Фельдмаршал Румянцев - Виктор Петелин

Наконец главный корпус армии начал переправу через Дунай.

А в это время Вейсман зашел в тыл неприятельскому посту в Гуробалах, Потемкин с фронта подошел туда же. И неприятели, увидев согласованные движения русских отрядов, не выдержали и «в великом смятении и страхе изо всего своего лагеря, разделившись на три части, побежали они от первых выстрелов вверх, схватя с собою пушки и закрывая оные и пехоты своей бег конницею». Десять верст преследовали русские бежавших, достигали их, и более трехсот турок было убито во время преследования.

Прогнав неприятельский пост из Гуробалов, Румянцев стремительно переправил всю армию через Дунай: 9 июня началась переправа, а 11-го рано утром на правом берегу был и сам фельдмаршал. Столь быстрая переправа целой армии легко объяснима, если учесть огромную подготовительную работу, которая была проделана главнокомандующим и его главным штабом. Всем офицерам Румянцев рекомендовал не брать экипажей, увеличивающих обозы. Нужно рассчитывать только на легкие повозки. Это ускорило и переправу, и движение вперед к Силистрии – первому пункту атаки.

В тот же день Румянцев осмотрел дорогу, ведущую к Силистрии. Перешедшие раньше подсобные войска во главе с генерал-майором Муромцевым, исполняющим обязанности генерал-квартирмейстера армии, проложили по берегу две дороги, расширили тесный проход, навели мосты через речку Галицу, впадающую в Дунай.

Уже 12 июня Румянцев приказал передовым корпусам Ступишина, Вейсмана и Потемкина следовать один за другим через узкие места побережья и мосты и встать лагерем. Но планы эти не удалось осуществить. Только корпус Ступишина, перейдя речку Галицу, подошел к близ раскинувшейся высоте, чтобы разбить здесь свой лагерь, как на передовые его части накинулись турки, вынырнувшие из-за соседней высоты. Завязавшаяся перестрелка между легкими войсками обеих сторон превратилась в серьезное дело.

Оказалось, что в пяти верстах от Силистрии вниз по Дунаю разбил свой лагерь Осман-паша. Как только он узнал, что разбит их пост при Гуробалах и русская армия начала переправу, двинулся навстречу. Но, как выяснилось, не ожидал столь стремительной переправы и плохо подготовился к встрече. Высланная им вперед конница была разбита, а ее отступление внесло в ряды турок такое замешательство, что Ступишин и Потемкин со своими войсками ворвались в лагерь и, пользуясь полной их растерянностью, овладели станом, всей артиллерией и запасами.

Читая рапорты о первых успехах, Румянцев не раз про себя поругивал графа Салтыкова, который проявлял непонятную пассивность и ничего не сделал, чтобы задержать корпус Осман-паши, еще недавно стоявший против него. А если б поиск на Ту рту кай был произведен одновременно со всеми отрядами русских, то не сюда пошел бы Осман-паша, а наверняка ему пришлось бы двигаться к Рущуку, Систову, Турно… А это облегчило бы задачу всей армии. Подвел граф Салтыков… Ничего не предпринял. К тому же и ничего не дает о себе знать. Мучительная неизвестность!

Сейчас, когда неприятель после поражения угнетен, надо бы воспользоваться моментом и показать свое усердие и искусство… «Нет, все оставит так, как и было, не воспользуется нашей предприимчивостью и все свои части оставит в бездействии. Вот ведь кому выпадает на долю безмерно трудиться, а кто не воспользуется нашей победой и не сумеет распространить наши успехи против неприятеля… А может, я зря его ругаю и он атакует супротивный берег? Ну хотя бы уведомил меня, какое место для своей переправы через Дунай изберет его отряд и сколько возьмет с собой на поиск, а сколько оставит на левой стороне…»

…Румянцев ехал на коне в окружении штабной свиты и смотрел, как быстро переходят по двум мостам через Галицу его войска. Четко и слаженно пока идут. Каждый отряд знает свое место, точно выполняя предписание главнокомандующего. После того как войска перешли мосты, части его главного корпуса заняли места, обозначенные квартирмейстерами.

