Бар «Безнадега» - Мира Вольная

Я вижу капельки испарины сквозь маску собаки на высоком лбу, чувствую, как дрожит воздух от наполняющего его ада.

Сука отрывисто воет и будто сжимается в миг, как будто скукоживается, становится меньше. Собачья морда полностью прячет под собой черты лица Куклы. Течет бурой краской с шеи на подбородок, пачкает губы, переползает на щеки и нос, затягивает лоб и волосы. Тело подо мной стремительно худеет. С хрустом и треском становится на место сломанная лапа, зарастает со свистящим бульканьем рана на боку, втягивая назад все, что исторгла из себя. Голова Эли дергается, откидывается назад, глаза невидяще смотрят в потолок. Я подаюсь к ней, готов все бросить и вытащить Громову отсюда, вышвырнуть.

- Нет, - рычит Лис не своим голосом.

На тонких руках напрягаются мышцы, проступают вены, белеют от напряжения пальцы, Эли с силой притягивает себя назад к твари. Хрустят ее позвонки, словно ломаясь. Этот звук отдается и звенит у меня в голове громом и криком.

Я рычу, стискиваю руки и ад сильнее.

Придушу чертову тварь и дело с концом, и плевать, что потом будет с этим храмом, со мной, с долбанным зданием на севере задыхающегося от смога и пороков Вавилона.

На маске Элисте опять разрастаются буро-зеленые пятна, скрадывая оскал и заставляя Громову задыхаться. Кажется, что в ее теле натянута и звенит каждая мышца, горько-сладкий ад вьется у моих ног, вокруг.

Давай же, Лис.

И Громова будто слышит. Срывается с губ тихое, утробное рычание, поднимается из ее груди и замирает под потолком, маска пса начинает обретать краски, становится плотнее, острый, длинный язык скользит меж призрачных зубов, будто облизывается.

И тело Алины в другом углу словно танцует, то вскидываясь, то оседая назад. Глухие звуки ударов, шорох ткани, беспрерывное клацанье челюсти – все раздражает неимоверно.

Я готов на все наплевать и прекратить это, потому Элисте вдруг каменеет, ее собака теряет краски, а чернота в венах медленно снова начинает отступать под натиском Ховринки.

Громова кривится, злится, шипит что-то сквозь зубы.

Я щелкаю пальцами, ломая шею трупу в углу, слышу внутри сдавленный, жалобный стон из смешанных голосов, но не обращаю на него внимание. Мне достаточно того, что тварь подо мной сжалась и замерла, застыла так же, как Эли. Но проходит не больше мгновения, и она с рычанием, яростью и невероятной мощью пробует вырваться, выползти, достать сразу нас обоих: и меня, и Громову, будто не может определиться.

Гребаная хрень.

Ничего, тебе не долго осталось. Я засуну тебя туда, откуда не возвращаются даже боги, главное, чтобы у Элисте получилось вытащить из тебя ведущую собаку, главное, чтобы забрала потом тело и души, чтобы ты не смогла дотянуться до них, даже если бы захотела. Я порву все связи. Я знаю, чувствую, что от связи с заброшкой осталась лишь тонкая нить, не больше волоса толщиной.

Момент, когда все меняется, проходит почти незамеченным. Вот сука еще сопротивляется, еще пробует вырваться, а в следующий миг ад Элисте становится таким густым и плотным, что на несколько ударов сердца перекрывает свет и заставляет замереть и потухнуть пламя оставшихся свечей. Маска гончей на лице Лис, скалящаяся, тощая, жилистая, затягивается обсидиановым дымом, и по телу эгрегора прокатывается спазм. Он валится вперед, потому что лапы перестают его держать, громко и надсадно хрустят позвонки шеи, голова, все еще зажатая в руках Громовой, теперь неестественно выгнута, затылок чуть ли не касается шеи. Из раскрытой пасти с шипением выходит воздух, тело медленно меняется: как будто девчонка вылезает из туловища уродливого пса. И я больше не вижу нити, протянувшейся от Ховринки к Элисте, кажется, что между ними лишь воздух.

- Ты больше никого не убьешь, не заберешь ни одну душу, ты умрешь здесь, - Элисе разжимает пальцы, и голова Куклы ударяется о пол с глухим стуком. Слова звучат низко, чужим утробным голосом, скрипучим шелестом и совершенно безразлично.

- Я забрала достаточно. Мне хватит того, что есть, - хрипит в ответ создание, не пытаясь даже приподняться, чтобы посмотреть на Громову. – Пес уже не имеет значения.

Она скукоживается все сильнее и сильнее, втягивает в себя гнилую суть. Еще миг, и я понимаю, что прижимаю коленом к полу тело недособирательницы. Элисте опускается следом за ней, тоже стоит на коленях, руки опущены вдоль тела

- Ты умрешь здесь, - повторяет Лис, взгляд пустой. Громова смотрит на Куклу, но не видит ее, вряд ли что-то чувствует. – Превратишься в то, чем и была когда-то: в тлен. Забьешься пылью в углы храма и будешь ждать, когда тебя выметут. Чувствуешь, как свет впивается в тебя, как пьет, как терзает? Это только начало.

- Это мы еще посмотрим, - Кукла поворачивает голову вбок, по ее губам расползается улыбка. – Ты уже моя, вы все мои. Ты, - недособирательница косится на меня, - ублюдок, тоже. Вы все…

Я переношу свой вес на колено, заставляя Куклу заткнуться, и легко толкаю Лис в грудь, заставляя отклониться.

- Лис, приди в себя, - толкаю ее еще раз, - тебе пора.

Призрачная маска в ответ скалится на меня, рычит, но чернота ада становится бледнее – уже не едкий дым, а серый туман.

- Эли, возьми ее под контроль, - я тянусь к ней своей сутью, наблюдаю, как тьму в глазах сменяет привычный индиго.

- Беги-беги, я тебя еще достану, - шипит Кукла.

- Аарон?

- Уходи, Лис, - киваю уверенно, тороплю ее, потому что, эгрегор почти закончил трансформацию: лапы все еще лапы, а хвост все еще хвост, но это ненадолго. И я не хочу, чтобы Элисте была здесь, когда Кукла полностью обретет форму. – Ну же!

- Давай, оставь его так же, как он оставил когда-то тебя! – выплевывает Ховринка. – Ты ведь ненавидела его тогда, ты ведь все еще помнишь эту ненависть. Отомсти!

- Аарон, она…

- Я знаю, Эли, уходи!

Громова дергается, сбрасывает с себя оцепенение и поднимается на ноги, ее шатает, движения скованные и напряженные, будто тело не подчиняется. Но уже через несколько секунд она поднимает на руки Алину.

- Вернись ко мне, - произносит едва слышно.

- Да, - киваю, и Лис мерцает. Как раз вовремя. Потому что Кукла подо мной орет в ярости, дергается и отшвыривает меня в другой конец храма. Удар о стену такой силы, что у меня вышибает воздух, а по стене ползет трещина, дождь из осколков витража впивается в лицо, плечи и крылья.

- Думаешь, я не достану ее? – сплевывает Кукла. Она оказывается рядом прежде, чем я успеваю сделать вдох. Полностью собралась. Стоит напротив и почти напоминает человека, только ползают под кожей личинки, изо рта вместе со словами вырывается жужжание. Она моргает, и из-под правого века на миг показывается и исчезает крыло мухи.

- Не достанешь, - киваю и от души бью тварь по морде. Не надо было ей ко мне подходить, не надо было трогать Лис, Дашку, меня. Особенно меня.