Узкий коридор - Джеймс А. Робинсон

Третья составляющая – политическая. Углубление способности государства коренилось в политической системе, в которой существовали мощные средства общественного контроля как над деятельностью государства, так и над отношениями между политической и экономическими элитами. Эти средства контроля усиливались благодаря всеобщему характеру программ, укреплявших социал-демократическую коалицию, благодаря тому факту, что административная способность государства быстро развивалась в процессе управления государством всеобщего благосостояния, и благодаря непосредственному участию профсоюзов в осуществлении ключевых программ. Все это в свою очередь поддерживалось благодаря более ранним реформам, значительно демократизировавшим шведскую политику.

Первый урок шведского опыта очевиден: выработать компромисс и найти способы построения широкой коалиции для поддержки Обузданного Левиафана и новых политических мер. Сделать это, конечно же, гораздо труднее в условиях все более поляризующейся политики, как мы видели на примере Германии. Остается надеяться на то, что удастся найти общие точки, пока не станет слишком поздно. В этом контексте важно, чтобы как правые, так и левые в США и во многих западных странах в настоящее время согласились с тем, что все обрисованные нами тенденции – рост неравенства, сокращение рабочих мест, доминирование Уолл-стрит и экономическая концентрация – являются проблемами. Трудность здесь в том, что согласия поводу решения этих проблем меньше. Но это не так уж необычно. Новые коалиции часто порождают новые идеи и институциональные инновации. Обсудим теперь, как этого можно добиться, сосредоточившись для конкретики на примере США.

Начнем с построения коалиции. Вызов здесь приблизительно такой же, с которым столкнулись федералисты. Полезными могут оказаться снова те же компромиссы, даже если в некоторых отношениях за них пришлось заплатить высокую цену, как мы подчеркивали в главе 10. Один из элементов таких компромиссов – это передача значительной доли власти штатам (чтобы местные сообщества могли иметь какое-то право голоса в процессе). Учитывая различия в экономических и политических проблемах и различную терпимость к вмешательству государства в разных штатах, такой компромисс пришелся бы к месту и в настоящее время. Другой элемент – это частно-государственное партнерство. Оно обладало тем преимуществом, что задействовало частный сектор и внушало ему уверенность по мере расширения способности государства. Хотя схожий компромисс необходим в текущем американском контексте, может возникнуть потребность и в институциональной архитектуре, выходящей за пределы текущей версии частно-государственной модели, о чем мы поговорим далее. Наконец, может оказаться полезным с самого начала учесть выраженное Хайеком беспокойство. Это значит, что любая общественная сделка, подразумевающая большее вовлечение государства и расширение социальной поддержки, должна сопровождаться одновременным увеличением способности общества контролировать государство. Хотя шведское общество было и менее подозрительно настроено к вмешательствам государства, именно это и произошло в Швеции в 1930-х годах.

Что касается экономики, то природа проблем говорит о том, что необходимо многостороннее расширение ответственности и способности государства. Среди задач, которые должно взять на себя государство, особенно американское, должны быть разработка и предоставление более щедрой и всеохватывающей системы социальной поддержки, которая защищала бы тех, кто не получает выгоду от крупных экономических перемен. Инициативы, направленные на улучшение системы социальной поддержки, необходимо дополнять другими, создающими новые рабочие места, повышающими доходы рабочих и помогающими им освоить новые специальности. Примером подобной инициативы может служить налоговый зачет за заработанный доход, который эффективно поддерживает финансово низкооплачиваемых рабочих тем, что облагает их доходы меньшими налогами. При этом придется подумать о том, как изменить образовательную систему США, которая устарела не только потому, что не учитывала потребности меняющегося экономического ландшафта, но и потому, что отражала общественное неравенство и не предоставляла равные возможности для большинства американцев. Потребуется разработать более строгие и всеохватывающие правила и законы для многих сфер бизнеса, включая финансовый и технологический сектора. Кроме того, недавний опыт США показывает, что излишняя приверженность модели частно-государственного партнерства становится препятствием при построении современного государства всеобщего благосостояния. Успешное внедрение программ социального обеспечения неизбежно требует углубления административной способности государства. Это не означает, что не следует предоставлять никакой роли частному сектору, это означает, что государственные службы должны обладать большей автономией, большей возможностью и большей властью.

Другой урок шведского опыта (подтверждаемый примерами Дании, Норвегии и Великобритании) состоит в том, чтобы задавать программам социального обеспечения более универсальное направление, поощряя участие в них общества и контроль со стороны общества. Субсидии для отдельных секторов или конкретных типов рабочих обычно не достигают таких целей. Времена крупных социально-экономических перемен предлагают особенно плодородную почву для внедрения универсальных льгот и пособий, поскольку требуют широких программ, поощряющих создание общественной коалиции в их поддержку. Точно такими же широкими должны быть возможные реформы для устранения неблагоприятных последствий глобализации, автоматизации и других экономических перемен, а также инвестиции в образование для более эффективного и равномерного получения выгоды от этих перемен; такие реформы и инвестиции могут создать свои мощные коалиции.

Основываясь на том же опыте Швеции, мы можем утверждать, что было бы ошибкой для достижения этих целей полагаться только на налоговую политику и перераспределение доходов. Было бы предпочтительнее создать такие институты трудового рынка, которые непосредственно подталкивали бы экономику к более равномерному распределению выгод от экономического роста – например, расширение участия рабочих в коллективных соглашениях, законы о минимальной заработной плате и другие меры для увеличения зарплат. Такие меры экономической политики как сократили бы бремя государства (и тем облегчили бы контроль за ним), так и способствовали бы расширению коалиции, поддерживающей такие программы.

Те же факторы заставляют предположить, что необходимо изменить траекторию и технологических перемен. Путь развития технологий и их влияние на экономику не предопределены. Слабый рост производительности служит сигналом о том, что, возможно, на этом фронте сегодня не все так гладко. Одна из проблем – сокращение поддержки правительством США фундаментальных исследований и сокращение научно-исследовательской деятельности корпораций после окончания холодной войны. Более того, акцент в последние несколько десятилетий ставился на быстрое сокращение издержек, что способствовало большей автоматизации. Не кажется таким уж притянутым предположение о том, что именно такой фокус на автоматизации и замедлял рост производительности. Социальный консенсус по поводу того, что выгоды от экономического роста должны распределяться равномернее, мотивировал бы инвестировать в технологии, которые не просто автоматизировали бы существующие задачи, но и создавали бы новые возможности для участия в производственном процессе для рабочих с разными навыками. Если этого можно достичь, то результатом станет не только более равномерное распределение дохода и работ с меньшей потребностью в фискальном перераспределении, но также более высокая производительность и более эффективное использование человеческих навыков.