Тяжелые времена - Хиллари Клинтон

И даже наращивая давление на Иран, мы стремились сохранить возможности по организации переговорного процесса. В декабре 2010 года я совершила визит в Бахрейн для участия в конференции по безопасности в зоне Персидского залива. Мы знали, что в этом форуме должна была также участвовать делегация иранских дипломатов. Хотя Ричард Холбрук и Джейк Салливан на предыдущих саммитах смогли свести краткое знакомство со своими иранскими коллегами, я никогда не встречалась с ними лично. Я решила воспользоваться этой возможностью, чтобы обратиться к ним напрямую. В середине своего выступления на торжественном ужине в главном зале отеля «Ритц-карлтон» я сделала небольшую паузу и сказала:

— А теперь я хотела бы обратиться напрямую к делегации, которая представляет на этой конференции правительство Исламской Республики Иран.

В зале воцарилась абсолютная тишина. Министр иностранных дел Ирана Манучехр Моттаки сидел всего через несколько участников ужина от меня.

— Почти два года назад президент Обама предложил вашему правительству прямой и честный диалог. Наше предложение все еще остается в силе, — сказала я. — У вас есть право на мирную ядерную программу. Но это право влечет за собой соответствующую ответственность. Вы должны выполнить условия договора, который вы подписали, и продемонстрировать, что у международного сообщества нет оснований для опасений по поводу вашей ядерной деятельности. Мы призываем вас сделать этот выбор ради своего народа, своих интересов и нашей общей безопасности.

После того как ужин подошел к концу и все пожимали друг другу руки, я обратилась к Моттаки: «Добрый день, господин министр!» Он пробормотал что-то на фарси и отвернулся. Несколько минут спустя мы снова столкнулись друг с другом на подъездной дорожке. Я обратилась к нему с очередным дружеским приветствием, и он вновь отказался ответить. Я улыбнулась про себя. В своей первой инаугурационной речи президент Обама обратился к Ирану и другим государствам-изгоям со словами: «Мы протянем вам руку, если только вы готовы разжать свой кулак». Моттаки только что продемонстрировал, как тяжело было этого добиться. Но, справедливости ради, мы только что успешно убедили все мировое сообщество наложить жесткие санкции на его страну. Сотрудничество и давление. Политика кнута и пряника. Это была истинная природа дипломатии, и мы начали долгую партию в этой игре.

* * *

Именно на фоне этой политической обстановки в январе 2011 года султан Омана сделал мне предложение об организации тайных прямых переговоров с Ираном. Сотрудничество по этому вопросу в рамках группы «5+1» приостановилось. Посредничество третьих лиц также не дало положительных результатов. Снова и снова Иран доказывал свою неуступчивость и неблагонадежность. Однако были основания полагать, что, несмотря на все это, предложение султана могло исправить ситуацию. После того, что он смог сделать во время инцидента с задержанными американскими туристами, ему можно было доверить такое предприятие.

В июле 2009 года трое молодых американцев во время похода в горном пограничном районе между северной частью Ирака и Ираном были задержаны иранскими службами безопасности и обвинены в шпионаже. Джош Фаттал, Шейн Бауэр и Сара Шурд жили и работали среди курдов на севере Ирака. Не было никаких оснований подозревать их в шпионаже. Из Вашингтона невозможно было точно узнать, что произошло на самом деле, нельзя было даже выяснить, пересекали ли они границу. Однако за несколько месяцев до этого произошел подобный же инцидент: возле границы между Китаем и Северной Кореей были похищены двое американских журналистов. Это стало серьезной проблемой. Как и в случае с Северной Кореей, у нас не было дипломатических отношений с Ираном, поэтому у нас не было посольства в Тегеране, которое бы представляло наши интересы. Мы вынуждены были полагаться на помощь Швейцарии в качестве нашей официальной «державы-покровительницы», которая представляла наши интересы. Однако иранцы изначально отказали швейцарским дипломатам в консульском доступе, подразумевая под этим, что никому не было разрешено посещать задержанных американцев, как того требует Венская конвенция, которая регулирует дипломатические отношения между государствами. Я публично обратилась с просьбой освободить участников похода и неоднократно повторяла это обращение в последующие месяцы. Кроме того, я обратилась к швейцарской стороне с просьбой направить Ирану имевшиеся личные обращения.

Мы поддерживали тесный контакт с безутешными семьями задержанных участников похода. В ноябре я пригласила их к себе в офис в Госдепартамент, чтобы мы могли познакомиться лично. Швейцарскому послу в Тегеране потребовалось несколько месяцев для того, чтобы получить разрешение попасть в пресловутую тюрьму «Эвин» и увидеть трех американцев. К тому моменту их держали в заключении на протяжении нескольких месяцев без предъявления официальных обвинений или доступа к юридическому представительству. С помощью швейцарцев матери участников похода сразу после Дня матери получили визы для поездки в Иран. Я еще раз встретилась с ними и выразила им свою поддержку, прежде чем они отправились в Тегеран. Им позволили воссоединиться со своими детьми, но не разрешили забрать их домой. Всю эту душераздирающую сцену Иран использовал в качестве пропагандистского трюка.

Во время всех этих событий я пыталась использовать любой обходной путь, чтобы убедить иранцев освободить участников похода. Я попросила Джейка Салливана взять дело под свой контроль. Летом 2010 года я отправила Джейка на конференцию в Кабул в Афганистан, чтобы он передал министру иностранных дел Ирана просьбу освободить участников похода. Точно так же мы поступили годом ранее в Гааге, спасая других задержанных американцев. Но основным участником переговорного процесса выступила оманская сторона. Один из советников султана обратился к главному советнику президента Обамы по Ирану Деннису Россу и предложил свои услуги в качестве посредника в этом вопросе.

Действия оманцев всегда соответствовали их словам. В сентябре 2010 года Сара Шурд была освобождена под залог. Как только она покинула Иран, я позвонила султану, чтобы поблагодарить его и узнать, что можно было сделать для оставшихся двух участников похода (прошел еще год, прежде чем мы смогли освободить их).

— Мы всегда готовы помочь, — ответил мне султан.

Его слова не выходили у меня из головы, пока мы сидели и разговаривали в январе 2011 года.

Освобождение задержанного участника похода было далеко не то же самое, что посредничество в конфиденциальных переговорах о будущем иранской ядерной программы. Но султан продемонстрировал, каких результатов он может достичь. Именно поэтому я внимательно выслушала его предложение о новом независимом неофициальном тайном канале связи и спросила, можем ли мы быть уверены в том, что иранская сторона на самом деле будет в состоянии проявить искренность на переговорах. Ведь мы потратили достаточно много времени только на организацию работы группы «5+1», после чего принятое соглашение вскоре было отклонено Тегераном. Султан не мог дать мне никаких обещаний, но он был готов предпринять попытку. Я решила, что если хотим осуществить этот план, то нам необходима полная секретность. Мы не нуждались в очередном представлении с игрой на публику и давлении со стороны американских политических кругов. Даже при самых благоприятных обстоятельствах это было рискованным предприятием. Но оно того стоило. Я сказала султану, что мне необходимо было посоветоваться с президентом Обамой и своими коллегами в Вашингтоне, но нам следует уже сейчас начать думать о том, как привести свой план в исполнение.