Ледяная трилогия - Владимир Сорокин

– Что с тобой? – спросила Лиз. – Ты спишь одетой. Устала?

– Да… – пробормотала Ольга, садясь на кровати.

– Попить хочешь?

– Хочу. – Ольга хотела провести ладонью по лицу, но почувствовала в кулаке бумажку.

Вспомнила Вольфа, его рассказ, белую дверь… Сжала кулак с бумажкой сильнее. Лиз вернулась с пластиковым стаканчиком, протянула. Ольга отпила. Ледяная вода приятно освежила.

– Пойдем ко мне? – шепотом предложила Лиз. – Розмари ушла к своей шотландке, теперь у нас с тобой просторное ложе…

– Знаешь, Лиз, я чего-то устала, – ответила Ольга, ставя стакан на полку и слезая с кровати.

– А я тебя взбодрю, киса. – Лиз нежно взяла Ольгу за грудь. – Ты пальчик поранила? Пальчик у кисы болит? Дай поцелую пальчик…

– Лиз, давай не сегодня.

– Что, месячные?

– Нет. Просто я реально устала и спать хочу.

– Точно? – Лиз обняла Ольгу за талию.

– Абсолютно! – усмехнулась Ольга и зевнула.

– Ну, ладно. Тогда спи, зайка… – Лиз поцеловала Ольгу в щеку, повернулась, пошла к себе.

Раздеваясь, Ольга смотрела ей вслед. С Лиз у Ольги ничего не было, кроме нежности. Это случилось как-то само собой, но инициативу проявила Лиз. У нее до Ольги были женщины. У Ольги же до Лиз в университете была сильная влюбленность в преподавательницу современной истории по имени Леонора, высокую, полную, добродушную и очень спокойную женщину. Ольга влюбилась неожиданно и сильно. До этого у нее был парень, сделавший ее женщиной, роман с которым длился почти год и благополучно сошел на нет. Потом был еще один парень, совсем недолго. Но в Леонору Ольга влюбилась сильно. Кончилось это крахом – Леонора не поняла и не приняла. Ольга перестала ходить к ней на лекции, но историю все-таки сдала… В университете Ольга так больше никого и не встретила. Потом за шесть лет у нее было два романа. Последний мужчина ей очень нравился, но он был женат и сделал выбор в пользу семьи. А после… после был только ледяной молот.

Подождав, пока Лиз уляжется, Ольга пошла в туалет. После отбоя это было единственное освещаемое место. Она вошла, ополоснула лицо, покосилась на камеры наблюдения: одна в левом углу, другая в правом. Шесть кабин, открытых сверху, чтобы все было видно. Какую выбрать? В какой можно укрыться от камер? Полоща рот, поняла – в четвертой от входа. Низ там точно не виден…

Ольга вошла в четвертую кабину, стянула трусики, села на унитаз. Поднатужилась, выдавила струйку мочи. И потихоньку разжала кулак. На ладони лежала тонкая полупрозрачная калька, исписанная бисерным почерком. Ольга осторожно развернула ее, стала разбирать микроскопический почерк Вольфа:

Не обращаюсь к Вам по имени по причине безопасности.

