Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

Да какой он трус? Сколько раз я охотился с ним, сам видел, как он убивает слона с одного выстрела; бывало, зверь падал так близко, что можно было достать стволом ружья. Он всегда был нормальный мужик, просто всю жизнь ходил к этому слишком близко. Больше он не охотился.

«Я скопил в душе страх, как старый корабль собирает под днищем ракушки и водоросли, и теперь этот страх готов и во мне прорваться», – понял Шон. Понял он и то, что если сейчас побежит, как побежал тот старый охотник, то больше охотиться уже не будет.

Скорчившись в темноте, взмокший от пота в рассветной прохладе, усиленной холодом страха, Шон почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Его тошнило по-настоящему, он тяжело дышал открытым ртом, теплая маслянистая масса из живота полезла вверх, вот-вот готова была вырваться; от слабости дрожали коленки, и, чтобы не упасть, он ухватился за железную балку моста. Шон простоял так минуту, которая показалась ему вечностью. Потом попытался взять себя в руки и побороть это чувство, подавить его, усилием воли заставляя ноги двигаться вперед. Сознательно проверил работу мышцы анального сфинктера – вот как близко он подошел к состоянию полной деградации.

Именно тогда он понял, что в старой шутке про трусов все правда. И он здесь не исключение.

Он взошел на мост, осознанно подавая команды каждой ноге: подняться, сделать движение вперед, опуститься на землю и вес тела перенести на нее. И дышал он, четко сознавая, что надо делать при каждом вдохе и выдохе. После того как собственный организм столь чудовищным образом предал его, Шон больше не доверял ему выполнения даже самых простых задач.

Если бы буры в то утро поджидали его у моста, они непременно убили бы его. В свете звезд его большое тело представляло прекрасную мишень, но он, забыв про всякую осторожность, тяжело стуча сапогами в металлические конструкции моста, медленно шагал по самой его середине.

Вот металл под ногами сменился гравием. Он уже на противоположном берегу. Шон продолжал идти посредине дороги, которая потихоньку сворачивала к темным холмам.

Охваченный страхом, он двинулся дальше, и отзвуки этого жуткого чувства ревели в голове, как морской прибой. Ремень винтовки соскользнул с плеча, и она с лязгом упала на дорогу. Целую минуту он стоял над ней, пока не собрался с духом, нагнулся и поднял оружие. Потом повернулся и пошел назад. Он шагал медленно, считая шаги, тщательно отмеряя их – один шаг в секунду, – тщательно рассчитывая время, чтобы удержаться и не побежать. Потому что знал: если он побежит, все будет кончено. Охотиться он никогда больше не сможет.

– Ну как, все в порядке? – спросил ждавший его Саул.

– Да, – ответил Шон и опустился рядом.

– Видел что-нибудь?

– Нет.

Саул уставился на него во все глаза:

– С тобой точно все в порядке?

Шон вздохнул. Однажды он уже испытывал такой страх. Это было в обрушившейся шахте. Потом он сумел выбраться, оставив свой страх в той шахте, ушел без него. Точно так же он надеялся оставить страх там, за рекой, но на этот раз страх последовал за ним. Шон понял и больше не сомневался, что теперь страх никогда уже не покинет его. Он всегда будет рядом.

«Придется как-нибудь укротить его, – думал он. – Придется обуздать его и сдерживать».

– Да, со мной все в порядке, – ответил он Саулу. – Который час?

– Половина шестого.

– Пора отослать Мбежане обратно.

Шон встал и направился туда, где Мбежане ждал с лошадьми. Он вручил зулусу небольшой квадратик зеленой ткани – заранее приготовленный сигнал о том, что армия противника ни мост, ни городок не обороняет. Красный квадратик он переложил в нагрудный карман.

– Я скоро вернусь, – сказал Мбежане.

– Не надо, – покачал головой Шон. – Тебе здесь делать нечего.

Мбежане отвязал лошадей.

– Счастливо оставаться, – сказал он.

– Счастливо добраться, – ответил Шон.

Шон был благодарен Мбежане, что тот не станет свидетелем, случись ему сломаться под давлением вновь обретенного страха.

«Но я не должен сломаться, – принял он суровое решение. – Сегодня меня ждет проверка. Если продержусь в этот день, тогда, возможно, страх будет у меня в руках».

Он вернулся к ждущему его в темноте Саулу. Они снова улеглись рядом, дожидаясь, когда придет рассвет.

Мрак постепенно уходил прочь, и с каждой минутой обзор увеличивался. Теперь четко вырисовывались верхние конструкции моста – тонкий геометрический узор на темном фоне группы холмов. Потом, уже на бледном фоне травы и скал, Шон смог рассмотреть темные очертания кустарника.

Утренний свет исказил восприятие расстояния, и холмы на том берегу теперь казались далекими и уже не имели столь враждебного вида. Над рекой длинной вереницей летела стая белых цапель, достаточно высоко, чтобы лучи солнца уже освещали этих птиц, ярко сияющих золотом над остальным миром, погруженным в тень. С рассветом подул несильный прохладный ветерок, и его шуршание в густой траве смешивалось с негромким говорком речки.

Затем лучи солнца осветили вершины холмов, словно благословляя армию республики. Туман, спящий в низинах и балках, съежился от нарастающего тепла, извиваясь и корчась, словно от боли, поднялся вверх, и ветерок унес его прочь.

Над далеким горизонтом выглянул краешек солнца, и вот явился омытый росой, новенький, яркий и чистый день.

Глядя в бинокль, Шон внимательно изучал высотки. На расстоянии сотни шагов виднелись тонкие струйки дыма: армия буров варила кофе.

– Думаешь, нас заметили? – спросил Саул.

Не опуская бинокля, Шон покачал головой. Два кустика и тонкая ширма травы, которую они соорудили еще ночью, укрывали их хорошо.

– С тобой точно все в порядке? – уточнил Саул.

Лицо Шона явственно говорило, что ему не очень-то по себе.

– Живот что-то прихватило, – проворчал Шон.

«Скорее бы началось, – думал он, – скорей бы. Хуже нет, когда ждешь».

Вдруг под ним задрожала земля, едва заметно, и сразу стало легче на душе.

– А, вот и пушки подоспели, – сказал он.

Под прикрытием одного из кустов он встал и оглянулся.

Колонной по одному, следуя друг за другом в точно отмеренных интервалах, подходили артиллерийские орудия. Издалека они казались совсем маленькими, но быстро увеличивались по мере приближения вместе с пушкарями, сидящими верхом на передних лошадях. Вот они уже совсем близко – видны двигающиеся вниз и вверх вооруженные кнутами руки, слышен стук колес, дребезжание лафетов и отдаленные крики сопровождающих верховых.

Шестнадцать пушек, сто пятьдесят тянущих их лошадей и сотня готовых обслуживать орудия людей. Но перед бескрайней равниной, на которой расположилась деревушка Коленсо, эта колонна казалась совсем маленькой, даже ничтожной. Шон посмотрел дальше и увидел идущую позади пехоту, шеренга за шеренгой, как штакетины забора: тысячи солдат надвигались на равнину. Шон почувствовал, как его охватывает буйный восторг. Он знал, что армия сконцентрирована на линии тех отметок, которые они с Саулом предыдущей ночью обозначили на карте, и что они вдвоем будут первыми, кто ринется на мост, – первыми из этих тысяч.