Месть драконов. Закованный эльф - Бернхард Хеннен

Другие газалы принесли белое полотенце, на котором лежали бамбуковые палочки, напоминавшие кисточки, только вместо волосяного пучка к ним тонкой шелковой нитью было примотано по пять-шесть стальных игл длиной в полдюйма. Наряду с иглами для татуировки были здесь и обычные кисточки толщиной примерно с мизинец Нандалее, из красного волоса. Газалы молча принесли дюжины белых мисок, в которых сверкали всевозможные краски. Расставили их вокруг Нандалее широким полукругом.

Теперь Темный тоже был обнажен. Он завязал волосы на затылке, затем встал рядом с ней на колени.

— Вы позволите мне исцелить раны на вашей коже, нанесенные солнцем пустыни?

Как можно возражать этому мягкому, низкому голосу? Она согласилась бы со всем, что бы он от нее ни потребовал. Теперь он всеми органами чувств был с ней, это она прочла в его глазах. Газалы, обширный грот, дым — всего этого не существовало. Лишь одна она в этот миг имела значение для этого дракона, старого как мир.

Нандалее кивнула. Она опасалась, что ее хриплый голос оскорбит его слух, а ей ничего не хотелось, кроме как понравиться ему.

Кончики его пальцев мягко коснулись ее кожи. Коготь, который разорвал ее одежду, исчез. Его прикосновение было нежным, как дуновение ветерка. По коже побежали мурашки. Она увидела, как исчезают покраснения, как заживают ранки на коже. Когда его пальцы коснулись ее губ, она прикоснулась к ним кончиком языка. Вертикальные зрачки дракона сузились.

«Как я могла так поступить, — испугалась Нандалее. — Он подумает, что я совсем бесстыжая, ведь знает, что мы с Гонвалоном вместе».

Она пристыженно опустила взгляд, но кончик языка снова скользнул по губам, которых только что касался Темный. Они были мягкими и податливыми, словно никогда не пробовали жаркое дыхание пустыни.

Где-то вдалеке от пирамиды зазвучала музыка, негромкие удары гонга, завибрировавшие глубоко в животе, сопровождаемые игрой на струнных и меланхоличной флейте. Мелодия была ненавязчивой и приглашала закрыть веки и провалиться в сон.

— Вы будете лежать на животе, пока я буду работать над картиной, и вы не сможете видеть, что я делаю, поэтому слушайте внимательно, — Темный потянулся за бамбуковой палочкой с иголками для татуировки. — Дайте мне руку, госпожа моя.

Нандалее села. По спине побежала теплая вода. Газала осушила ее волосы мягким полотенцем.

Когда Темный взял ее за руку, на ней все тонкие волоски встали дыбом, и в животе снова образовалось теплое, приятное ощущение. Она попыталась думать о Гонвалоне, о его нежных поцелуях. О том, как он просто молча находился рядом, когда ни одно слово не могло утолить ее вселенскую боль. Нужно полностью принадлежать ему, а прикосновения Темного воспринимать лишь как часть последнего неприятного испытания. Но все было не так. Нандалее переполнял восторг от происходящего.

— Вот этим я сначала нанесу линии, а затем заполню пространство между ними краской. Иглы вонзятся в вашу кожу много тысяч раз, госпожа моя, — с этими словами он воткнул в тыльную сторону ее ладони иглу. Снова, и снова, и снова. Движение было заученное, неспешное, уверенное. Когда он выпустил ее руку, от указательного пальца к запястью протянулась извилистая кроваво-красная линия. По большому пальцу скатилась одна-единственная капля крови и упала на ковер, на котором она сидела.

Боль была не интенсивной. Она вынесла ее, не моргнув и глазом. Она воительница!