Из наших продолжительных бесед Вы, как человек искренний и импульсивный, сделали, вероятно, поспешный вывод о моем мизантропическом цинизме и ренегатстве. Смею уверить Вас, дитя мое, что это не так. К счастью, после всего случившегося со мной я не стал мизантропом. Даже сейчас, на краю жизни, я все еще ощущаю себя тем мальчиком с раскаленной кочергой в руке, тщетно пытающимся оживить полулюдей. Но оживить их нельзя, ибо они – враги всему живому. Я всю жизнь ненавидел своего отца и его Братство. И продолжаю ненавидеть теперь, в ожидании насильственной смерти от рук братьев Света. Увы, дитя мое, умереть от рака мне не дадут! Я человек терпеливый и стоически отношусь к смерти. Но мне вовсе не хочется, чтобы по воле 23 000 живых мертвецов погибли Вы. А вместе с Вами – и вся Земля с ее обитателями. Признаться, Вы мне нравитесь – как мыслящий тростник и как женщина. Посему я даю Вам шанс отстоять жизнь Вашу и пяти миллиардов Homo sapiens. Шанс этот крайне мал, но теоретически возможен. Я поведал Вам историю с кочергой не случайно. Как человек наблюдательный, Вы должны понять мою идею. Концом Земли будет Главный Круг, в который соберется все Братство, все 23 000. Не знаю, где этому уготовано произойти, в каком уголке нашей планеты расположена стартовая площадка детей Света, но уверен в одном – никого из простых смертных там, в момент старта, не будет. Там будут лишь братья и сестры моего теперь уже покойного отца, так и не давшего нам с сестрою отцовского тепла. Когда последний Круг их соберется, когда они возьмутся за руки, заговорят на своем языке в ожидании старта, они перестанут что-либо слышать и чувствовать, как и тогда те, в каминном зале нашего дома. В это время Вы вольны делать с ними все, что захотите. Главное – найти стартовую площадку. Это – стратегия. Теперь – о тактике. Уверен, что Вы читаете мое предсмертное послание в туалете. Более чем уверен, что Вы, человек быстрого еврейского ума, легко нашли единственно безопасную кабину для чтения – четвертую от входа. Если сейчас Вы опустите правую руку вниз и ощупаете край унитаза, то найдете там ключ. Это ключ от двери, расположенной в коридоре между «Ветчиной» и «Гаражом», из которой, как Вы помните, раз в неделю выходят уборщик и уборщица, дабы привести в порядок наше, простите, теперь уже – Ваше временное жилище. За этой дверью – подсобное помещение, проще говоря, алтарь подземных хранителей чистоты. Помещение это, насколько мне известно, соединено с комнатой охраны, где постоянно дежурят двое. Ночью, насколько мне известно, эти двое – единственные охранники бункера. Четверо других, дежурящих днем наверху в цехе, на ночь покидают бункер.

Не подписываюсь по причине все той же безопасности.

P.S. Простите, что для возможного спасения Земли пришлось посидеть на Вашем унитазе. Кстати, не забудьте спустить туда это письмо.

Ольга сложила записку, опустила вниз правую руку, ощупала край унитаза. Под ним жевательной резинкой был прилеплен ключ. Она взяла ключ, зажала в кулаке. Сердце ее забилось: вот! С зажатыми в левом кулаке письмом, в правом – ключом. Ольга замерла. Возможность побега потрясла ее.

«Можно! Значит – можно! Можно пробовать!» – забилось в ее голове.

– Нужно… – прошептала она.

Жизнь снова обретала смысл, тело мгновенно наполнилось энергией.

«Надо все продумать. А с кем я побегу? Одной невозможно… С кем? Кому довериться? Подумай, сирота!»

Она вздрогнула. Осторожно разжала кулак, глянула на ключ. Он был самодельный, выпиленный из узкой стальной пластинки.

Пора было возвращаться в «Ветчину». Оставалось лишь спустить письмо Вольфа в унитаз. Делать этого ей очень не хотелось. Она вспомнила старика, до последнего строившего из себя неунывающего циника, вспомнила его рассказ про мальчика с кочергой, тщетно пытающегося вернуть своего отца к жизни, и слезы навернулись ей на глаза. Старик Вольф был страшно одиноким человеком. С самого детства.

– Тепло… отца… – произнесла она и всхлипнула.

