Приключения Шерлока Холмса. Возвращение Шерлока Холмса - Артур Конан Дойль

рана, и повсюду остались следы этого ужасного по своей жестокости удара. Рядом валялась согнутая в дугу тяжелая кочерга. Холмс внимательно обследовал ее, затем осмотрел не поддающуюся описанию рану.

– Должно быть, этот старший Рэндалл невероятно силен, – заметил он.

– Да, – подтвердил Хопкинс, – у меня есть его приметы. От такого лучше держаться подальше.

– Я думаю, вам будет нетрудно его задержать.

– Не сомневаюсь. Мы давно выслеживаем его. Прошел слух, будто он подался в Америку, но раз он все еще здесь, ему от нас не уйти. Мы уже разослали его приметы во все морские порты, и сегодня утром в газетах вышло объявление о вознаграждении за его поимку. Я только не могу понять, как они решились на это дикое преступление, зная, что леди даст нам описание, благодаря которому мы без труда сумеем их опознать.

– Вот именно. Разумнее было бы заставить ее умолкнуть навсегда.

– Может быть, они не заметили, что она очнулась от обморока, – предположил я.

– Может, и так. Если она лежала без чувств, им не было надобности ее убивать. Но что вы скажете об этом бедняге, Хопкинс? До меня доходили кое-какие слухи о его выходках.

– Трезвый он был еще ничего, но стоило ему напиться или даже немного выпить, потому как совсем трезвым он почти не бывал, как он превращался в настоящее чудовище. В такие моменты в него будто дьявол вселялся и он был способен на все. Несмотря на высокий титул и богатство, он, говорят, пару раз едва не попал за решетку. Однажды он облил керосином и поджег собаку ее светлости. Скандал с трудом удалось замять. В другой раз он швырнул в Терезу Райт графин – тоже был шум. Между нами говоря, теперь обитатели дома вздохнут с облегчением. Что вы там разглядываете?

Холмс опустился на колени и с величайшим вниманием рассматривал узлы, которыми красный шнур был привязан к стулу. Затем тщательно изучил растрепанный конец шнура в том месте, где грабитель оторвал его от колокольчика.

– Когда грабитель дернул за шнур, колокольчик на кухне должен был зазвенеть, – заметил он.

– Его не могли услышать. Все слуги уже ушли.

– Но откуда грабителю было знать, что никто не услышит? Как он мог совершить столь безрассудный поступок?

– Что верно, то верно, мистер Холмс. Вы задаете тот же самый вопрос, который я сам задаю себе снова и снова. Такое впечатление, что преступник отлично знал расположение комнат и привычки обитателей дома. Ему, видимо, было отлично известно, что в этот сравнительно ранний час все слуги будут спать и звонок на кухне никто не услышит. Стало быть, кто-то из слуг был его сообщником. Этот вывод напрашивается сам собой. Но здесь только восемь слуг, и у всех отличные рекомендации.

– При прочих равных условиях можно было бы заподозрить служанку, в которую хозяин бросил графин, – сказал Холмс. – Но тогда она предала бы свою хозяйку, к которой она, похоже, искренне привязана. Впрочем, это не столь уж важно. Когда вы поймаете Рэндалла, его сообщник тоже как-то себя проявит. Ну что же: все, что мы здесь видим, полностью подтверждает рассказ леди Брэкенстолл, если ему вообще требовалось подтверждение.

Холмс подошел к французскому окну и распахнул его.

– Никаких следов, но ничего другого я и не ожидал: земля здесь твердая как камень. Кстати, свечи, что стоят на каминной полке, ночью горели.

– Да, я уже обратил внимание.

– А что они взяли?

– Не так уж много: с полдюжины серебряных приборов из буфета. Леди Брэкенстолл считает, что они не собирались убивать и после стычки с сэром Юстасом отказались от затеи обчистить весь дом.

– Правдоподобная версия. Однако это не помешало им выпить вина.

– Вероятно, хотели успокоить нервы.

– Вероятно. Надеюсь, к этим бокалам никто сегодня не прикасался?

– Нет, и бутылка стоит на том же месте, где они ее оставили.

– Ну-ка, ну-ка, посмотрим на нее. Ба-ба-ба! Что это?!

Три бокала из-под вина стояли рядом, в одном из них оставался осадок. Здесь же стояла на две трети наполненная бутылка и лежала длинная, пропитанная вином пробка. И пробка, и покрытая пылью бутылка говорили о том, что убийцы наслаждались недешевым вином.

Поведение Холмса внезапно переменилось. Выражение отстраненности сменилось живым интересом, острый взгляд глубоко посаженных глаз внимательно осматривал все вокруг, выхватывая каждую мелочь. Он пристально изучил пробку и спросил:

– А как они ее вытащили?

Хопкинс указал на выдвинутый ящик буфета, где лежали столовое белье и штопор.

– Разве леди Брэкенстолл упоминала, что они использовали штопор?

– Нет, но в тот момент, когда они откупоривали бутылку, она, вероятно, была без сознания.

– Верно, но должен заметить, что этот штопор вообще не использовался. Эту бутылку открыли карманным штопором из тех, что бывают в складных ножах. Штопор был длиной не более полутора дюймов. Если вы присмотритесь, то увидите: прежде чем пробку удалось вытащить, штопор вкручивали в нее трижды. И ни разу он не прошел ее насквозь. А с помощью этого длинного штопора можно было вытащить пробку с первого раза. Я уверен, что, когда вы поймаете этого парня, при нем будет складной нож с разными приспособлениями.

– Великолепно! – воскликнул Хопкинс.

– Но эти бокалы ставят меня в тупик, – заметил Холмс. – Леди Брэкенстолл действительно видела, что вино пили все трое? Она ничего не перепутала?

– Нет, она уверена, что пили все трое.

– Ну, значит, так оно и есть. Что тут возразишь? И все-таки, Хопкинс, вы должны признать, что эти бокалы весьма примечательны, весьма… Как, вы не видите в них ничего особенного? Ну ладно, оставим это. У меня слишком специфический взгляд, обусловленный моим специфическим опытом. В силу этого обстоятельства я склонен видеть сложные хитросплетения там, где все объясняется достаточно просто. Конечно, эти бокалы могли бы дать кое-что, ну да ладно. Всего хорошего, Хопкинс. Не знаю, чем еще могу быть полезен. Похоже, вам и так уже все ясно. Дайте мне знать, когда арестуете Рэндалла или получите новую информацию. Полагаю, весьма скоро я смогу поздравить вас с успешным завершением дела. Идемте, Уотсон, я думаю, дома мы сможем потратить время с большим толком.

В поезде я заметил, что Холмс сильно озадачен какой-то проблемой. Время от времени лицо его прояснялось, и он беседовал со мной как ни в чем не бывало, но затем сомнения вновь одолевали его: он начинал хмурить брови, а задумчивый взгляд говорил о том, что мыслями он переносится в парадную столовую Эбби-Грейндж, где ночью разыгралась трагедия. Наконец, когда наш поезд отползал от какой-то пригородной станции, он, поддавшись внезапному порыву,