А вечером в штабной палатке кипела работа. Допрашивали пленных, писали ордера, разрабатывали диспозицию предстоящих боев за Силистрию.

В палатке главнокомандующего собрались Ступишин, недавно назначенный командовать корпусом, Потемкин, Вейсман, дежурный генерал князь Юрий Долгоруков. Фельдмаршал заслушал их рапорты о стычке с Осман-пашой.

– Ваше сиятельство! – заговорил князь Долгоруков. – Мы допросили только что приведенного молдаванина, сбежавшего из Силистрии. Он объявил, что третьего дня от Рущука пришло туда до сорока судов с провиантом без всякого прикрытия.

– Как же так! – воскликнул Румянцев. – Сколько раз уже я предлагал графу Салтыкову пресечь ход по Дунаю неприятельскик судов, а вот смотрите… Мы тут кровь льем, а он бездействует!

– А что в том краю делать-то, ваше сиятельство? – заговорил энергичный Потемкин, воспользовавшись минутной паузой. – По дошедшим до меня известиям, как из самого города Крайова, так и из его околичностей все жители разбежались, ушли в леса и горы, а неприятель и вовсе не показывается на нашем берегу в той стороне. Я ведь те места хорошо знаю. Там скучно воевать, просто не с кем.

Потемкин совсем уже собирался перейти на шутливый тон, но тут вновь заговорил Румянцев:

– Вы не знаете, Григорий Александрович, что третьего числа сего месяца неприятель напал на наш пост в Черной. Дело оказалось пустяковое, но граф Салтыков привел весь свой корпус в боевое положение. И с тех пор никаких уведомлений от него.

– Если бы неприятель вступил туда большими силами, то мы давно бы знали об этом. А то в той стороне ни одного выстрела, – тихо произнес Вейсман.

– Вот это мудрые слова, – обрадовался Румянцев, ласково поглядев на отважного командира. – А если неприятель не вступил в тот край, а жители скрылись в горы и селения пусты, то почему граф Салтыков для бережения того края использует чуть ли не весь свой корпус, столь нам необходимый для поиска на этой стороне? Подумать только: для поиска на Туртукай дал Суворову лишь один батальон Апшеронского пехотного полка половинного состава, гренадерскую роту и две пушки. И вы, Григорий Александрович, не совсем правы: и там не скучно воевать, если должным образом знаешь свое дело. Не только надзирать надобно в том краю, чтоб неприятель не зашел в наш тыл и пошел прямиком к Бухаресту, нужно действовать самому против неприятеля, чтоб он все время помнил о присутствии русских и держал там свои войска. Хоть бы полковник Мещерский, услышав наши пушечные выстрелы под Силистрией, догадался побеспокоить неприятеля, отвлечь его внимание.

– Вряд ли, ваше сиятельство, без Суворова он осмелится пойти на какое-либо активное действие. Уж очень нерешителен и робок, – сказал Ступишин, который, много лет прослужив дежурным генералом при главной квартире армии, хорошо знал командный ее состав.

– Вот в этом-то и беда. Все там в корпусе графа Салтыкова стали нерешительными, особенно после дела при Мавродине, когда в плен попали князь Репнин, братья Дивовы и некоторые другие офицеры.

– Мы слышали об этом несчастном случае, но ничего толком не знаем, ваше сиятельство, – снова заговорил Потемкин.

– Не знаю, кто больше виноват, то ли сам князь Репнин, то ли граф Салтыков. Коротко расскажу, чтобы не было кривотолков… Верстах в двадцати ниже Рущука турки установили свой пост для того, чтобы помешать хождению наших судов: четыре орудия и небольшой отряд. Граф Салтыков, решивший наконец-то проявить активность, приказал князю Репнину с Апшеронским пехотным полком и гренадерскими ротами Низовского полка, командой казаков и двумя эскадронами кавалерии при четырех орудиях полковой и двух – полевой артиллерии на легких судах и шайках отправиться в поиск против этого неприятельского поста. Отправиться ночью, чтобы нападение было неожиданным, и к рассвету возвратиться в свой лагерь. Но суда вовремя не подошли, посадка на них затянулась, и отряд вышел только к рассвету…