— Не обманывайтесь, госпожа моя, — настойчиво произнес Темный, словно угадав ее мысли. — Боль будет идти по восходящей, подобно тому, как нарастает лавина, в конце концов, унося с собой все, что встает у нее на пути. Вы должны течь вместе с болью, в противном случае вы не устоите перед ней, когда я буду час за часом вонзать эти иглы в вашу нежную кожу. Я не имею права быть излишне осторожным, потому что если я сделаю недостаточно глубокий прокол, то изображение померкнет, а потом и совсем пропадет. А если проколю слишком глубоко, и у вас пойдет кровь, кровь вымоет краску из раны, и мне придется начинать все сначала, когда заживет рана.

Он взял одну из кисточек, обмакнул в ярко-красную краску, зажал под средним пальцем своей вытянутой левой руки, затем плавным движением провел короткой бамбуковой палочкой с иголками по кисточке с краской, чтобы Нандалее могла все хорошо видеть.

— Вот так я набираю краску. Это происходит быстро, несмотря на то что мне приходится мочить иглы много тысяч раз. Теперь вы знаете, что я буду с вами делать, госпожа моя. Готовы ли вы встретить это последнее испытание?

Нандалее кивнула, не колеблясь, лишь испытывая небольшие угрызения совести.

— Гонвалон… — негромко произнесла она.

— Я послал к нему гонца. Его известили, что вы вернулись целой и невредимой, госпожа моя.

Нандалее показалось, что она слышит в его словах некоторое недовольство.

— Он знает, что мы здесь делаем. Он тоже когда-то был драконником, и он прошел этот путь. А теперь поворачивайтесь, ложитесь на живот, слушайте музыку и откройтесь головокружительным ароматам, которые будут ласкать вас. Мы должны привести свои души в состояние гармонии, чтобы найти то единственное изображение, в котором отразимся мы оба.

Нандалее повиновалась. Она чувствовала легкое оцепенение. Все дело в температуре или же это дым благовоний изменил ее восприятие? Все происходило медленнее. Каждое ощущение было глубже. Темный мягко провел рукой по ее спине. Его тонкие руки ласкали ее плечи, разминали маленькие узелки в мышцах. Вскоре ощущение стало таким, словно его руки понимают ее тело и играют на нем, как музыкант на хорошо знакомом инструменте. Он знал, где его прикосновения вызовут бархатистую боль, а где доставят ей удовольствие. Она двигалась, прижималась телом к его рукам и негромко стонала. Между бедрами колыхалась влажная жара. Его руки спускались по позвоночнику. Глубже и глубже… Он легко поцеловал ее в затылок.

— Я вижу ее, — негромко произнес он.

Его руки ушли, оставили ее наедине с всколыхнувшимися чувствами. А потом пришла боль. Первый укол прямо рядом с позвоночником. Она вздрогнула, скорее от неожиданности, чем от боли. Следующие уколы последовали быстро, прерываемые лишь изредка, когда он проводил краской по иглам, чтобы взять новый цвет.

Боль перемещалась по дуге к лопатке. Она старалась не бороться с ней. Все происходило именно так, как пророчил Темный, боль нарастала, становилась все более невыносимой с каждой новой линией. Судорожно сжавшись, она сопротивлялась, хотя и понимала, что это неправильно. Лавина поглотит ее, если она не поплывет вместе с ней, и несмотря на это, она не могла сдаться. Бороться — это ее природа, она скорее погибнет, чем покорится. По щекам покатились слезы, но она стиснула зубы и решила не всхлипывать. Вздрагивание плеч могло нарушить ход кровавых линий, которые вонзались в ее плоть. Она продолжала сражаться, утомилась, чувствовала гложущий голод и странное желание наброситься на Темного и укусить его.

Но что-то в дыму подтачивало ее волю, зарождало желание сдаться. Негромкая музыка пробуждала желание подчиниться. Она хотела просто слушаться, сродниться с болью, сделать ее частью себя и сладострастно наслаждаться ею. И в этот миг на грани истощения Темный отложил иглы в сторону, а его умелые руки стали ощупывать потаенные места ее тела. И ее противостояние было сломлено. Она отдалась ему и испытала неведомое доселе наслаждение от того, что просто отдается, что стала лишь телом. Никогда прежде не была она настолько свободной.