Бремя империи - Александр Афанасьев

– Иного выхода нет. Передай «Прибой»[171]нашим, они должны быть на подходе. Может быть, успеют…

– Мы с вами пойдем!

– Да что за… – старший Попейвода едва сдержал руку, хотел уже наградить своего младшего солидной затрещиной. Несколько раз глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул – старый, помогающий унять раздражение прием…

– Куда вы собрались, сидите тут, и все, вам сказано! Только вас там и не хватало! – говорить громко было нельзя, а шепотом получалось неубедительно, отчего старший Попейвода злился на младшего еще больше.

– Мы с вами пойдем, – упрямо повторил младший, – у нас две винтовки, мы их в бою, между прочим, взяли!

Старший Попейвода пожалел, что не отобрал винтовки вовремя. Хотя… военный трофей – это святое, даже у сына нельзя силком отбирать. Да и бесполезно с ним – не останется ведь здесь добром, сам пойдет, и соседский пацан тоже пойдет. Наделают делов, потом не расхлебаешь. Лучше уж у себя за спиной…

– Бать, ты ж меня учил, – почувствовав колебания в отце, умело додавливал младший.

– Бес с тобой, – сдался старший, – только тихо. Не стрелять, если мы не начнем, понял?

– Понял, батя…

– И еще, – старший наклонился к самому плечу младшего, – этот, с вами, он …

– Он нас сдать зараз мог, – твердо ответил младший, – возможности были, крикнул, и все. Не сдал….

– Горазд! – подвел итог отец. – Ты сказал. Присматривай за ним. И тихо мне делай, только услышу, потом на задницу не сядешь.

– Хорошо, батя… – пробурчал Попейвода-младший.

На сей раз шли уже перебежками, один за другим. Перемахнули забор – так, как это могут делать только казаки – как птицы, раз – и там, одним простым и сильным движением человека, с детства привычного взлетать в седло коня. На дворе Попейвода-старший показал рукой – залечь. Сам с двумя старшими казаками на подстраховке, зажав в руке обратным хватом нож, нырнул в черный зев лабаза – террористы не удосужились его закрыть…

Казалось, ничего не произошло – не мигнул весело горевший в окне свет, никто не заорал, не посыпалось серебристым водопадом разбитое стекло. Просто минуты через три Попейвода-старший вышел, махнул рукой пацанам – «ко мне». На плече у него уже висел легкий британский пистолет-пулемет – как и все британское оружие, по-идиотски сделанный, с магазином, вставляемым сбоку, а не снизу, как у людей

– У вас к вашим пукалкам патронов сколько есть?

– Две и у Мишки три – пять обойм, – за всех ответил Сашка.

– Добре. Добре, казаки. Теперь сюда слухайте. Их больше, чем нас, на порядок, сейчас врасплох взяли – но это ненадолго. Час у нас – не больше. В настоящем деле участвовать хотите?

Пацаны промолчали – да и говорить смысла не было. Вопрос для любого казака – риторический.

– За мной! Тихо!

Казаки уже суетились в лабазе – спускали с чердака, так называемой «подвалки», что-то тяжелое…

– Тяжелый, тварь… – сдавленно пробухтели сверху, – ты что, Петро, полегче ничего взять не мог?

– Что дали, то и взял. Поговори у меня! Зато этот ленту-двухсотку высадит – и не поперхнется. Осторожнее, не урони!

Сверху подали тяжелое, с длинным, заканчивающимся воронкообразным раструбом тело пулемета…

– Станок где?

– Левее смотри! Под тряпьем! Патроны все давай, их там двенадцать коробов быть должно!

Пулемет потащили дальше, к крайнему в станице дому Левы Косого – этот старый казачина, во время «замирения» потерявший глаз и ухо, давно уже умер, но дом так и звали «дом Левки Косого» – теперь там жили его сыновья. Сгибаясь под тяжестью коробок с патронами – а одна большая коробка с патронами ого-го весит, – пацаны семенили за взрослыми казаками: Петро Попейвода шел первым – разведка и прикрытие, двое тащили пулемет, станок к нему и другое раздобытое в бою оружие. Шли опять тем же путем – заброшенной тропинкой за домами. Идти было совсем ничего…

Казачьи станицы изначально строились так, чтобы одновременно быть и домом казакам и – при необходимости – укрепленным районом, что в годы замирения было совсем даже не лишним. Первой линией обороны был вал, система окопов, колючая проволока, а в некоторых крупных поселках – и система дотов с пулеметами. Сами казачьи станицы располагались так, чтобы господствовать над местностью и контролировать ее. Но если бы даже враг прорвал внешний периметр – вполне можно было организовывать оборону и на внутреннем: казачьи дома – курени, как их называли сами казаки, – стояли так, чтобы при необходимости стать второй линией обороны. А «дом Левки Косого» был хорош тем, что с него можно было простреливать улицу, и стоял он так, что был самой высокой точкой в станице.

Но принимать бой в станице было нельзя. Категорически. Ведь что такое станица? Плотная сельская застройка, к любому дому можно подойти относительно безопасно на расстояние не то что выстрела – на бросок гранаты подойдешь, и ничего. Их было шестеро – да, именно шестеро, потому что трое, по сути, еще пацанов, пусть и не принятых в казаки на круге, пусть среди них был один араб, – они смогли в оккупированной станице убить нескольких оккупантов, раздобыть оружие и продержаться до ночи. Такое не под силу многим взрослым. Но как бы то ни было – в условиях ближнего боя шестеро против тридцати – гарантированный проигрыш в любой ситуации.

А вот в другом случае…

Пулемет на открытой местности – стрелковая линия. Еще пара стрелков с винтовками – рядом, прикрытие. И еще – загонщики. Верней, не загонщики – а обреченные жертвы, которых надо догнать, притащить на аркане в село, поглумиться и зарезать. В отличие от русских и тем более холодно-рациональных немцев, арабы обычно люди эмоциональные, увлекающиеся. Сорвать их на погоню – очень легко. А потом, когда они выскочат из села – всей толпой на открытую, хорошо простреливаемую местность, – вот тут-то слово скажет пулемет.

Удивительно – но поставить часового на ворота они додумались всего одного. Для бывшего разведчика ВДВ – задача на один взмах ножом. Разжились не чем-нибудь, – а ручным пулеметом BSA и несколькими лентами к нему. Маневренный ручник и мощный станкач в связке – тем более хорошо. За валом окопы засыпали, но вал остался, частенько так говорили: «пошел за вал», «выйдем за вал» – это если морду набить, – казаки пошли уже не скрываясь, не опасаясь. Небо затянулось черными тучами, подувал легкий летний ветерок, серебристый свет тонкой, ущербной луны на время пробивал себе путь сквозь пелену облаков – но облака вновь смыкали ряды, и на землю наступала тьма…

И тут что-то вспыхнуло – далеко на горизонте, там, где высилась ломаная стена горных хребтов, отделявшая плодородную долину Бекаа от побережья Средиземного моря. Вспыхнуло высоко в небе – мертвенным белым светом, лучи которого были настолько ярки, что пробивали облака, подсвечивая их изнутри. Зрелище было величественное и страшное…