Собрание сочинений в десяти томах. Том 3 - Юзеф Игнаций Крашевский

У Дубравки в глазах появились какие-то веселые огоньки и, подбоченясь, она в таком же веселом тоне ответила князю:

— Эй, лучше не проситесь вы ко мне на службу, тяжело живется у меня, ни покоя, ни отдыха — вам ли это под силу? Я моих воинов голодом морю, непокорных колочу. Незавидная их доля!

— Вот как! А мне что-то не очень страшно, — весело смеясь и все приближаясь к Дубравке, ответил Мешко. — А какое жалованье вашим воинам, прекрасная княгиня?

— По заслугам, конечно, — ответила Дубровка, у которой вдруг явилось желание пошалить и посмеяться над незнакомцем, и глаза у нее загорелись неудержимым весельем.

— Иногда палками по спине получают, а то и розги; время от времени, для разнообразия, запираю в темницу, на хлеб и воду. Да вас все равно к себе на службу не возьму, на многих вы местах вроде моего, видно, уже живали! А наказать-то я вас все равно должна, хотя вы и не мой слуга: вам кто позволил являться сюда без спроса?! Уходите поскорее, а то велю моим девушкам ударить на вас, а ведь все они внучки знаменитой Власты-воина из Левина — берегитесь!

Мешко громко расхохотался.

— Согласен, прекрасная королевна. Объявляйте войну, я вызов приму, но… в первую голову на вас ударю.

Услыхав шутливый разговор госпожи с незнакомцем, девушки, набираясь храбрости, начали выходить из своих челноков, а вызов князя встретили дружным хохотом, некоторые из них в шутку стали вооружаться веслами.

— А я здесь не один и не без защиты, — прибавил Мешко, — вот возьму, да позову товарищей и всех вас возьмем в неволю.

Дубравке понравились шутки князя, и она все с большим любопытством смотрела на него.

— А хватит ли у вас товарищей для покорения моего войска? Найдется ли по крайней мере сотни две? — смеясь, спросила Дубравка.

И вдруг, указав на рожок, висевший у пояса, сказала тоном угрозы, что в этом рожке найдется более воинов для защиты, чем у него для нападения. И жестом указала в сторону Градчина.

— В таком случае заключим мир, — улыбаясь, сказал Мешко. — Но только я вас без выкупа не отпущу. Дайте вот этот веночек с головки, и тогда я вам возвращу свободу!

— Кто? Я? Вам? Выкуп?! Веночка захотелось?! Да это вы должны мне принести дань за дарованную жизнь!

— А, что же делать? Согласен! Но… примете ли вы мой выкуп? — лукаво спросил князь.

Дубравка молчала, ей страшно хотелось узнать, кто он, и девушка мило улыбаясь, смотрела на князя в упор.

Мешко между тем снимал со своего пальца старинное кольцо, которое вез с собою из дома с намерением отдать его в подарок кому-нибудь из приближенных князя Болека. Это было прекрасной работы кольцо с крупным багряного цвета камнем… Ничего не говоря, он подал его Дубравке.

Княгиня, увидев это, вся зарделась; не знала, что ей делать, принять или нет. Она молчала.

— Требовали выкуп, — сказал с упреком Мешко, — вот он; невелик он, да ведь и вина-то не велика.

Говоря это, он приблизился еще на шаг и вдруг дерзко поцеловал ничего не подозревавшую девушку… Как раз в это время Дубравка из любопытства примеряла кольцо.

Княгиня с криком гневно оттолкнула от себя князя так сильно, что Мешко пошатнулся и, оставив в руках Дубравки кольцо, с веселым смехом убежал обратно в лес.

Поджидавшим здесь Стогневу и Доброславу он дал знак поскорей сесть на коней.

Лошади стояли тут же на лужайке, и в один момент все уже сидели верхом на своих лошадях. Стогнев теперь объяснял, где кому стоять, заботясь о том, чтобы кортеж имел стройный и пышный вид. Доброслава уже князь послал раньше на Градчин с поклоном к Болеславу, извещая о своем приезде, прося принять его не как Полянского, а просто как пограничного князя. Гонец должен был опередить весь кортеж на несколько часов. Князь со свитой, не спеша, отправился вслед за посланным.

Как раз в тот момент, когда все всадники выстраивались на лужайке, стараясь взять навьюченных лошадей и всякую прислугу в середину, а Стогнев подбирал людей, появилась Дубравка. Она смело бросилась в погоню за Мешко, желая возвратить дерзкому незнакомцу подаренное кольцо, но, увидев его, окруженного большой свитой, сконфузилась и оставила перстень на пальце, утешая себя тем, что возвратит ему после, так как она не сомневалась больше, что незнакомец отправляется на Градчин. Отгадать, кто он, ей не удалось; но судя по прекрасным и благородным чертам лица Мешка, его гордой осанке и храбрости, отпечатавшейся на всей его фигуре, княгиня угадывала в нем равного себе, какого-нибудь пограничного князя. Речь его свидетельствовала о том, что он не принадлежал к немецкому племени.

Задумавшись, долго стояла девушка, глядя вслед уехавшему князю. Теперь она не сомневалась уже, что кортеж направился в Прагу.

Игры были прерваны и испорчены, и девушки с Дубравкой немедленно сели в лодки и поплыли вверх по реке, к Градчину.

Между тем Мешка, встречавшего на каждом шагу кресты, начало мучить сомнение, как эти набожные и суровые Пшемысловичи примут у себя его, язычника.

И неотвязчиво преследовали его россказни о Боривое, которого заставили есть на полу с собаками, не считая его, язычника, достойным сидеть за одним столом с христианами; эта низость возмущала Мешко до глубины души, и при одной мысли о том, что и с ним могли бы поступить так же, он выходил из себя, — он знал, что в случае подобного оскорбления, ни он сам, ни обидчики не остались бы в живых. Поэтому поехавшему вперед Доброславу он строго приказывал напомнить Болеславу, что к нему едет язычник.

— Известите брата Болька, что я язычник, некрещеный, но что по этому самому не позволю ему нанести себе обиды. И если из-за моего язычества он не захочет признать меня братом, то я тотчас же поверну обратно.

Но чешский князь и не думал оскорблять Полянского; это далеко не входило в его планы: Болько искренно желал найти в новоприбывшем союзника, но никоим образом не врага… Они друг другу были нужны.

Медленно и с трудом карабкаясь по проложенной вдоль горы дороге, кортеж приближался к валу, опоясывавшему столицу Чехии.

Издали уже видны были другие порядки, чувствовались другие люди, иной край, большая мощь и знание, принесенные с запада. Каменные стены окружали крепость, а вдали видны были дома с выкрашенными крышами, еще выше блестел на фоне неба и как бы царствовал над всем городом крест костела святого Вита, наполнявший тревогой сердце Мешка.

Он чувствовал,