Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин

поподробнее — как вы писали. Нашим зрителям, — он улыбнулся в камеру. — наверняка будет интересно узнать о том, как проходит творческий процесс.

Я положил ногу на ногу.

— Всё начинается с идеи. Знаете, есть такие писатели, которые просто пишут ради того, чтоб писать. Это неправильно. В любое произведение должна быть заложена идея, помогающая человеку подняться над собой. Вот у меня, например, главный герой в самом начале книги возвращается из морального небытия, куда его повергли его старые проблемы, и…

— Очень интересно, Игорь Андреевич. Давайте поговорим о технической стороне вопроса. Насколько сложно пробиться в издательство с готовой рукописью?

— О, это очень сложно. Не все готовы взять на себя ответственность за развитие своих читателей…

— Как же вам это удалось?

— О, всё благодаря Майе, она написала рецензию и…

Свет померк. Студии больше не было, была маленькая кухня хрущёвки, с круглым столом, новенькой техникой и телевизором на подвесной полке. По нему шло какое-то ток-шоу. За столом сидел Алексей, Майя стояла у мойки, полоскала чашку. Рукопись лежала на столе.

— Как вы это сделали? — от любопытства Алексей подался вперёд.

— Я ходил с рукописью почти полгода. Сначала издательства футболили меня, а потом Ксения предложила вариант с рецензией. И снова пришлось ходить, на этот раз по авторам. Вы знаете, они не предоставляют адресов. Мне пришлось искать все контакты самостоятельно. И как зажрались наши писатели, я вам скажу! У каждого второго личный секретарь или литературный агент. Каждый первый считает, что не стоит тратить время на помощь коллеге. Унизительно…

— Очень! — согласился Алексей.

— Василевич я три дня караулил у подъезда, прежде чем она согласилась прочитать мой роман. Но она не стала. Прямо у подъезда прочла первую страницу и вернула мне рукопись. Потом Елизаров. К нему пришлось ехать за город, у него домик на речке, знаете? Полдня таскался с ним по лесу, слушал дурацкие советы по поиску опят, а рукопись он так и не прочитал. Пролистал и всё. Я, говорит, быстро читаю, а тут и так всё ясно.

После Елизарова я поехал к Вержбицкой. Встретились с ней в торговом центре, шум, гам… Она книгу-то всего в трёх местах открыла — на первой странице, на последней и в середине. Сказала, на такое никто ничего не напишет. Потом Романова, Шнейпель и Рокотов. Романова выставила меня за дверь, как блудливого щенка. За Рокотовым охотился месяца два, и единственное, чего удостоился — это взгляд. Не на рукопись, на меня. Презрительный взгляд. Шнейпель прочитал страниц 10 и выкинул мою рукопись в помойку у лавочки. В помойку, представляете?! Кто ему дал право так поступать с чужой собственностью!

Алексей покивал.

— А Майя… Это было самое изощрённое издевательство. Она дала мне надежду.

…Майю я без труда нашёл в соцсетях. Немного пообщался и изложил суть проблемы. Она согласилась встретиться со мной на следующий день, в торговом центре. Пришла, вся такая нарядная, улыбка до ушей, глаза добрые. Я ей поверил, понимаете? Поверил. Она взяла рукопись, пролистала, сказала, что непременно прочитает, но это займёт какое-то время, потому что ей ещё над своим проектом надо работать. Мы выпили кофе и она ушла.

Через полтора месяца позвонила. Сказала, что написала рецензию. И действительно, по почте конверт пришёл, толстый такой. Я ещё спросил, а чего на бумаге, а она сказала, что всегда на бумаге работает. Мы попрощались, я открыл конверт, а там… Она высмеяла всё моё произведение! Всё, каждую страницу, представляете? Письмо начиналось так: «Дорогой друг! С вашим талантом в эпистолярном жанре вам следовало бы родиться Гоголем, а лучше не родиться вообще. Ваше произведение изрядно меня повеселило, должна поблагодарить за такое забавное времяпровождение, но, боюсь, читатели не оценят юмора…»

У меня руки задрожали. Там было шесть страниц, на которых она высмеивала моих героев, мой сюжет и мою манеру письма и писала, как якобы нужно делать, как сделала бы она. На середине я не выдержал и позвонил ей, чтобы сказать, что я не обязан писать по её образцу и у меня есть своя точка зрения, а она рассмеялась и сказала, что с моим инфантилизмом мне впору снова садиться за школьную парту. И сбросила звонок.

Я дочитал рецензию и порвал. Ей не место было возле моей рукописи, в моём пространстве. И поехал к Майе. Я хотел только поговорить, просто поговорить…

Алексей сунул мне в руки стакан воды.

— Спасибо! — я сделал глоток и продолжил. — Я хотел просто поговорить. Она открыла не сразу, стояла на пороге в пижаме и с мокрыми руками. Сказала, что никого не ждёт. Не хотела впускать сначала. Но я прорвался. Сказал: нам нужно поговорить. Майя провела меня на кухню, она мыла посуду. Вода была открыта. Я сказал, что не согласен с её утверждениями, она предложила опровергнуть хотя бы парочку так, чтобы она не засмеялась. Я стал объяснять ей, а она не слушала. Мыла себе посуду и мыла. Вот как сейчас. Не отвечала мне. Я разозлился, схватил нож и… Я не хотел. Она меня вынудила. В ней было столько яда… На тумбочке у кухонной двери лежали три её книги, карманные томики. Переиздание. Она кричала, и я решил заткнуть ей ими рот. Чтобы её слова к ней же и вернулись.

— Вы запихнули ей в рот три книги?.. — будто не веря своим ушам, переспросил Алексей.

— Две. Третья не поместилась, — Майя поставила чашку на мойку и повернулась к нам. Разорванные щёки делали её ехидную улыбку втрое шире.

— Да, — подтвердил я.

Сначала мне показалось, что я оглох — такая тишина навалилась. Свет перед глазами померк, но через мгновение вернулся. Я сидел в студии. Десятки глаз смотрели на меня, не мигая. Я… Я что, рассказал всё это вслух?!

Первой очнулась Надя. Подбежала ко мне, села рядом.

— Вы что, не видите — ему плохо! Он просто бредит! Смерть Майи стала для Игоря большой утратой, и…

— Я не хотел… Она дала мне надежду — специально, чтобы потом растоптать… Она сама спровоцировала… Дала надежду… А потом ещё одну… Это ведь она, она тебя подослала, так? — я посмотрел на Надю. На Надежду.

— Что? Гош, ты о чём?

— Это всё ты. Это из-за тебя я здесь оказался, из-за тебя рассказал всё… — Я нащупал её руки. Что-то царапнуло меня по запястью. Она сжимала в руке нож.

— Гош, ты чего? — Надя улыбнулась.

— Ах ты…

Руки действовали сами. Надя захрипела, нож я решил на этот раз не вынимать. А то опять вернётся. Кто-то