Легенда о яблоке. Часть 1 - Ана Ховская

– Знаешь, а выбери себе несколько картин для своего дома в Хьюстоне? Они будут напоминать тебе обо мне…

– Это честь для меня,– торжественно отметил Алекс и улыбнулся.– Я обязательно возьму несколько картин… И, пожалуй, это полотно…

Он кивком указал на «Ночную фиалку».

– Э-э, нет. Эту я тебе не отдам. У меня на нее свои планы. Я не говорила тебе, что собираюсь в турне с выставкой? Программу турне я уже готовлю вместе с моим руководителем. Под его началом и с его подачи она произведет фурор в мире современного искусства,– самоуверенно похвалилась Элен.– Кстати, я собираюсь приехать и в Хьюстон. А возможно, и перееду совсем. Я люблю этот город. И пляжи там замечательные.

– Это серьезные планы, ты моя Мэри Кэссет!

– О-о, как лестно такое сравнение,– рассмеялась сестра.

Алекс с легкостью поднял сестру за талию и, как с игрушкой, закружил с ней по чердаку. А она, нарочно зажмурившись, визжа от удовольствия, раскинула руки в стороны. Такой Элен нравилась Алексу, он безумно любил сестру и, несмотря на ее чуть испорченный характер, импульсивность и неуправляемость, они всегда находили общий язык и очень бережно относились друг к другу.

Ахматов был искренне рад, что выбрал маршрутом своего отпуска Новый Орлеан. А после ему предстояло еще одно задание от АМБ – сложное и многоэтапное, поэтому он планировал провести время с сестрой с полным отрывом от привычной суеты, чтобы с чистым разумом окунуться в напряженную работу.

В этот вечер закат был особенно прекрасен. Природа танцевала под ритмы латино. Солнце почти уходило за горизонт, оставляя алые разводы на ярко-голубом небе. Табун скакунов медленно возвращался с пастбищ под стрекотание сверчков. Листья деревьев лениво шептались в такт музыки матери-природы. Ветерок вальсировал по верхушкам трав и разноцветий. А запах, дивный запах весенних цветов щекотал нос.

Хелен Дьюго поморщила нос и закрыла глаза, впитывая энергию этих редких благодатных минут. Крик погонщика жеребцов вызвал вздох разочарования несовершенством своего уединения.

– Пабло, чего ты раскричался? Гони их в конюшни и не пугай,– сделала замечание Хелен рабочему.

Животные прошли мимо, а из облака пыли показалась фигура Милинды. В одной руке она несла свои сандалии, а в другой – пышный венок из весенних трав и цветов.

Хелен поднялась и спустилась с холма, на котором она, ожидая возвращение табуна, отдыхала наедине с природой.

– Где ты была?

– Мы гуляли с Джеком,– с отсутствующим видом ответила Милинда.

Хелен приблизилась к дочери, подняла ее лицо за подбородок, повернула вправо, затем влево и с волнением спросила:

– Что-то случилось?

– Ничего,– скрыла дочь.

– И поэтому ты такая растерянная?

Милинда прятала глаза.

– Прости, что я ушла без предупреждения.

– Это не то. Если не хочешь говорить, не говори. Только не морочь мне голову и не заставляй беспокоиться за тебя. Мне и отца твоего достаточно. Ты купила препараты, которые я просила?

– Конечно, мам. Я все сделала.

Хелен вяло улыбнулась, обняла дочь и с тоской вспомнила о своей Софи, а затем и о Брайане. Как хотелось бы обнять всех вместе.

– Ладно, пойдем ужинать. Отец, наверное, проснулся.

Милинда шла чуть позади матери, ощущая вину и растерянность за то, что не могла открыто произнести то, что с ней происходило. Она прекрасно понимала, что мать не провести, и рано или поздно она вытянет из нее причину такого поведения.

– Мама, я слышала, что сказал врач о болезни папы. Он умрет?

Хелен как-то странно сердито на нее посмотрела, но потом смягчилась и пожала плечами:

– Когда-нибудь… с нами всеми это произойдет.

Что она могла сказать, зная, насколько серьезно захватила Ланца болезнь, и улучшений давно не наблюдалось. Вот-вот очередной сердечный приступ сведет его в могилу, но говорить об этом и думать было жутко…

– Как мы справимся с делами, если его не станет?– грустно проговорила Милинда.

– А что мы, по-твоему, делаем сейчас? И вообще, что это за тема для разговора? Перестань нагнетать,– борясь с волнением, строго сказала Хелен.

– У меня есть решение.

Хелен недовольно остановилась и осуждающе взглянула на дочь. Милинда смутилась на секунду, но потом, покраснев от неловкости, выговорила сдавленным голосом:

– Джек сделал мне предложение.

– Что?

– Мы могли бы вместе поддерживать ферму на достойном уровне.

– Ферму?– не веря своим ушам, чувствуя, как отчаяние и тревога за дочь подкатывает к горлу, выговорила Хелен.

– Мама, я выйду замуж за Джека,– видя состояние матери, решительно сказала Милинда тоном, не терпящим возражения.

На Хелен опустилось какое-то странное холодное разочарование и бессилие, но, взяв себя в руки, она предельно спокойно поинтересовалась:

– Ты его любишь?

– Что за вопрос, мама?– возмутилась девушка.

– Значит, ты не собираешься учиться?

– Я буду помогать тебе, а все, что нужно, я уже знаю и умею. Я не понимаю твоего пренебрежения к Джеку. Он замечательный!

– Не сомневаюсь. Только вот не верю я, что ты останешься довольна тем, как будешь проживать свою жизнь здесь, вместо того, что могла бы иметь в Хьюстоне.

– Да что ты все заладила – Хьюстон, Хьюстон?– вспылила Милинда и топнула ногой.– Какие возможности? Это всего лишь призрачные фантазии Софи. И ты пытаешься навязать их мне. Брайан погнался за этими возможностями, и что в итоге? Его нет!

Последние слова резанули слух. Хелен глянула на дочь с укором и болью. Она долго молчала, разглядывая, как та нервно перебирает в руках венок и безжалостно обрывает цветы.

– Тебя только это останавливает?– наконец выговорила мать, готовая признаться в сокрытии ужасной тайны, только чтобы уберечь дочь от необдуманного шага.

– Если бы Брайан был жив, он мог бы вдохновить меня, доказать, что он не зря борется за свое право быть успешным…

– Он жив.

Милинда сначала даже не поняла смысла слов, глухо вылетевших из уст матери. На секунду ее оглушило от чувств, вспыхнувших при сочетании этих звуков: «Он жив».

– Ты что, мама?!– спросила она, напряженно потирая предплечья от нервного озноба.

Хелен виновато опустила глаза.

– Давай присядем…

– Ты меня пугаешь!

То, что потом рассказала мать, шокировало Милинду настолько, что она потеряла дар речи, и наступивший ступор смешал все мысли в голове. Хелен, хоть и с опаской, поделилась всеми секретами с дочерью, объясняя причины и подробности, умоляя не раскрывать их ни при каких обстоятельствах.