрызения совести. И его теперешнее поведение естественно проистекает из поведения тогдашнего. На сей раз соблазн, куда более серьезный, толкает его к более серьезному преступлению. Устоит ли он? Он умеет искусно грести (как сказал сэр Патрик), проворно бегать, вынослив и показывает поразительные результаты в других физических упражнениях, но поможет ли ему все это одержать чисто духовную победу над собственным эгоизмом, собственной жестокостью? Нет! Он пренебрег развитием своего духа, души — чему негласно потворствовало столь популярное в наши дни поклонение золотому тельцу — и оказался во власти худших в нем инстинктов, самых низменных, гнусных и опасных элементов, входящих в состав, называемый человеческим естеством. У большинства ему подобных это не повлекло за собой неслыханный вред лишь потому, что на их пути не встретился неслыханный соблазн. А с Джеффри вышло иначе. На его пути неслыханный соблазн встретился. И с чем же он пришел к этой встрече? Он пришел к ней в том единственном состоянии, какое может быть у человека с его жизненным багажом, столкнувшегося с любым соблазном, — а именно, человеком беззащитным во всех смыслах этого слова.

Джеффри вернулся в коттедж. Служанка остановила его в коридоре и спросила, когда он желает поужинать. Вместо ответа он сердито спросил, где миссис Детридж. Оказалось, что миссис Детридж еще не вернулась.

Было далеко пополудни, а она ушла из дому рано утром. Такого никогда не случалось. Туманные подозрения, одно кошмарнее другого, окутали его мозг. Когда он изрядно выпил и у него начался жар, он (так сказал ему Джулиус) какое-то время бредил. Может, в этом состоянии он что-то выболтал? И это услышала Эстер? Не этим ли объясняется ее долгое отсутствие, уведомление о необходимости освободить жилье? Он решил — не показывая ей, что он ее в чем-то подозревает, — рассеять эти сомнения, как только домовладелица вернется.

Наступил вечер. Колокольчик зазвонил, когда часы уже пробили девять. Пришла служанка — за ключом. Джеффри поднялся, чтобы открыть калитку самому, но в последний момент передумал. Она (скорее всего, по ту сторону калитки стоит именно Эстер), в свою очередь, может что-то заподозрить, если калитку вместо служанки откроет он. Он отдал девушке ключ и скрылся из виду.

«Устала до смерти!» — сказала себе служанка, разглядывая хозяйку при свете фонаря над калиткой.

«Устал до смерти!» — сказал себе Джеффри, с подозрением наблюдая за Эстер, когда та прошла мимо него по коридору наверх, чтобы снять шляпку в своей комнате.

«Устала до смерти!» — сказала себе Анна, встретив Эстер на втором этаже и взяв у нее письмо от Бланш, которое хозяйке коттеджа передал почтальон, встретивший ее у калитки.

Передав Анне письмо, Эстер Детридж удалилась в свою спальню.

Затворив за собой дверь гостиной, в которой горели свечи, Джеффри перешел в столовую, где света не было. Дверь он оставил приоткрытой и стал ждать хозяйку — перехватить ее, когда она пойдет в кухню ужинать.

Эстер устало заперла дверь, устало зажгла свечи, устало положила на стол перо и чернильницу. После этого ей пришлось несколько минут посидеть, собраться с силами, отдышаться. Придя в себя, она сняла верхнюю одежду. Потом вытащила из потайного кармашка в корсете рукопись, озаглавленную «Моя исповедь», как и в прошлый раз, открыла последнюю страницу и под записанным вчера сделала новую запись.

«Утром я уведомила его о том, что он должен освободить жилье, и предложила вернуть ему деньги, если он настаивает. Он отказался уезжать. Он уедет завтра, или я подожгу крышу над его головой. Весь день я избегала его, пришлось даже уйти из дому. Душа моя не ведает покоя, сон не смыкает мне веки. Я смиренно буду нести свой крест, пока у меня хватит сил».

После этих слов ручка выпала из ее пальцев. Голова склонилась на грудь. Она испуганно вздрогнула. Сон — этого врага она страшилась: во сне ее мучают кошмары.

Отомкнув ставни, она выглянула во тьму. Сад был залит умиротворяющим лунным светом. Ясные глубины ночного неба успокаивали, радовали глаз. Но что такое? Почему все меркнет? Набежали облака? Погасли звезды? Нет! Она снова чуть не заснула. Эстер второй раз испуганно встряхнулась. Все в порядке — сад, как и прежде, залит ярким лунным светом.

Кошмары или не кошмары, но усталость берет свое, и сопротивляться ей нет смысла. Эстер закрыла ставни и легла в постель; свою «Исповедь» она положила туда, куда обычно клала на ночь, — под подушку.

Она оглядела комнату — и поежилась. В каждом углу таились жуткие воспоминания прошлой ночи. А что, если она, проснувшись от пытки ночного кошмара, увидит у своей постели наводящее ужас Привидение? Неужели нет никакого средства? Ничего, что могло бы счастливо оградить ее от всего этого и позволить ей мирно почивать? В голове мелькнула мысль. Правильная книга — Библия. Если под подушку положить Библию, все-таки есть надежда, что удастся провести ночь в мире и покое.

Она уже сняла халат и корсет, надевать их совсем не обязательно. Она закутается в шаль, вот и все. И свечу брать незачем. В этот час ставни окон первого этажа должны быть еще открыты; а если и закрыты, она найдет Библию и в темноте — на книжной полке в ее комнатке.

Из-под подушки она вытащила свою «Исповедь». Она брала ее, даже если выходила из комнаты всего на минуту, — ничего не могла с собой поделать. Сложив рукопись и спрятав ее в руке, она снова пошла вниз по лестнице. Колени ее дрожали. Свободной рукой приходилось держаться за перила.

Джеффри наблюдал за ней из столовой. Вот она спустилась по лестнице… Он решил посмотреть, что она будет делать, а уж потом показаться и заговорить с ней. Но вместо того чтобы пойти на кухню, она замерла — и шагнула в свою комнатку. Опять подозрительно! Что ей там делать, без свечи, в такую темень?

Она подошла к этажерке с книгами: в лунном свете, втекавшем в окно, ее темная фигура была едва заметна. Эстер пошатнулась, приложила руку ко лбу; видно, у нее закружилась голова от утомления. Но она тотчас встряхнулась и взяла с полки книгу. Прислонилась к стене. Наверное, хочет передохнуть, прежде чем подниматься наверх, — слишком устала. Ее кресло стояло рядом. Конечно, если решила передохнуть минутку-другую, лучше сесть в кресло, чем стоять у стены. Она тяжело опустилась на сиденье, положила книгу на колени. Одна ее рука свесилась через ручку кресла; кажется, она что-то сжимала.