В большой бронированной машине мы подъехали к зданию, где в этот вечер собирались известные мясные машины главного города страны Льда. Брат Обу сидел за рулем нашей машины. Я сидел рядом с ним. Сзади сидел брат Уф. Вслед за нашей машиной остановилась бронированная машина охраны. В ней с оружием в карманах сидели братья Мэрог, Трыв, Дор и Борк. Я вышел из машины, открыл заднюю дверь. Брат Уф вышел из машины. Братья Мэрог, Трыв, Дор и Борк быстро вышли из своей машины и обступили брата Уф. Брат Уф вошел в здание. Я и Мэрог проследовали за ним. Остальные братья остались снаружи. В прихожей части здания стояла охрана и висели изображения, ценимые собравшимися здесь мясными машинами: лохматый зверь, любящий спать зимой, изображенный на фоне контуров страны Льда; лысая мясная машина с усами и бородой, 88 лет назад устроившая переворот в стране Льда; скрещенные железный молот и железный инструмент для срезания спелых колосьев; спелый плод на фоне флага страны Льда; хищная птица с двумя головами. Мы прошли мимо охраны и стали подниматься по лестнице. На лестнице стояли мясные машины с устройствами, позволяющими сохранять и размножать изображения лиц. Они сразу навели эти устройства на лицо Уф и принялись активно сохранять и размножать его изображение. Еще несколько мясных машин стали задавать Уф различные вопросы, связанные с собранием мясных машин и с будущим страны Льда. Уф отрицательно качал головой, а мы с Мэрог отпихивали от него громко галдящих мясных машин. Поднявшись по лестнице, Уф вошел в большой зал, полный мясных машин. В противоположном конце зала стояло деревянное возвышение для выступления мясных машин, над возвышением на стене висело большое слово ПРИМИРЕНИЕ, а под ним два слова поменьше – СПОЁМ ВМЕСТЕ! Когда мы вошли в зал, на возвышении стояла пожилая, маленькая, но широкая и сильная мясная машина и говорила о том, что всем мясным машинам, живущим в главном городе страны Льда, давно пора помириться и не враждовать, так как вражда только вредит стране Льда, у которой и так много трудностей. Эта мясная машина напомнила, что здесь собрались мясные машины, разные по своим желаниям и пристрастиям, но сегодня день примирения, и примирение это должно произойти через песни, которые любят петь мясные машины страны Льда. По словам выступающей мясной машины, эти песни помогали жить мясным машинам страны Льда, их пели деды и прадеды стоящих здесь, эти песни помогали в трудные годы, когда мясные машины страны Льда воевали с мясными машинами страны Порядка и победили. В завершение своего выступления коренастая мясная машина запела про главный город страны Льда, про свет в окнах домов, про домашний уют мясных машин, про звон металлических предметов, которые мясные машины издавна подвешивали на высокие здания, чтобы звонить в них, когда всем нужно собраться и молиться. Уф пошел по залу. Я и Мэрог следовали за ним. Мясные машины оборачивались, смотрели на Уф. Некоторые здоровались, некоторые злобно отворачивались. Уф нашел в толпе брата Ефеп. Тот стоял в окружении семнадцати наших братьев и трех сестер, работавших все время с Ефеп в собрании мясных машин, отвечающем за законы, по которым живут мясные машины. Ефеп и остальные братья были готовы покинуть сегодняшнее собрание мясных машин по команде Уф. Мы подошли к ним. Уф был сдержан. Он не мог позволить себе радоваться. Подойдя к Ефеп, он сделал знак: пора! Сердце Ефеп вспыхнуло. Но он понял, что нельзя уйти сразу всем. Он дал команду братьям. И они стали постепенно покидать зал. Другие стояли и делали вид, что поют или слушают выступающих. На возвышение взошла рослая мясная машина со злым и решительным лицом и заговорила о том, что пора примириться, чтобы окончательно покончить с внутренними врагами страны Льда, которые мешают мясным машинам этой страны стать счастливыми. Затем эта мясная машина запела песню времен войны страны Льда и страны Порядка, о том, что мясные машины страны Льда не дрогнут в бою за свою страну. Большинство стоящих в зале мясных машин подпевали, некоторые свистели в знак протеста. Наши братья потихоньку покидали зал. Уф стоял и беседовал с разными мясными машинами, которые подходили к нему. Когда песня окончилась, на возвышение поднялась мясная машина с усами и заговорила о том, что примириться всем мясным машинам страны Льда можно только после того, как будет закопана в землю кожа лысой мясной машины, 88 лет тому назад устроившей переворот в стране Льда, которая до сих пор лежит в каменном доме на главной площади