Эксперимент - Дарина Грот

– Он там… – прошептала она, – он там!

Недолго думая, Лилит выбежала из комнаты и побежала на улицу. Сарай находился за особняком, бежать надо было очень быстро, и Лилит бежала. Пока она огибала дом, в голове крутилась лишь одна единственная мысль: «Я не успею!». И от этой мысли ее кидало в холодный пот, хоть и бежала она достаточно быстро и на улице был жарко.

Сарай был весь в огне, а из него доносились вопли и стуки о стены, точно так же, как горел Мормо, только он не хотел оттуда выбираться. А по обрывочным фразам Левиафана Лилит поняла, что он за что-то зацепился и не может вырваться, да и плюс все стены в огне.

– На какой черт ты восстановил этот сарай? – взвизгнула Лилит и, закрыв глаза, бросилась открывать дверь.

Но это было не так-то просто. Кругом огонь, она не могла открыть глаза. Действовать приходилось буквально на ощупь. Огненные языки лизали ее кожу, а железная дверь уже накалилась до предела. Огонь раздирал ей кожу, причиняя жуткую боль. И когда боль становилась невыносимой, Лилит отдергивала руки от двери, а через пять секунд снова пыталась открыть ее. Сердце бешено колотилось и каждый раз подпрыгивало в груди, слыша новый истошный крик, который с каждым разом становился все слабее.

– Я не успею! – крикнула она и стукнула со всей силы по двери рукой, обжигая ладонь.

Наконец, через пару минут, дверь подалась и Лилит отпрыгнула от прохода, давая вампиру возможность вылезти, если он еще конечно был живой. Она вгляделась внутрь сарая и увидела, что там нет ни Левиафана, ни его трупа. Сарай был пуст! Перед глазами поплыл туман, девушка огляделась по сторонам и, с боку, около дерева, увидела целого и невредимого вампира.

Он стоял и улыбался. Лилит медленно отвела глаза и посмотрела на свои руки. Они были красного цвета, напоминали вареного рака, и в туже самую секунду, она осознала, что руки невообразимо болят, как будто их просто раздирало, словно кожу снимали живьем. Лилит вскрикнула и упала замертво. Левиафан безразлично окинул взглядом лежащее тело, вздохнул и с улыбкой достал из-за дерева огнетушитель и затушил пылающий огонь.

– Физическая боль! – произнес он, стоя над девушкой и разглядывая ее руки. – Может, ты теперь мне ответишь, что страшнее: физика или мораль? Может теперь ты прекратишь докучать мне…хотя в этом я сильно сомневаюсь!

Он аккуратно поднял девушку и отнес ее в дом. Вампир сидел рядом с диваном и разглядывал руки. Сплошная краснота, почти до плеч, в некоторых местах начали проявляться редкие волдыри. Кое-где они были маленькие, где-то достаточно большими. Все ногти оплавились и имели различную длину и форму.

– Определим это как вторую степень ожога! – совершено спокойно сказал Левиафан вслух. – Надо бы нанести противоожоговое средство…Но вот беда, у меня его нет. Придется подождать, когда ты очнешься, и только потом сходить за спреем или мазью, а то чего доброго, с незнания, ты поотдерешь все волдыри, а этого никак нельзя делать.

Левиафан замолчал и прищурил глаза, внимательно изучая ее лицо. Даже будучи без сознания, на лице было страдание и обида за предательство, разочарование из-за лжи. Но вампир не обращал на это внимание, его заинтересовало кое-что другое.

– А как же ты брови умудрилась опалить, милая? – загадочно спросил он. – Ты попала в десятку, дорогая. Я дал тебе девяносто процентов того, что ты не полезешь спасать меня, но десять я все-таки отвел на «а вдруг»! И «а вдруг» случилось! Для меня такой поступок – гром среди ясного неба!

Через десять минут Лилит пришла в себя, открыла глаза и пронзительно закричала, увидев собственные руки. Боль мгновенно охватила ее разум, заставляя кричать ее не своим голосом, а ужас от увиденного прокрался в самое сердце и заморозил его.

– Мои руки! – кричала она, разглядывая вздувшиеся практически на всей поверхности волдыри. – Мне так больно! Я не могу это терпеть!

– Не смей! – гаркнул Левиафан, заметив, что девушка пытается дотронуться до руки. – Занесешь инфекцию, твои руки вообще отрежут!

Лилит перевела взгляд на вампира и уставилась, словно не узнавая его. Но лицо тут же исказилось от боли и злости. Ее трясло от жара и гнева, подбородок дрожал, но глаза застыли, словно у статуи, и холодно смотрели на него.

– Я убью тебя, клянусь, убью! – шепотом сказала она, но руки опустила.

Левиафан склонил голову и подло улыбнулся.

– Эээ…нет! – погрозил он ей пальцем. – Это вряд ли, милая! С такими-то руками – это совсем вряд ли. Боюсь, что твой план сможет осуществиться только через неделю, это в лучшем случае. В данный момент ты даже в туалет без моей помощи не сходишь! Подумай об этом! Я ждал, когда ты очнешься, чтобы сказать, что я ухожу за ожоговой мазью, спреем, посмотрим, что там будет. А ты не вздумай трогать кожу руками! Порвешь волдыри, попадет инфекция, и мне придется всю жизнь водить тебя в туалет!

Левиафан исчез за дверью, а Лилит, полусидя на диване, снова начала рассматривать руки. «Я урод! Боже мой, я урод! И все это было напрасно! За что он со мной так? Зачем он сделал меня такой? Я не могу смотреть на собственные руки, они омерзительны! Эти волдыри, эта красная кожа…Это не мои руки, господи, скажи, что это не мои руки! Пожалуйста! Я не верю в это! Этого просто не может быть! Он не мог со мной так поступить, он на такое не способен…мне все кажется. Я не урод, я по-прежнему красива, и мои руки тоже…».

Лилит не отрываясь, смотрела на кожу, напоминающую кожу жабы, только кровавого оттенка. Смотрела на ногти, точнее на то, что от них осталось. От них пахло гарью. Осознание всего этого вводило ее в состояние шока, добавляя страха за будущее. Мысль о том, что с такими руками она никому не нужна, виртуально перерезала жизненную вену в будущее. Лилит воспринимала произошедшее, как смертный приговор ей, как личности, при этом она будет продолжать жить.

Через пятнадцать минут в дом вошел Левиафан с полной аптечкой. Он посмотрел на девушку и вздохнул. Вздох был не от жалости или от чувства вины, а скорее от моральной усталости.

– Ну что, еще не все ободрала? – бойко поинтересовался он и присел рядом. – Вытягивай руки, ускорим процесс заживления.

Лилит послушно протянула руку вперед, морщась от неприятных чувств. Вампир умело распределил белую массу по обгоревшей коже, не причинив ей лишнего ущерба.

– Это же не мои руки, Левиафан, скажи, что это не мои руки! – прошептала Лилит, закрыв глаза.

Он приподнял одну бровь и перестал шевелиться.

– Ну а чьи ж еще? Мои что ли? – негодуя, фыркнул он в ответ.

Левиафан не собирался жалеть девушку, хотя внутри сердце разрывалось от проклятой жалости, а внутренний голос пилил мозг, осуждая дикий поступок. Чувства кричали о сволочности и жестокости, но разум оставался чистым и бессердечным, игнорируя все упреки.

Лилит рыдала от боли, от обиды, от беспомощности, от того, что вампир ограничил ее в способности двигаться, тем самым не позволяя ей даже залепить ему оплеуху.