Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

Тем временем в лаборатории за площадью Идельба и Пьяли работали в поте лица, практически ежедневно задерживаясь допоздна; Идельба всё больше и больше мрачнела, и, как показалось Будур, она пыталась скрывать свои тревоги, малоубедительно отшучиваясь.

– Обычные проблемы физиков, – отвечала она на все вопросы. – Мы пытаемся кое в чём разобраться. Сама знаешь, как увлекательны бывают теории, но это всего лишь теории. Ничего существенного.

Похоже, в мире все надевали маски, даже Идельба, которой это совсем не давалось, хотя она частенько в них нуждалась. У Будур не оставалось никаких сомнений, что на кону стояло что-то очень важное.

– Это что, бомба? – тихо спросила Будур однажды вечером, когда они запирали двери опустевшего здания.

Идельба колебалась лишь мгновение.

– Допустим, – прошептала она, оглядываясь вокруг. – Такая возможность не исключена. Так что, пожалуйста, никогда больше не заговаривай об этом.

В те месяцы Идельба так много работала, а ела, как и все в завии, так мало, что заболела и перестала вставать с постели. Это сильно её расстраивало, и, несмотря на мучительное течение болезни, она старалась изо всех сил как можно скорее подняться на ноги, и даже пыталась работать над вычислениями прямо в постели, без устали скрипя карандашом и щёлкая логарифмическими счётами, пока бодрствовала.

И вот однажды, когда Будур была в завии, Идельбе позвонили, и она поплелась по коридору и ответила на звонок, кутаясь в халат. Положив трубку, она поспешила на кухню и попросила Будур зайти к ней в комнату.

Будур пошла за ней, удивлённая спорости её движений. В спальне Идельба заперла дверь и начала складывать бумаги и тетради в матерчатую сумку для книг.

– Прошу, спрячь это, – взмолилась она. – Вряд ли ты сможешь уйти, тебя точно задержат и обыщут. Спрячь это где-нибудь в завии, только не у себя и не у меня, наши комнаты перевернут вверх дном. Они будут везде искать, не знаю, что посоветовать.

В её тихом голосе слышалось отчаяние; Будур никогда не видела её такой.

– Кто «они»?

– Не имеет значения, поторопись! Это полиция. Они уже в пути, иди.

Раздался звонок в дверь, и тут же повторился.

– Положись на меня, – сказала Будур и бросилась по коридору в свою спальню.

Она огляделась: комнату обыщут, возможно, весь дом обыщут, а сумка с бумагами была большой. Она окинула завию мысленным взором, гадая, не станет ли Идельба возражать, если ей удастся каким-то образом уничтожить документы – не то чтобы у неё на уме был какой-то конкретный план, возможно она смогла бы порвать их и спустить в унитаз, но она не знала, насколько важны бумаги.

В прихожую вошли люди, послышались женские голоса. Видимо, впустили только женщин-полицейских, чтобы не нарушать запреты завии на мужские посещения. Возможно, это был знак, но мужские голоса доносились с улицы, спорили со старейшинами завии, а женщины уже вошли; в её дверь громко постучали – похоже, решили начать с её комнаты, и наверняка с комнаты Идельбы. Будур перекинула сумку через шею, забралась на кровать, потом на железное изголовье, потянулась вверх, держась за стену, сдвинула панель навесного потолка и, оттолкнувшись ногой, как в танцевальном па, коленом от стыка двух стен, забралась в отверстие и оказалась в потолке над стеной шириной в пару футов. Усевшись на неё, она тихонько задвинула панель на место.

Потолки в старом музее были очень высокими, со стеклянными потолочными окнами, которые теперь стали почти непрозрачными от пыли. В полумраке она видела далеко поверх галерейных потолков комнат, коридоров, лишённых потолка, – на большом расстоянии и во всех направлениях, настоящие стены. Это было весьма сомнительное укрытие: если сюда додумаются заглянуть, её заметят с любого места.

Верхние части стен представляли собой деформированные деревянные балки, прибитые к каркасу здания и поверх облицовочных панелей, как парапет. Каждая стена представляла собой две панели, совершенно не изолирующие шум, закреплённые по обе стороны от каркаса; между ними наверняка были пустоты – главное, чтобы у неё получилось поднять хотя бы одну из верхних балок.

Она опустилась на четвереньки, закинула сумку за спину и поползла по пыльным балкам в поисках бреши, держась подальше от коридоров, где её могли обнаружить, просто задрав голову. Отсюда всё здание казалось ветхим, сколоченным наспех, и верно, вскоре она нашла уголок на стыке трёх стен, где одна балка была спилена коротко. Щель оказалась слишком узкой, чтобы вместить сумку целиком, но бумаги туда вполне могли влезть, и Будур стала быстро запихивать их внутрь, пока сумка не опустела, а под конец бросила туда и саму сумку. В случае досконального обыска тайник был не идеален, но лучше этого она ничего сейчас не могла придумать и в целом осталась довольна своим решением; но если её саму найдут здесь, под крышей, всё будет кончено. Она поползла обратно, тихо, как мышка, слыша голоса снаружи своей комнаты. Им достаточно будет встать на изголовье кровати и отодвинуть потолочную панель, чтобы увидеть её. Судя по звукам, в ванной комнате было пусто, и она повернула в том направлении, ободрав колено о гвоздь, чуть приподняла панель, заглядывая внутрь – пусто; отодвинув панель в сторону, она повисла на балке и спрыгнула, больно ударившись о кафельный пол. Стена осталась испачкана пылью и кровью; колени и ступни тоже были в пыли, а ладони выдавали её, как рука Каина. Она отмыла грязь в раковине, сняла с себя джебеллу и убрала её в стирку, достала из шкафа чистые полотенца и, смочив одно из них водой, отмыла стену. Панель в потолке всё ещё была отодвинута, но в ванной не было стульев, ей не на что было встать, чтобы задвинуть её на место. Выглянув в коридор (громкие голоса, споры, возмущённый голос Идельбы, но никого не видно), она метнулась через коридор в спальню, схватила стул и побежала обратно в ванную, приставила стул к стене, забралась на него, осторожно ступив на спинку, потянулась и задвинула потолочную панель на место, защемив пальцы. Выдернув их из щели, она задвинула панель до конца, спустилась на пол, чуть не опрокинув стул, скользнувший вместе с ней по плитке. Стук, грохот, поймала равновесие, снова оглянулась по сторонам и услышала приближающиеся споры; она убрала стул на место, вернулась в ванную, забралась в душ и принялась намыливать колени, терпя пощипывание в ранах. Она тёрла и тёрла себя мылом, пока не услышала голоса за дверью. Наспех смыла пену, вытерлась и завернулась в большое полотенце, когда в комнату вошли женщины, две из которых были в военной форме, похожие на солдаток, которых Будур видела давным-давно на вокзале Тури. Она постаралась принять испуганный вид и вцепилась в полотенце на своём теле.

– Вы Будур Радван? – требовательным тоном спросила одна из полицейских.

– Да. Что вам нужно?

– Поговорить с вами. Где вы пропадали?

– Что значит – где? Вы прекрасно видите, где! Что всё это значит, зачем я вам нужна? С какой целью вы здесь?

– Мы хотим поговорить с вами.

– Сейчас я оденусь, и тогда мы поговорим. Я ведь ничего не нарушила? Я могу одеться перед разговором со своими соотечественницами?