Божество реки - Уилбур Смит

Говорил, что клинок его был выкован в сердце вулкана одним из языческих богов Эфиопии. Прапрадед Аркоуна выиграл этот меч у бога во время партии в дом, которая продолжалась двадцать дней и двадцать ночей. Все это казалось вполне вероятным, за исключением игры в дом. Если прапрадед Аркоуна играл так же успешно, как и сам Аркоун, только очень глупый бог мог проиграть ему меч.

Аркоун спросил мое мнение о плане сражения. Он знал, что я изучал тактику военных действий. Разумеется, я сказал, что план у него гениальный. Воюют эфиопы не лучше, чем играют в дом. Разумеется, их местность не позволяет полноценно использовать лошадей, и колесниц у них нет, однако сражение они ведут самым бессмысленным и беспорядочным образом.

Великий план Аркоуна состоял в том, чтобы разделить войско на четыре отряда, которые спрячутся в скалах, а затем по очереди будут бросаться вперед, захватывать заложников, резать глотки и спасаться бегством.

— Ты один из величайших военачальников в истории земли, — сказал я Аркоуну. — Мне хочется написать свиток и восхвалить в нем твой гений.

Мысль эта ему понравилась, и он пообещал снабдить меня всем необходимым по возвращении в Адбар Сегед.

Оказалось, что Престер Бени-Джон был военачальником столь же смелым и прозорливым. На следующий день мы встретили его войско в широкой долине, окруженной крутыми скалами. О месте сражения оба противника договорились за несколько месяцев до этого. Престер Бени— Джон занял позиции еще до нашего прибытия на поле боя. Он сам вышел вперед и начал с безопасного расстояния выкрикивать оскорбления и вызывать Аркоуна на бой.

Престер Бени-Джон был высоким, как жердь, человеком с длинными седыми волосами до пояса. С такого расстояния я не мог разглядеть черты его лица, но женщины говорили, что в молодости он был самым красивым мужчиной Эфиопии, и у него было двести жен. Некоторые женщины даже убивали себя из любви к нему. Судя по всему, в гареме его таланты принесли бы больше пользы, чем на поле боя.

Когда Престер Бени-Джон закончил свою речь, Аркоун вышел вперед и произнес свою. Эхо подхватывало цветастые, витиеватые оскорбления и разносило их по долине. Я даже постарался запомнить кое-какие удачные изречения — их стоило записать.

Я ожидал, что сражение начнется, как только Аркоун закончит, но я был не прав. С обеих сторон нашлось еще несколько охотников поговорить. Я согрелся на солнышке за камнем и заснул, улыбаясь тому, как легко Тан с сотней синих разобрался бы с этими ораторами.

Проснулся я после полудня, разбуженный громом оружия. Аркоун начал первую атаку. Один из его отрядов побежал вперед к позициям Престера Бени-Джона, грохоча мечами по круглым щитам. Очень скоро он вернулся на исходные позиции, не испытав потерь и не нанеся ущерба врагу.

Снова начался обмен оскорблениями, а потом пришел черед атаковать Престеру Бени-Джону. Его войско атаковало и отступило с равной поспешностью и с такими же результатами. Так день и прошел в обмене оскорблениями и атаками. С наступлением темноты оба войска отступили. Мы разбили лагерь у входа в долину, и Аркоун послал за мной.

— Какая битва! — торжественно произнес он, когда я вошел в шатер. — Много месяцев Престер Бени-Джон не посмеет выступать против нас с оружием в руках!

— А сражение не продолжится завтра? — спросил я.

— Завтра мы вернемся в Адбар Сегед, — сказал он мне, — и ты напишешь подробную повесть о моих победах в своем свитке. После такой битвы Престер Бени-Джон скоро запросит мира.

