Аромагия - Анна Орлова

— Петтера, — в тон мне возразил Исмир.

— Что? — переспросила я, чувствуя, как сердце словно сорвалось в галоп. — При чем тут Петтер?!

— Думаю, вам лучше знать, — развел руками дракон, — отчего он неделю назад сдался хель, сообщив, что участвовал в заговоре.

— Но ведь он вам помогал! — запальчиво воскликнула я, сама не заметив, как вскочила на ноги. — Разве это ничего не значит?!

Исмир взглянул на меня снизу вверх и заметил устало:

— Вы полагаете, я об этом забыл?

Гнев поднялся во мне, как пена над джезвой с кофе.

— Тогда почему вы?.. — я не договорила, потому что Исмир посмотрел на меня, как родитель на капризное дитя, не желающее знать о пользе манной каши.

— Сядьте и успокойтесь! — резко велел дракон, и мне не осталось ничего иного, кроме как подчиниться его властному тону. — А теперь скажите, что я могу что-то изменить, если он сам признал вину?

— Нелепость! — я растерянно потерла лоб, пытаясь заставить себя собраться с мыслями. — Зачем ему это?

— Откуда мне знать? — поинтересовался Исмир утомленно. — Надо думать, мальчишка решил столь экзотичным способом покончить с собой.

— И вы, конечно, не имеете к этому никакого отношения! — горько усмехнулась я.

Исмир медленно повернулся ко мне. Сжатые челюсти, недобрый взгляд из-под нахмуренных бровей, резкий запах лимонной травы и мяты. Ледяная ярость.

— Мирра! — прорычал дракон. — Как вы смеете?

— Смею — что? — я усилием воли усидела на месте. Злость моя подступала к горлу комом, заставляла ронять колкие слова. — Признайтесь, что вы ему наговорили? Чем пригрозили? Это ведь такой удобный способ избавиться от соперника!

На мгновение мне показалось, что он меня ударит. Сдержался, отвернулся с явным усилием — как будто механизм на заржавевших шарнирах.

Долгую минуту мы молчали. Я тревожно взглянула на спящего сына, но сон его был по-детски крепок и безмятежен.

— Мирра, — наконец устало проговорил Исмир, прямо посмотрев на меня. Глаза его покраснели (надо думать, не только я не спала ночами), на скулах играли желваки. И холодно-лиственная кислинка петитгрейна — отчужденность. — Попробуйте хоть раз задуматься. Если бы я действительно собирался убить мальчишку, какой смысл был сообщать вам об этом заранее? Проще поставить перед фактом, когда приговор уже будет приведен в исполнение. Согласны?

Я нехотя кивнула, признавая, что несколько погорячилась.

— Простите, — заставила себя вымолвить я. — Я… я просто очень за него испугалась.

— Можете не верить, — подняв камушек, Исмир запустил им в воду и уставился на расходящиеся круги, — но я отлично помню, что мальчишка спас мне жизнь. Теперь я пытаюсь спасти жизнь ему, вот только он этого не хочет. И отрицает, что выступал против заговорщиков. Догадываетесь, почему?

Я сглотнула, от понимания пересохло в горле. Так вот к чему был тот цирк с разрывом! Вопреки всякой логике, с души моей словно упал здоровенный камень.

— Петтер считает, что должен понести наказание наравне со всеми, — заключила я. — Так велит ему… честь…

И от души прибавила несколько нецензурных эпитетов.

Спохватилась (что бы сказала бабушка!) и тут же обругала себя. Сколько можно цепляться за ее наставления? Давно пора научиться жить своим умом, не оглядываясь на других.

— Вот уж не подозревал, что вам известны такие слова! — заметил Исмир насмешливо.

— У меня были отличные учителя, — парировала я. Муж и свекор ничуть не стеснялись моего присутствия, да и сам Исмир, помнится, позволял себе весьма крепкие выражения.

— И что вы намерены делать? — тон дракона стал серьезным.

— Надрать уши одному глупому мальчишке, — решительно сказала я, вставая. — Надеюсь, за Валерианом кто-нибудь может присмотреть?

— Разумеется, — кивнул Исмир, поднимаясь. Гибко потянулся, заставив меня мимо воли им залюбоваться, и бросил небрежно: — Я уже обо всем договорился.

— Хм, — надо думать, спрогнозировать мою реакцию на это известие действительно было несложно. — Тогда… полетели?

— Полетели! — согласился он, отходя в сторону, чтобы сменить облик. А я отправилась одеваться и будить Валериана. Он ведь наверняка испугается, если проснется и не найдет меня рядом…

Полет на драконе совсем не походил на полет на самолете. Вместо ненадежной скорлупки, которой воздух играл, словно теннисным мячом, — спокойная уверенность и мощь, а ветер подчинялся, как хорошо обученный конь малейшему движению поводьев.

Вспомнилась наивная вера Петтера, что однажды люди сумеют покорить безбрежные небеса. В памяти всплыл прямой взгляд и отчаянное: «Почему люди не летают, как драконы?!»

Петтер! Схватившись за выступ перед собой, я попыталась представить, что ему скажу.

«Смерть не искупает ничего, Петтер. Это трусость, побег от проблем».

Это — правда, но вряд ли она его остановит. Тут нужно совсем иное…

Только сумею ли я произнести: «Вы нужны мне, Петтер»?

Теперь я понимала, как много он мне дал. Все эти годы рядом с Ингольвом мне недоставало мелочей: ласкового взгляда, бережного прикосновения, нежного аромата, — того, что другие сочли бы лишними сантиментами. А мне, аромагу, это было нужнее, чем воздух.

После смерти Фиалки я выстроила внутри плотину, не позволяя себе чувствовать в полную силу. Я пыталась сдержать, запереть свои чувства, раз уж не могла их уничтожить. И едва не сошла с ума, когда запруду наконец прорвало…

С высоты Ингойя походила на крепость из песка и камушков. Казалось, море вот-вот вспенится и слизнет с берега дело людских рук.

Надо думать, Исмир отлично знал, куда направляется. Он целеустремленно летел к площади Фроди[45], совсем неподалеку от городского суда. Приземлился у статуи Одина и сменил облик, едва я успела спрыгнуть.

Отчего-то Исмир был хмур, а при виде разношерстной толпы у входа в здание сжал зубы.

— Мирра, идите за мной и молчите, — велел он, беря меня за руку.

— Конечно, — согласилась я, уже понимая: что-то пошло не так.

Люди поспешно расступались перед Исмиром, а он шел, ни на кого не глядя. Да и я, натолкнувшись на несколько ненавидящих взглядов, предпочла опустить глаза.

Вот только от душного и тошнотворного запаха ненависти никуда не деться…

— Солнце? — знакомый голос заставил меня вздрогнуть и очнуться.

Стоящая у дверей Альг-исса смотрела на меня с сочувствием (разумеется, насколько оно доступно хель). Толпу сдерживали полицейские, но ледяные сочли необходимым усилить охрану — две дамы-хель переминались с ноги на ногу у входа. Должна признать, весьма разумно.