главного города страны Льда. Многие мясные машины хлопали руками в знак одобрения, другие свистели в знак протеста. Тогда усатая мясная машина сказала, что сегодня песня должна примирить всех, и тонким голосом запела про мохнатое насекомое, летящее на цветок, и про дочь мясных машин, не имеющих постоянного дома, которая ночью спешит к другой мясной машине, чтобы в темноте делать друг другу приятное. Большинство мясных машин в зале стали подпевать усатой мясной машине, некоторые даже стали приплясывать, а усатая мясная машина пела и плакала. Но не успела песня завершиться, как на возвышение взобралась рослая и упитанная мясная машина и громко сказала, что закапывать кожу лысой мясной машины в землю – преступление, что мясные машины страны Льда десятилетиями любили лысую мясную машину, совершившую переворот и сделавшую так много хорошего для страны Льда, что кожа лысой мясной машины должна вечно лежать на главной площади страны Льда, чтобы маленькие мясные машины приходили в дом к этой коже и украшали ее цветами. Потом эта упитанная мясная машина запела о мясной машине, которая однажды уехала далеко от своего дома на четвероногом животном, не нашла дорогу назад и медленно замерзла. В этот момент Уф дал знак уходить. И все мы, вместе с братом Ефеп, направились к выходу. Когда мы шли через толпу поющих мясных машин, некоторые из них злобно говорили вслед брату Уф, что он не любит песен страны Льда. Но Уф молча шел через толпу. И сердце его радовалось. И я понял, что мы больше никогда не увидим этих мясных машин, не услышим их странных песен. Мы вышли наружу и расселись по нашим железным машинам. Брат Ефеп и другие братья и сестры расселись по своим железным машинам. Наши железные машины поехали по направлению от центра главного города страны Льда. Через некоторое время мы въехали туда, где садились и взлетали железные машины, способные летать. Нас ждала большая белая летающая машина. Это была последняя, одиннадцатая летающая машина, вывозящая из страны Льда оставшихся братьев. Десять таких машин уже улетели, полные наших братьев и сестер. Мы стали входить по лестнице в эту машину, и Уф шел последним. Он решил последним покинуть страну Льда. Его мощное сердце завершало все то, что случилось в этой стране с братьями Света. У двери он остановился, и сердце его вспыхнуло. Сидящие в летающей машине почувствовали причину вспышки сердца Уф. Его могучее сердце радовалось и прощалось. Оно радовалось, что братья Света все до последнего покинули страну Льда, что он, Уф, дожил до этого мига, что совсем недолго осталось до Великого Преображения. Но сердце Уф также и прощалось со Льдом, которому суждено было упасть именно в этой большой стране, со Льдом, благодаря которому рассеянное Братство собралось воедино, со Льдом, которого больше нет. Десятки тысяч ледяных молотов были разбиты о груди мясных машин в этой стране, многие братья и сестры погибли, собирая Братство, многие из них воплотились в тех, кто сидел сейчас в белой летающей машине. Сердце Уф радовалось и прощалось. И вместе с ним радовались и прощались наши сердца. Бросив последний взгляд на землю страны Льда, Уф отвернулся от нее и вошел в машину. Мы закрыли за ним дверь. Внутри летающей машины сидели самые мощные сердцем братья и сестры страны Льда. С ними были их помощники, такие как я и Мэрог, как Трыв и Борк. Сердца сидящих в летающей машине возликовали, приветствуя могучее сердце Уф. Все мы знали, сколько сделал Уф для Братства, чувствовали его Щит, хранили и берегли его могучее сердце. Клубящееся мясо постоянно пыталось расправиться с Уф, поглотить его, раздавить и уничтожить. Но Уф был мудр сердцем – он ускользнул и от пуль и от ярости Мяса, умело сталкивая лбами влиятельных мясных машин, направляя их слепую ярость друг на друга, к выгоде Братства. Уф помог Братству завладеть колоссальным богатством в стране Льда, сделал так, что миллионы мясных машин постоянно и практически даром работали на Братство, приближая Час Великого Преображения. Летающая машина загудела и стала взлетать. Ее вели тоже наши братья, мясных не было здесь. Десятки рук потянулись к Уф, десятки сердец сияли для него. Он шел мимо сидящих и касался каждого, кто был здесь, касался своей рукой и своим сильным сердцем. Летающая машина оторвалась от земли. Наши сердца вспыхнули. Все поняли, что Великий Исход из страны Льда завершен. Все знали, что десятки таких же летающих машин уносят братьев Света из десятков других стран. Чтобы всем встретиться в Великом Последнем Круге.