Спящие красавицы - Оуэн Кинг

Дженис открыла маленькую самодельную книжку. Лила наклонилась к ней и они прочитали вместе.

— Последнее, меня действительно проняло, — сказала Лила. — Очень верно. Дай мне бутылку. Думаю, мне все-таки необходимо промочить горло.

Дженис передала. Лила хлебнула, поморщилась, и протянула обратно.

— Как ребенок? Нормально?

Учитывая, что он родился за шесть недель до истечения срока, и носил на шее пуповину, как ожерелье, его дела очень хорошо, — сказала Дженис. — Слава Богу, что с нами были Эрин и Джоли, или мы потеряли бы их обоих. Он с Линдой Байер и ребенком Линды. Линда некоторое время назад перестала кормить грудью, но как только она услышала плач Энди, молоко вернулось. Так она говорит. Между тем, у нас еще одна трагедия.

Как будто одной Тиффани не хватило, все одно к одному, — подумала Лила, — но попыталась не подать виду, что она выбита из колеи.

— Расскажи.

— Помнишь Герду Холден? Старшую из четырех девчушек Холденов? Она исчезла.

Это почти наверняка означало, что в другом мире её настигла смерть. Все они приняли это как факт.

— Как Клара это восприняла?

— А чего ты ожидала, — ответила Дженис. — Это практически свело её с ума. Она и все остальные девочки испытывают это странное головокружение с прошлой недели или около того…

— Так будто их кто-то перемещает.

Дженис пожала плечами.

— Возможно. Наверное. Что бы это ни было, Клара боится, что еще одна из ее девочек в любой момент может исчезнуть. А может быть, все трое. Я бы тоже переживала. — Она начала листать Книгу достойной жизни Эндрю Джонса. Каждая из страниц была заполнена раскрытием десяти вышеуказанных правил.

— Хочешь поговорить о Дереве? — Спросила Лила.

Дженис подумала, потом покачала головой.

— Может быть, завтра. Сегодня я просто хочу спать.

Лила, которая не была уверена, что сможет уснуть, взяла руку Дженис и сжала ее.

8

Нана спросила мать, может ли она переночевать с Молли в доме миссис Рэнсом, и Элейн дала разрешение, убедившись, что старушка не против.

— Конечно, — сказала миссис Рэнсом. — Молли и я любим Нану.

Это было хорошо для бывшей Элейн Джиари, которая была рада, что ее маленькая девочка сегодня не будет ночевать дома. Нана была ее дорогушей, ее драгоценностью — редкий пункт, по которому она на сто процентов была согласна с ее живущим отдельно мужем, и тот, который так долго удерживал их брак — но сегодня вечером Элейн должна была обтяпать одно важное дельце. Это было скорее для Наны, чем для нее. Для всех женщин Дулинга, если так можно сказать. Некоторые из них (например, Лила Норкросс), возможно, сейчас этого не понимают, но позже поймут.

Как бы там ни было, она решила через это пройти.

Гольф-кары на которых они ездили в лес, к тому странному дереву, были аккуратно припаркованы на участке позади того, что осталось от здания муниципалитета. Одна из хороших привычек, которые можно было наблюдать в женщинах, подумала она — одна из многих — состояла в том, что они, как правило, убирали вещи на свои места, после того, как пользовались ими. Мужчины были другими. Они оставляли свое имущество разбросанным, словно в авгиевых конюшнях. Сколько раз она говорила Фрэнку положить свою грязную одежду в корзину для белья — не достаточно ли было того, что она стирала её, гладила и раскладывала по местам, а? И сколько раз она снова и снова находила её в ванной, рядом с душем, или валяющуюся по полу в спальне? Он был озабочен споласкиванием стакана или мытьем посуды после позднего ночного перекуса? Как бы ни так! Как будто тарелки и бокалы становились невидимыми после того, как их использовали по предназначению. (Тот факт, что ее муж держал свой кабинет в порядке, так же, как и клетки для животных, делали такое бездумное поведение еще более раздражающим.)

Мелочи, можете вы сказать, да кто с этим спорит? Так и есть! Но на протяжении всех этих лет, эти мелочи становились домашней версией старой китайской казни, о которой она читала в книге от Времени жизни,[325] выуженной из коробки для пожертвований в Гудвилле. Называлась она Смерть от тысячи порезов.[326] А скверный характер Фрэнка делал все еще хуже, наносил еще более глубокие порезы. Ой, иногда были и подарки в виде легкого поцелуя в заднюю часть шеи, или ужина (при свечах!), но эти вещи были просто глазурью на несвежем и трудно пережёвываемом торте. Брачном Торте! Она не была готова сказать, что все мужчины были такими, но большинство были, потому что инстинкты шли в наборе. С пенисом. Дом мужчины был его замком, отсюда и поговорка, и в XY хромосому было глубоко втравлено верование, что каждый мужчина — король, а каждая женщина всего лишь его прислуга.

Ключи все еще находились в карах. Конечно, в Нашем месте иногда случались мелкие кражи, но настоящих ограблений не было. Это была одна из хороших вещей. Было много хороших вещей, но не у всех хватало ума ими довольствоваться. Взять хотя бы это нытье, которое тут и там раздавалось во время Собраний. Нана была на некоторых из них. Она не догадывалась, что Элейн знает, но Элейн знала. Хорошая мать всегда следит за своим ребенком, и знает, когда тот рискует заразиться дурными идеями от плохих товарищей.

Два дня назад она пригласила Молли в их дом, и две девочки замечательно провели время, сначала играя на улице (в классики и скакалки), затем внутри (украшение большого кукольного домика, который Элейн чувствовала себя вправе забрать из Дулингской товарной биржи), потом снова внутри, пока не зашло солнце. Они съели сытный ужин, после чего Молли прошагала два квартала к своему дому, в сумерках. Сама. А почему и нет? В этом мире не было хищников. И уж тем более, никаких педофилов.

Счастливый день. И вот почему Элейн была так удивлена (и немного напугана, почему бы это не признать), когда она остановилась у двери своей дочери по пути в спальню и услышала плач Наны.