Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. Том II. 1802-1812 - Альфред Мэхэн

Наполеон не был таким человеком, чтобы молчаливо принять Королевские указы. 27 октября он подписал в Фонтенбло договор с Испанией о разделе Португалии, служивший первым шагом к вторжению на полуостров. 16 ноября он оставил Фонтенбло, для того чтобы посетить свое Итальянское королевство, и в столице последнего Милане 17 декабря 1807 года издал декрет, называющийся именем этого города. Начинавшийся с заявления, что вызывается Указами, Миланский декрет объявлял, что всякое судно, которое допустит осмотр его британским крейсером, будет считаться тем самым «денационализованным» – понятие, которое по смыслу международных установлений может быть отождествлено только с определением «вне закона». Такое судно «теряло свой флаг», по крайней мере для французских крейсеров, и подлежало захвату, как «бродяга». Далее декрет объявлял, что все суда, шедшие в Великобританию или из нее, были уже по одному этому законными призами – пункт, который Берлинским декретом был оставлен еще открытым. Французские приватиры были все еще достаточно многочисленны для того, чтобы сделать эти постановления серьезным увеличением опасности плаваний для судов; тем более что декрет требовал захвата последних независимо от того, заходили или нет они во французский порт при следовании в Англию или возвращении оттуда.

Обе воюющие державы раскрыли теперь свои главные карты. Королевские указы подвергались некоторым изменениям, вызванным главным образом значением для Великобритании американского рынка, который поглощал большую часть ее мануфактур; но эти изменения, значительно облегчая тягость Указов для нейтральных судов и вводя некоторые формальные изменения, ни в каком смысле не уклонялись от духа первоначальной редакции. Все Указы были окончательно отменены в июне 1812 года, но уже слишком поздно для того, чтобы предотвратить войну с Соединенными Штатами, которая была объявлена в том же месяце. Наполеон совсем не отменил своих Берлинских и Миланских декретов, хотя хитростью он заставил слишком пылкого президента Соединенных Штатов верить, что сделал это.

В 1808 году намерение императора низвергнуть испанскую монархию и возвести одного из членов своего семейства на ее трон окончательно созрело. Он оставил Париж 2 апреля и после долгой задержки в Бордо 14-го числа достиг Байоны. Здесь состоялись его свидания с королем и инфантом Испании, которые имели результатом отречение короля, предоставившего Наполеону располагать его короной по усмотрению. Там же 17 апреля император издал указ, предписывающий секвестрацию всех американских судов, которые будут заходить в порты Франции, Италии, Голландии и ганзейских городов, так как есть подозрение в том, что они пришли из Великобритании. В оправдание этого указа приводился акт от эмбарго, изданный в декабре 1807 года, вследствие которого, как доказывал Наполеон, американские суда не могли оставить законно свою страну и, следовательно, могли прийти лишь прямо из Англии, и их документы надо считать поддельными.[200]Секвестрации по этому указу продолжались до 23 марта 1810 года, когда декрет Рамбулье конфисковал окончательно суда и грузы, таким образом захваченные. После мая 1810 года акт о несообщении (Non-Intercourse Act), который заместил эмбарго, был временно отменен по отношению к Великобритании и Франции и никогда не возобновлялся по отношению к последней; таким образом, предлог для упомянутых конфискаций уже потерял основу.

Между тем планы императора по отношение к полуострову встретили неожиданные неудачи. Бунт 2 мая в Мадриде вызвал одновременные народные восстания во всех частях страны. 21 июля армейский корпус под начальством генерала Дюпона был отрезан инсургентами в Андалузии и сдался восемнадцатитысячному отряду противника в Байлене (Baylen). Новый испанский король Иосиф Бонапарт 29 июля бежал из Мадрида, в который вошел только 20-го числа. 1 августа у берега Португалии появилась британская эскадра с первой дивизией войск, предназначенных для действий на полуострове, под командой сэра Артура Уэллесли. 21-го числа состоялось сражение при Вимьеро, окончившееся поражением Жюно, которому – по конвенции в Цинтре, подписанной 30-го числа, – было дозволено очистить Португалию и который затем был перевезен во Францию со своей армией на британских транспортах. В то же самое время отряд русского флота, укрывшийся в Лиссабоне, при возвращении из Средиземного моря был сепаратной конвенцией отдан в руки Великобритании до окончания войны. (Ее адмирал упорно отказывался действовать совместно с Жюно; в таком образе действий он, вероятно, был выразителем сильного несочувствия высших классов русского населения союзу с Францией.) Вследствие этих последовательных неудач Португалия была совершенно потеряна для Франции, и французская армия в Испании отступила к реке Эбро.

