Живой проект - Дарья Еремина

— Ты жива? — спросил он со злостью, за которой скрывался страх.

— Не уверена…  — ее голос был тусклым и скрипучим, но скорость ответа успокоила. Петр забрался на кровать и обнял подругу, безвольно упавшую ему на грудь. На его запястье потекли слюни. Обхватив ее крепче, Петр зажмурился и подавил звуки, рвущиеся из груди.

— Ты ненавидишь меня…  — пробубнила Ольга, уткнувшись влажными губами в его руку.

— Что ты, Олька…  я люблю тебя. И всегда любил. И буду любить. Не убивай себя…  пожалуйста.

— Ты же живешь…

— Ты не представляешь, сколько во мне фильтров и желез надставлено от всей этой дряни. Но и с ними я давно уже калека.

— Я так хорошо соображаю.

Петр засмеялся. Даже если бы Ольга подняла взгляд и увидела текущие по его лицу слезы, она была не в состоянии понять происходящее.

— Тебе будет очень плохо.

— Мне уже очень плохо.

— Будет хуже. Будет больно.

— Я привыкла к этому.

— Нет, родная, к этому нельзя привыкнуть.

Лариса Сергеевна уже второй раз подходила к кабинету мужа, бывшего когда-то кабинетом Юрия Николаевича. Дверь по-прежнему была заперта. Даже ее пес был не в состоянии выкурить Николая из дома. Серийная разработка Animal Robotics выглядела как заправский лабрадор и, среди прочих, выполняла функцию глушилки. Неделю Николаю приходилось выходить из дома или вовсе уезжать, чтобы связаться с кем-нибудь: Лариса Сергеевна избавилась от всей проводной связи в доме. Что придумал Николай теперь для работы дома, она не представляла.

Крышаев говорил с Эдвардом Пэттинсоном. Этот разговор начинал выводить его из себя.

— Эд, ради всего святого, кончай юлить!

— Ник, я не ослышался? Это ты сейчас о святом упомянул?

— Пора платить по счетам, дружище, время пришло.

— Я не поздравил тебя с женитьбой. Это был выгодный контракт?

— Не меняй тему. Ты получил свой кусок.

— А ты получил вдову Королева.

— Ты просил избавиться от еврея, я тебе помог.

— Ох, не говори, что это чего-то тебе стоило! И потом, это не я просил, а Мик.

— Не нервируй меня.

— Зачем тебе все эти сложности, почему ты не хочешь избавиться от парня простыми проверенными методами?

— Он же мой крестник, я перед Богом за него отвечаю!

Пэттинсон крякнул и отпил из низкого бокала:

— Ты что, веришь в сказку о том, что ваша LSS уничтожит все программное и материальное обеспечение холдинга, если Майкл умрет раньше матери?

— Эта сказка может оказаться былью, Эд! Я не собираюсь проверять это. Мы старые люди, Эд.

— Через месяц, когда вы окончательно просядете, объявишь…  вотум недоверия и выкинешь его к чертовой матери. Мы с Ивановым тебя поддержим, а вдова Королева вроде понимает, что к чему.

— Она теперь моя жена, Эд, — напомнил Крышаев.

— И что, теперь жизнь сына для нее менее ценна?

— Я не это имел в виду. Просто не называй ее вдовой Королева.

— Но она его вдова, Ник, — засмеялся Пэттинсон, — и проставленные вами закорючки в тетрадке не меняют этого. Кстати о браках, — хохотнул он резко. — В США браки стали считаться пережитком прошлого еще до подрыва кальдеры. Традиционализм вас погубит, Ник.

— Нас ни что не способно погубить, Эд. Ваше время ушло. Так что заткнись и выполняй свои условия сделки.

Пэттинсон видел ненависть и презрение в небесно-голубых глазах старого друга, но это не трогало и не пугало его. Они слишком давно и слишком хорошо знали друг друга и оба кристально ясно сознавали свою взаимную зависимость. Когда Пэттинсон широко улыбнулся, отпил из стакана и остановил светлый умный взгляд на глазах заокеанского друга, Николай приготовился к последнему унижению, призванному освежить его память на предмет своего места.

— И как молодая женушка, медовый месяц в разгаре?

Скривившись, Николай разорвал связь и стремительно покинул кабинет. Услышав за спиной тихий голос Ларисы Сергеевны, он замер.

— Я не разрешала тебе занимать кабинет Юры, тем более запираться в нем.

Она стояла у окна, глядя на улицу. У ног сидел робот-лабрадор. Подавив ярость, еще кривящую черты лица и сводящую челюсти, Николай подошел к женщине.

— Мне нужно где-то работать, Лара. Я не хочу надолго оставлять тебя.

— И тебе не интересно, что я думаю по этому поводу?

— Я достоверно это знаю и…  уважаю твое мнение и твои желания.

— Но потакаешь своим.

— Как любой нормальный, разумный человек.

— Не отягченный моралью, благородством, принципами.

— Лара, мы это все уже много раз проходили. Ты же знаешь, я не буду с тобой ругаться.

— Я хочу, чтобы ты уважал человека, в доме которого своевольно решил поселиться.

— Я всегда уважал Юрку, Лара. Ты это прекрасно знаешь.

Женщина промолчала, но по сжавшимся губам, некрасиво состарившим ее профиль, Николай понял, что ошибся и рассмеялся:

— Ты о себе, Ларочка? Прости, дорогая, тебя я тоже всегда уважал. Какую комнату я могу занимать для конфиденциальных разговоров?

— Коля…  тебе обязательно жить здесь? — Лариса Сергеевна развернулась к мужу, и он прочел в ее глазах нечто новое и доселе незнакомое: мольбу.

— Да, Лара. Иначе я не вписал бы это в наш брачный договор.

— Ты хочешь напоследок помучить меня? Отомстить за все те годы?

Николай понимающе улыбнулся и покачал головой:

— Что ты, Лара, я хочу напоследок насладиться тобой. Наверстать… все те годы.

— Ты всегда был подонком.

— Я никогда и не ждал от тебя большей благодарности, — снова улыбнулся Николай и, потрепав робота за ухо, направился прочь.

Когда он скрылся, Лариса Сергеевна устало опустила голову и заметила, что индикатор в глазу преданно поднятой морды лабрадора извещает о включившемся, наконец, глушении.

* * *

В Минато, специальном районе Токио, утренняя суета выбила из колеи пожилого ученого, и он не сообразил воспользоваться такси. Профессор опаздывал на десять минут и ужасно злился на себя и на многолюдный город и на жару и на одинаковые лица вокруг, почему-то либо радостные, либо умиротворенные. Его удивляли, если не сказать пугали эти лица: не привычно напряженные, перманентно усталые, озлобленные или совсем спрятанные вглубь себя или очков, фильтрующих и дополняющих картинку мира, — совсем наоборот! — живые, готовые к спонтанной коммуникации и улыбке.