Мелькнул чулок - Элизабет Гейдж

Обе были похожими и совсем разными, какими бывают сестры. Энни – старшая, более сложная по натуре, идеально подходила для творческой работы в той области, которая требует глубин характера, каких актер или актриса не всегда может достичь, а подчас и не осознает этого.

Марго была устроена проще: спокойная гладь ее жизни ни разу не искажалась трагедией; любимица заботливых родителей и трех старших братьев, живая, уверенная, добрая по природе, она твердо стояла на земле, пока Энни постоянно скользила по тонкому льду.

Однако Марго не была так проста, как хотела казаться: прирожденная интеллектуалка с пытливым ищущим умом, глубоко как никто понимавшая творчество Дэймона, сумевшая оказать неоценимую помощь в создании «Плодородного полумесяца». Дэймон был убежден, что источник ее воображения был более глубоким, чем понимала сама Марго, и он, как заботливый отец, предупреждал ее, что не стоит зря растрачивать талант на учительскую работу. Глупо всю жизнь учить детей по книжкам, сочиненным другими. Он хотел, чтобы Марго писала пьесы, а может быть, романы и рассказы.

Но она, как упрямая дочь, убежденная, что не стоит посвящать жизнь неопределенности искусства, цеплялась за свои планы и решительно противилась всем уговорам Дэймона.

Кроме того, ее отличала поистине кошачья грация и спокойное отношение к собственной сексуальности, тогда как Энни, словно стыдясь собственной красоты, боялась двигаться, говорить, жестикулировать.

Однако различия обеих девушек каким-то непонятным образом гармонировали друг с другом. Марго – холодная интеллектуалка, менее сложная, чем Энни, более земная, способная и к аналитическому мышлению, и гораздо сексуальнее, в то время как Энни, не обладавшая столь острым интеллектом, была великой актрисой, обладающей и талантом, и сексуальностью – таинствами, возникающими из неведомых глубин души. Именно поэтому девушка никогда не оставалась в ладу с собой, и натура ее была столь многогранна, что именно эти черты побудили Дэймона дать ей роль Лайны. Бесконечно эротичная и соблазнительная, она, казалось, не сознавала своего могущества.

Странный дуэт – актриса и интеллектуалка, творческая личность и простая, улыбчивая девушка с фермы, таинственная сирена и жизнерадостная соблазнительница из Айовы.

Да, они были словно сестры. И когда девушки бегали по дому в шортах, футболках и кроссовках, длинные волосы – светлые и темные – волнами падают на плечи, Дэймон невольно замечал, какие у обеих длинные стройные ноги, изящные щиколотки, упругие бедра, прямые плечи, задорные маленькие груди.

Иногда у Дэймона почти отнимался язык, когда девушки одновременно входили в комнату во всем блеске юности и здоровья, спеша расцеловать его, похожие на двух великолепных живых кукол, созданных из одного материала, однако восхитительно неповторимых.

И Дэймон чувствовал, что по какому-то таинственному велению судьбы ему даровано играть роль отца. Радуясь его шутке насчет отсутствия дочерей и желая посмеяться, девушки награждали его прозвищем «папочка», «папуля» или любимым обращением Марго «старичок».

Дэймон ощущал необычайную радость от символического отцовства, когда видел эти упругие юные тела, слушал шутливый щебет их голосов, улыбался, думая о своей, уже не столь живой энергии, получавшей постоянный заряд от их присутствия под его крышей, их смехе, поцелуях, отцовском чувстве собственности, нежных ласках и массажа Марго.

Почему нет? Все это было таким забавным и совершенно невинным. Он сам давным-давно определил себе связи с женщинами только своего возраста и поступал именно так в Нью-Йорке и в пустыне, где симпатичная вдова ранчеро всегда ждала его. Но все же Дэймону доставляло удовольствие видеть этот почти вызывающий парад юной сексуальности, который приходилось наблюдать каждый день. Наконец-то кто-то нуждался в нем, любил и требовал защиты и одновременно… баловал его, относился по-матерински. И Дэймон наслаждался отцовским, крохотным, почти кровосмесительным импульсом, наблюдая за девушками.

Но все изменилось с тех пор, как Энни уехала домой.

Казалось, старшая, более уверенная в себе дочь покинула дом и теперь, целиком погруженная в собственные дела, работу, беды и проблемы, взлеты и падения своей любовной жизни, отдалилась от семьи.

Но младшая, больше напоминавшая Дэймону его самого физически и эмоционально, сексуальная, не страдающая застенчивостью, осталась дома. Наедине с ним. Конечно, все это глупые мысли. Чистая самонадеянность. Но почему-то Дэймон постоянно думал о том, что теперь они с Марго остались дома наедине друг с другом. Словно предательское коварное семя это нечто начало расти, развиваться, цвести, превращаясь в одержимость.

Взгляд Дэймона постоянно следовал за Марго, особенно когда они были одни в доме. Девушка обычно сидела на диване, скрестив ноги, и писала под его диктовку в блокноте, а когда печатала, хмурилась и высовывала язык, как школьница. Иногда она лежала на диване с книгой, и длинные волосы роскошным водопадом рассыпались по обивке.

Тихо, беззвучно, словно кошка, бродила Марго по дому в шортах или облегающей мини-юбке, обнажавших упругие бедра. Дэймон ощущал призывный женский запах, будораживший воображение, когда Марго обнимала его за плечи или наливала кофе.

– Что у тебя за духи, детка? – пытался он шутить. – Запах просто потрясающий. Скоро мужчины начнут мяукать под нашими окнами, как мартовские коты.

– Они называются «Безе», если это так тебя интересует. И я рада, что тебе нравится. Они ужасно дорогие.

– Это непристойное слово на французском, – сказал Дэймон.

– В самом деле? – уязвленно спросила Марго, уверенная в своем знании языка. Я думала оно означает «поцелуй».

– Диалект, крошка, диалект. Проверь в словаре.

На следующий день Марго шутливо хлопнула Дэймона по щеке, поскольку обнаружила, что тот прав.

– Ну и грязный у тебя ум, папуля.

– Не у меня, а у парфюмеров, – проворчал он.

Они посмеялись и продолжали работать, как хорошо смазанная машина. Но медленно, постепенно, с каждым массажем, с каждой лаской, с каждым вечером, проведенным на веранде или в доме, Марго словно все дальше и дальше отходила от той роли, которую она исполняла в дуэте, состоявшем из нее и Энни. По мере того как Энни все больше погружалась в образ Дейзи, Марго становилась все ближе, все более властно занимала мысли и фантазии Дэймона.

В мозгу моем гуляет важно

Красивый кроткий сильный кот,

И, торжествуя свой приход,

Мурлычет нежно и протяжно.

Сначала песня чуть слышна,

В басовых тихих переливах…[18]

Дэймон не был уверен, что правильно воспринимает строки Бодлера, но как только заменил абсурдное французское «кот» на слово «кошка» и представил вместо ласковой хищницы женщину, стихотворение начинало неотрывно вертеться в голове, когда Марго была рядом.