Семь воинов Аркоуна были ранены в этом свирепом сражении, и всех их поразили стрелы, выпущенные с предельного расстояния. Я вытащил наконечники из ран и наложил повязки. На следующий день я проследил, чтобы раненых положили на носилки, и пошел вслед за ними, когда мы отправились в обратный путь.

Один из воинов был ранен в живот и очень страдал. Я понимал, что он умрет от заражения через неделю, но приложил все усилия, чтобы уменьшить его страдания и ослабить тряску на неровностях дороги.

В тот же день после полудня мы подошли к броду через реку, по которому проходили, когда шли сражаться с Престером Бени-Джоном. Масара описывала мне этот брод как приметное место по дороге к ее отцу. Здесь протекала одна из рек, впадающая в Нил с этих гор. Последние несколько дней шли дожди, и уровень воды был высок.

Я начал переправу рядом с носилками раненного в живот воина. Он уже бредил. На полпути через реку я понял, что мы недооценили высоту воды и силу течения. Поток подхватил край носилок и наклонил их. Течение развернуло лошадь и стащило беднягу на глубокое место, где она не доставала копытами до дна.

Я схватился за ремень седла и через какое-то мгновение вместе с лошадью поплыл по течению. Нас несло вниз по реке в ледяной зеленой воде. Раненый вывалился из носилок, когда я потянулся, чтобы поддержать его, а меня оторвало от лошади и понесло вниз. Мы плыли порознь.

Голова раненого скрылась под водой, но мне уже было не до него. Я перевернулся на спину и развернулся ногами вниз по течению. Так мне удавалось отталкиваться ногами от скал, когда течение бросало меня на них. Некоторое время люди Аркоуна бежали за нами по берегу, но в одном месте они не смогли быстро обогнуть утес. Мы с лошадью остались в реке одни.

За поворотом течение замедлилось, и мне удалось догнать лошадь и обнять ее за шею. На какое-то время я почувствовал себя в безопасности. Только тогда я впервые подумал о побеге и понял, что боги предоставили мне такую возможность. Я пробормотал благодарственную молитву, а потом схватил лошадь за гриву и направил ее на середину реки.

Мы проплыли вниз по течению несколько миль. Стало темнеть, когда я направил лошадь к берегу. Мы выбрались на песчаную отмель. Я решил, что до утра буду в полной безопасности и в плен меня не захватят. Люди Аркоуна не осмелятся ночью пуститься за мной в погоню по ущелью. Однако я так сильно замерз, что все мое тело сотрясала бешеная дрожь.

Я отвел лошадь за скалу, чтобы укрыться от ветра, и прижался к ее боку. В лунном свете пар поднимался с ее мокрой шкуры. Постепенно тепло лошади стало передаваться мне. Наполовину согревшись, я собрал хворост на отмели и с трудом разжег костер, как это делают шилуки. Я растянул на ветках свою одежду, чтобы просушить ее, и провел остаток ночи, сидя у костра.

Как только рассвело и можно было разглядеть дорогу, я оделся, сел верхом на лошадь и отправился прочь от реки, так как понял, что люди Аркоуна будут искать меня на берегу.

Два дня спустя, следуя указаниям Масары, я добрался до укрепленной деревни на вершине горы на краю владений Престера Бени-Джона. Старейшина деревни хотел было перерезать мне глотку и отобрать лошадь. Мне пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы убедить его взять лошадь, а меня отвести в крепость Бени-Джона.

ПРОВОДНИКИ, которые вели меня к Престеру Бени-Джону, говорили о нем тепло и с любовью. Попадавшиеся нам по пути деревни были чище и казались более процветающими, чем деревни Аркоуна. Стада здесь выглядели более упитанными, поля — ухоженными, а люди — сытыми. Лошади у них водились великолепные. От их красоты слезы наворачивались у меня на глазах. Когда мы наконец увидели крепость, расположенную на вершине столовой горы, она оказалась в лучшем состоянии, чем Адбар Сегед, и мрачные украшения не висели на ее стенах.