Спящие красавицы - Оуэн Кинг

Я думаю, это выход, сказала Лила, когда женщины стояли в высокой траве, глядя на то странное дерево. Боже, а если она права?

Элейн прошлась по этому складу автозапчастей, направляя луч фонарика на пол, потому что пол был бетонный, а бетон хорошо сохранял холод. И там, в дальнем углу, находилось то, что она надеялась найти: три надежно запечатанные пяти галлонные[328] канистры. Они были простыми металлическими, без опознавательных знаков, но толстая полоска красной изоленты опоясывала одну из них, а полоски синей изоленты опоясывали две другие. Ее отец точно так же помечал свои канистры с керосином.

Думаю, это выход. Обратная дорога. Если мы этого захотим.

Некоторые из них, несомненно, этого хотели. Женщины-участницы Собраний, которые не могли понять, что здесь у них все хорошо. Все прекрасно. Все безопасно. Они были настолько приручены за все эти поколения рабства, что с нетерпением желали броситься обратно в свои цепи. Те, которые находились в тюрьме, как это ни парадоксально, вероятно, будут первыми, кто захочет вернуться домой в старый мир и вернуться обратно в тюрьму, из которой были освобождены. Потому что многие из этих инфантильных существ не хотели или были неспособны понять, что в их задержании и тюремном заключении почти всегда были виноваты мужчины. Какие-то мужики, за которых они готовы были отдать самих себя. За годы своего волонтерства, Элейн видела и слышала все это миллион раз. «У него доброе сердце». «Он не это имел в виду». «Он обещает, что изменится». Черт, она сама была уязвима к этому. В разгар того бесконечного дня и ночи, прежде чем заснула и была перенесена, она почти позволила себе поверить, несмотря на все, что она испытала с Фрэнком в прошлом, что он будет делать то, что она попросит, что он, наконец-то, будет контролировать свой темперамент. Но, конечно же, этого не случилось.

Элейн не верила, что Фрэнк сможет измениться. Это была его мужская природа. Изменить её он был не в силах. Иногда она думала, что Фрэнк просто сводит ее с ума. С ним, она становилась раздражительной, легко переходила на крик, такой себе тревожный звоночек о том, что перерыв заканчивается. Что действительно поражало её, так это критическая неспособность Фрэнка принять тяжесть ее обязанностей. Он действительно верил, что ей нравилось напоминать ему о том, что нужно заплатить по счетам, убрать вещи, держать себя в руках? Она была уверена, что он так и думал. Элейн не была слепой: она видела, что ее муж не слишком доволен своей жизнью. Но её пожелания он и в упор не замечал.

Она должна была действовать, ради Наны и всех остальных. Именно на этом она была сосредоточена в тот самый день, когда Тиффани Джонс умирала в той закусочной, отказавшись от своей бедной разбитой жизни в пользу ребенка.

Да, были женщины, которые хотели вернуться. Не большинство, Элейн хотелось верить, что большинство проживающих здесь женщин не были сумасшедшими мазохистками, но могла ли она рисковать? Могла ли она, когда ее любимая Нана, которая каждый раз уходила в себя, когда ее отец поднимал голос…

Перестань об этом думать, приказала она сама себе. Сконцентрируйся на своем деле.

Красная полоска означала дешевый керосин, и, вероятно, от него будет не больше толку, чем от бензина, хранящегося в топливохранилищах разнообразных городских АЗС. По прошествии некоторого времени вы могли потушить зажженную спичку в керосине, находившемся в канистре с красной полосой. Но синие полоски означали, что в керосин добавлен стабилизатор, а эта смесь может сохранять свою стабильность в течение десяти и более лет.

Дерево, которое они обнаружили в тот день, может быть, и удивительное, но это всего лишь дерево, а деревья горят. С тигром, конечно, нужно было считаться, но она взяла пистолет. Напугать его, застрелить, если это будет необходимо. (Она умела стрелять; отец научил ее.) В её голове проскакивала мысль, что это может оказаться ненужной предосторожностью. Лила назвала тигра и лису эмиссарами, и Элейн думала, что так и есть. У нее было предчувствие, что тигр не попытается ее остановить, что Дерево практически не охраняется.

Если это была дверь, ее нужно было закрыть навсегда.

Когда-нибудь Нана поймет и отблагодарит ее за то, что она поступила правильно.

9

Лила действительно спала, но проснулась вскоре после пяти, когда наступающий день был простой грустной линией света на горизонте. Она встала и воспользовалась выносным ведром. (Водопровод пришел в Дулинг, но он еще не добрался до её дома на Санкт-Джордж. «Возможно, через недельку-другую», — заверила её Магда). Лила подумала, что ей нужно вернуться в постель, но она знала, что если это сделает, то будет просто лежать и ворочаться, размышляя о том, как Тиффани — с пепельно-серой кожей в самом конце — в последний раз потеряла сознание с новорожденным ребенком на руках. Эндрю Джонсом, единственным наследством которого будет пачка скрепленных рукописных страниц.

Лила оделась и вышла из дома. Она не имела никакой особой цели, но была не так уж удивлена, когда увидела перед собой разрушенную громадину здания муниципалитета; она провела большую часть своей взрослой жизни, работая там. Это был своего рода магнитный север, хотя там, на самом деле, ничего не было. Пожар нанес зданию значительный ущерб — начавшись от удара молнии, а может быть, из-за неисправной проводки. Стена здания, за которой находился офис Лилы, представляла собой почерневшие развалины, в то время как годы пронеслись через разбитые стены и окна и сделали свою работу с другой половиной, превратив гипсокартонные плиты, которыми был обшит её офис, в мусор, слоями покрывающий пол.

Так что Лила очень удивилась, увидев кого-то, сидящего на гранитных ступеньках. Древние ступеньки еще долго будут оставаться целыми. Когда она приблизилась, фигура встала и подошла к ней.

— Лила? — Хотя и полный неопределенности и грубый от недавно пролитых слез, голос был знакомым. — Лила, это ты?

Новые женщины появлялись крайне редко, и если эта должна была стать последней, то лучшего и не могло быть. Лила побежала к ней, обняла ее, поцеловала в обе щеки.

— Линни! О Боже, так приятно тебя видеть!

Линни Марс обняла ее с панической силой, а затем отстранила подальше, чтобы получше рассмотреть лицо Лилы. Убедиться. Лила прекрасно это поняла, и не препятствовала. Линни улыбнулась, и слезы на щеках были хорошим предзнаменованием. Лиле показалось, что какие-то божественные весы были сбалансированы — уход Тиффани с одной стороны, прибытие Линни с другой.

— Как долго ты тут сидишь? — Наконец-то спросила Лила.

— Не знаю, — сказала Линни. — Час, может два. Я видела, как луна опускается. Я… я не знала, куда еще пойти. Я была в офисе, смотрела в ноутбук, а потом… как я сюда попала? Где мы?

— Все очень сложно, — ответила Лила, и по мере того, как она вела Линни обратно к ступенькам, ей пришло в голову, что только женщины так говорят, мужчины же — почти никогда. — В каком-то смысле, ты все еще в кабинете, в одном из коконов. По крайней мере, так мы думаем.