Наполеон понял необходимость принятия энергичных мер к подавлению общего восстания, пока оно не приобрело, еще организации и устойчивости, и решился явиться на поле действий лично. Но прежде чем двинуться на этот отдаленный театр войны, он счел целесообразным установить и закрепить свои сношения с царем, от поддержки которого зависело так многое в его положении в Центральной Европе. Оба правителя встретились во второй раз 27 сентября 1808 года в Эрфурте. Союз, заключенный в Тильзите, был возобновлен; Франция решилась не соглашаться на мир до тех пор, пока Россия не добьется уступки Финляндии от Швеции, Молдавии и Валлахии от Турции; Россия гарантировала испанскую корону Иосифу Бонапарту, и было условлено, чтобы сейчас же было сделано формальное предложение мира Англии, настолько публично и явно, насколько было возможным. Царь уже в предшествовавшем феврале начал враждебные действия против Швеции, выставив предлогом к тому ее тяготение к Великобритании и ее отказ присоединиться к России и Дании в решении запереть Балтийское море для британского флота. Дания также объявила Швеции войну, для ведения которой обладание Норвегией давало ей тогда средства, каких она не имела потом. Пруссия 5 марта заперла свои порты для шведской торговли «по домогательству императорских дворов в Париже и С. Петербурге».

Существенное значение Балтики для Великобритании – как источника, из которого она получала морские припасы, и как путь, через который ее торговля находила доступ на континент, вдали от сферы бдительности Наполеона, – обязывало ее оказать сильную поддержку Швеции. Согласно этому, через Зунд в апреле месяце была послана британская эскадра из шестидесяти двух кораблей под начальством сэра Джемса Сомареца. За этой эскадрой скоро последовали транспорты с девятитысячным отрядом войск, под начальством знаменитого сэра Джона Мура; но быстрое движение русских армий сделало эту помощь напрасной, и Мур был скоро переведен на тот театр войны на полуострове, в связи с которым его имя сделалось бессмертным.

Совместное письмо союзных императоров к британскому королю было передано ему посланниками обеих держав 12 октября. Ответ на него от 28 октября выражал готовность войти в предлагавшиеся переговоры, если к участию в них будут допущены король Швеции и испанское правительство, действующее именем короля Испании, который был тогда пленником в руках Наполеона. «С Испанией, – гласила британская нота, – Его величество не-связан никаким документальным условием; но Его величество, пред лицом всего мира, связан с этой державой обязательствами не менее священными и имеющими, по убеждению Его величества, не меньшую силу, чем самые торжественные договоры». Этот ответ по крайней мере в одном отношении, а именно – по его ничем не вызванной резкости, заслуживал суровой критики. На ту часть письма двух правителей, которая приписывали претерпеваемые континентом лишения прекращению морской торговли, нота возражала: «Нельзя ожидать, чтобы Его величество слышал с чрезвычайным сожалением, что система, имеющая целью уничтожение торговли его подданных, отразилась рикошетом на ее авторах или на ее орудиях». Тем не менее невозможно удержаться от удивления перед отважным поведением одинокой державы, владевшей морем, в борьбе с двумя могущественными правителями, которые разделяли между собой господство на континенте, или не признать того благородства, с которым она, при подавляющем неравенстве против нее шансов, теперь – как и всегда во времена Питта – отказывалась отделять свое дело от дела своих союзников. Решение британского правительства было оповещено Европе путем публичной декларации, помеченной 15 декабря, которая, выражая обычную для британского правительства твердую решимость, явно обнаруживала испытывавшееся им чувство недоумения по поводу упорства континента под ярмом, какое он нес.