1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров

Выходя из этого считаю, что можно и должно подвергнуть полному разрушению все ж. д. узлы, гавани и административные центры управления страной. Разрушить военные заводы, посеять смертельный страх на дорогах днем и ночью. А для этого бросить всю авиацию страны (кроме Дальнего Востока) и дать ей полную нагрузку.

Я убежден, что если это будет сделано то мы убережем свою страну от будующей войны на более длительный срок и скорей кончим сдесь»133 (сохранены орфография и пунктуация подлинника. – О.С.). Вот до какого уровня готтентотства докатились далеко не худшие командиры.

Колоссальное, в конечном счете, решающее значение воинской дисциплины в жизни любой армии общеизвестно. Это прекрасно понимало высшее руководство РККА на протяжении всего ее существования. Так, в письме Главного военного совета РККА от 8 апреля 1938 г. говорилось: «Армия без твердой дисциплины существовать не может. От состояния дисциплины зависит боеспособность частей. Дисциплина во время войны закладывается сегодня»134. Повторяя и конкретизируя эти требования, нарком обороны СССР в своем приказе № 113 (1938 г.) справедливо утверждал, что «твердая, железная дисциплина во всех без исключения частях нам нужна как воздух», подчеркивал, что «без твердой дисциплины немыслима победа над врагом малой кровью»135 и в общем верно выступал против реально существовавших весьма опасных крайностей в насаждении дисциплины: как против панибратства, так и за полное искоренение «унтерпришибеевских методов в дисциплинарной практике»136.

Положения эти совершенно правильные, намерения – самые благие. Но в действительности, в реальной жизни РККА, одним из самых пагубных последствий «чистки» 1937–1938 гг. явилось, по утверждению Г.К. Жукова, «страшное падение дисциплины»137.

Многочисленные факты позволяют вполне уверенно утверждать, что разгул массового террора в РККА в значительной степени способствовал резкому усилению пьянства личного состава. Пили в армии и на флоте и раньше. Высшие военные руководители пытались вести борьбу с этим традиционным злом самыми разнообразными методами. В 1934 г. начальник Политуправления РККА Я.Б. Гамарник лично принял нескольких командиров 16 сд, представленных за пьянство к увольнению из армии. После беседы с ними он, получив их честное слово бросить пить, поверил им и оставил их в армии. Позднее помощник Гамарника бригадный комиссар Н.А. Носов вспоминал, что на протяжении почти трех лет он более шести раз слышал рассказ Гамарника об этом факте, как образцовом примере индивидуальной работы с начсоставом138.

Особое значение имело повышение требовательности к высшему комполитсоставу. Когда Гамарнику доложили, что за один месяц – ноябрь 1935 г. – в частях 3 ск (МВО) было отмечено около 60 случаев пьянства военнослужащих, сопровождавшихся дебошем, стрельбой и сопротивлением органам общественного порядка139, он наложил следующую резолюцию: «Тт. Кулику и Говорухину, копия т. Векличеву[81]. Когда Вы прекратите все эти возмутительные безобразия? Видимо, притерпелись Вы ко всему этому и не ведете с этим борьбы. Если Вы не примете мер полного прекращения этих безобразий, то придется принять меры по отношению к Вам. 19.ХII.35 г. Гамарник»140. С большим размахом пили на Тихоокеанском флоте. За 1936 г. здесь зафиксировано 3584 случая пьянства, 4166 человек задержанных (из них: 380 членов партии и 1308 комсомольцев)141.

По-человечески понятно, что начало массовых арестов и расстрелов лиц высшего начсостава, ожидание «своей смертной очереди» значительно способствовало усилению пьянства в армии. Не смогли (а может, и не старались?) преодолеть этого порока и отцы-командиры, порою даже самые высокие. В письме Ворошилову от 10 сентября 1937 г. жена бывшего командующего войсками ХВО командарма 2-го ранга И.Н. Дубового – Н. Чередник-Дубовая писала, что командующий «много пил»142. Судя по всему, был рабом зеленого змия и командующий войсками БВО командарм 1-го ранга И.П. Белов. В личном письме Ворошилову он сам писал 12 сентября 1937 г.: «Когда Вы меня обвиняли в том, что я алкоголик, и потребовали от меня расписку воздержания на год, я Вам ее дал и обещание честно выполнил. Год прошел. Вы мне сказали: «Может быть, мы возобновим расписку». Я ответил – разрешите обождать… Вы сказали: «Ну хорошо». Я понял так, что Вы возвратили и в этом вопросе свое доверие. Время от времени, очень редко, при случае, я позволял себе выпить, как другие нормальные люди, но ни разу не думал, что обманываю Вас»143.

Не обносили себя и некоторые видные по тем временам политработники. Вот выписка из стенограммы состоявшейся в Хабаровске 7 июля 1938 г. беседы Мехлиса с бывшим членом Военного совета ВВС ОКДВА бригадным комиссаром Жуковым:

«Мехлис: С кем у Вас были личные и служебные связи?

Жуков: Есть бытовая связь с Кольцовым (член Военного совета АОН, а затем – ВВС РККА. – О.С.). Был я у него раза три на квартире, также он был у меня раза два, пили. Он очень много пьет, я также пью.

Мехлис: Вы крепко пьете и много?

Жуков: Я крепко и много пил, но после того как я приехал с совещания политработников, я стал мало пить, можно сказать, перестал пить»144.

Однако, несмотря на все предпринимаемые «по политлинии» меры, на протяжении всего 1938 г. пьянство оставалось подлинным бичом в РККА. В 32 кд (САВО) капитан Апанасенко пьянствовал два дня подряд, напился до потери сознания, ругался матом по адресу комиссара, вынимал клинок и с криком «ура» бросался в пространство. В 31 сп 11 сд (ЛВО) пьянствовали все руководящие работники полка. Командир полка майор Иванов в августе 1938 г. беспросыпно пьянствовал в своем служебном кабинете в течение десяти дней. За вином он посылал красноармейцев и писарей штаба, а когда пропил все деньги, то занимал у подчиненных. Военком 3-го отдельного местного стрелкового батальона (КалВО) батальонный комиссар Степанов упился до того, что, следуя в поезде, выпрашивал на водку у пассажиров; напившись до невменяемого состояния, избил милиционера145. Дело дошло до того, что начальник политотдела 43 сд (БОВО) Степыгин официально санкционировал капитану Обухову, как неисправимому пьянице, не являться на работу в течение двух-трех дней после получки146. Только за пять месяцев 1938 г. (с 1 мая по 1 октября) в САВО было зарегистрировано 387 случаев пьянок, а за первые девять месяцев 1938 г. в УрВО – 945 пьянок, в БОВО зарегистрировано 1314 случаев пьянок, в которых участвовало 1669 человек147.

Как же объясняли такое положение руководящие политработники? В чем они видели главные причины столь недопустимого для любой, а тем более социалистической, армии положения? А они объясняли «как их учили». В апреле 1938 г. Мехлис утверждал, что «на пьянки подбивает наших людей часто враг»148, чтобы выводить руководителей из строя. А вот осенью 1938 г. начальник отдела руководящих политорганов (ОРПО) Политуправления РККА Ф.Ф. Кузнецов, приведя многие из вышеперечисленных фактов, заключает: «Наличие столь большого числа пьянок является результатом вражеской деятельности глубоко законспирировавшихся врагов народа, которые подбивают на это командиров и политработников»149. И далее он сетует на то, что на местах не усвоили важнейшее положение директивы Ворошилова № 22 с, в которой в качестве высшей формы вредительства определялось разложение людей150.