Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов

в коем случае, — ответил я, наливая в чайник воды из-под крана. — Для меня настоящее искусство — это когда встаёт. В прямом либо в переносном смысле этого слова. По сравнению с тобой эта перекаченная Деми Мур смотрится на пилоне, как мужичок с силиконовыми сиськами. Того и гляди, у неё что-нибудь вывалится из трусов.

Марго улыбнулась.

— Фильм «Стриптиз» — один из моих любимых фильмов.

— Я бы удивился, если бы это был «Солярис».

— Ну хватит дурака валять… Зачем приехал? — строго спросила она, и тут же ласково промурлыкала: — Или одумался?

«Куда её понесло!» — подумал я, откровенно разглядывая её выпуклый бюст и загорелые рельефные ляжки.

— Дело у меня есть к тебе, Маргарита, — ответил я официальным тоном. — Дело очень важное, ответственное. Скажу так, судьба моя решается, и от тебя зависит многое.

— Фу, какой ты не интересный! — разочарованно воскликнула она. — А я подумала, что ты решил меня трахнуть. Даже сосочки набухли от таких мыслей.

— Сосочки у тебя, конечно, бесподобные, — согласился я. — Ну зачем ты прикидываешься похотливой дурой? Ты ведь не такая на самом деле. Это у тебя просто — защитная реакция. Своеобразный комплекс. Потому что всю твою жизнь мужики хотели тебя только трахнуть, а твоя душа, твои переживания были никому неинтересны.

— И слава богу, — огрызнулась Марго. — Терпеть не могу, когда лезут в душу.

— Пускай лучше лезут в трусы, — добавила она с циничной ухмылкой.

— Они не видели в тебе человека, — продолжал я, не обращая внимания на её выпады. — А ты для меня в первую очередь — человек, и только потом уже — привлекательная особа. И я уважаю…

— Хватит пороть чушь! Ты меня просто не хочешь! — рявкнула Марго.

Я опустил глаза в пол, чтобы она не видела их выражение, и начал моросить какую-то глупость:

— Поверь мне, Марго… Всё гораздо сложнее… Я очень тебя хочу… Очень… Но я не могу… не могу перешагнуть через… Короче, дело не в тебе.

— Это всё из-за той девицы, про которую ты обмолвился вчера?

— Не совсем, — ответил я и замешкался…

На самом деле всё было гораздо проще… Когда я замолчал, то понял простую истину: сексуальное влечение к женщине формируется на базовых животных рефлексах, и сознание в этом процессе играет второстепенную роль. А ещё я вспомнил маечку Марго на вешалке в ванной, рядом с полотенцами, — я ненароком почувствовал её запах и потом уже из любопытства, совершенно намеренно, окунул своё лицо в этот резкий, неожиданный, неприятный фимиам. Запах женщины может сказать о ней гораздо больше, чем развёрнутый психологический портрет.

Чуть позже она накинулась на меня и повалила на пол, но всё уже было кончено, хотя совсем ещё недавно она была для меня фетишем, смерть несущим ангелом, чёрной пантерой, убивающей винторогих козлов. За сутки до этого я даже мечтать не мог, что она будет рвать «болты» на моей ширинке, а потом раскроется словно небывалая чёрная дарлингтония с красной липкой сердцевиной, губительной для доверчивых мотыльков, — но несмотря на весь этот эротический ажиотаж, мне хотелось закричать: «Умоляю, не трогайте мою писю!» Всё было прекрасно в этой девушке, кроме запаха: он показался мне слишком враждебным, с привкусом крови или сырого мяса.

— Так приходит исцеление, — задумчиво произнес я, глядя сквозь запотевшее окно на улицу; чайник давно уже закипел и отплясывал чечётку на газовой конфорке, но никто не обращал на него внимание. — Болезнь под названием блуд отпускает постепенно. Ты не можешь в одно мгновение очиститься от скверны, которая копилась в твоей душе всю жизнь, но я не теряю надежды… Я свято верю, что когда-нибудь обуздаю свою похоть, а теперь я делаю первые шаги в этом направлении. Не сбивай меня с праведного пути.

— А может, ты сделаешь для меня исключение? — спросила Маргарита, стыдливо запинаясь и накручивая на палец подол ночнушки.

Я подошёл к плите и выключил газ.

— Ладно, — решительно произнёс я. — Чтоб тебе совсем было понятно, я расскажу тебе историю… эдакую притчу. Произошло это год назад. У меня была любимая жена, были очаровательные девушки… Не одна, не две — это был натуральный конвейер… И вот на этом конвейере появилась она. Я сперва не узнал её в бесконечном потоке сисек и писек…

Марго ловила каждое моё слово, как зачарованная, — ей хотелось побыстрее увидеть соперницу, почувствовать её и понять.

— Сперва она удивила меня в постели, — продолжал я, — хотя не делала ничего особенного. И это мягко сказано, ибо таких лентяек свет не видел! Она не делает минет, потому что не может одновременно сосать и говорить. Она заваливается набок, как старая кляча, потому что ей лень стоять раком. Она не крутит фуэте в постели, и балерина из неё тоже хуёвая. Она во всём норовит сачкануть, и даже кофейную кружку после себя не помоет… Но в какой-то момент я понял, что это и есть эксклюзив. — Я возвёл указательный палец к небу. — Об этом даже великий Пушкин написал: «Ты предаёшься мне без упоенья, стыдливо-холодна восторгу моему». В нашей постельке не было никаких деликатесов — рахат-лукума с ядом или гениталий со сливками, но в момент оргазма высвобождалась такая мощная энергия, что вылетали пробки, а на стенах появлялись огни святого Эльма…

— А это что за хрень?

— Неважно! — отмахнулся я и продолжал: — Короче, первое время мне не нужно было от неё ничего, кроме секса. Я был просто одержим. Ленка собиралась на работу, а я уже поглядывал на часы: шо ты ползаешь как черепаха?! Ленка приходила с работы всё раньше, а мы уходили всё позже, и в конце концов они встретились.

— Твою же мать! — воскликнула Марго.

— Так получилось, что за короткое время я всё потерял, но я не о чём не жалею. Сейчас я понимаю, что мне ничего не надо из тех благ, за которые я цеплялся всю свою жизнь. Через эту девочку я познал свободу как духовную, так и физическую. Она освободила меня от привычного рабского бытия, от стереотипного мышления, от социальной зависимости. Она самая настоящая дикарка. Она как будто выросла в джунглях — глаза беспросветно тёмные, кожа смуглая, волосы чёрные, прямые… Она не укладывается в