Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. Том II. 1802-1812 - Альфред Мэхэн

Предложение допустить испанский народ к участию в переговорах было отвергнуто как Францией, так и Россией. Наполеон, возвратившись между тем в Париж, опять оставил его 25 октября для принятия командования над армиями, которые – при численности свыше трехсот тысяч человек, всех родов оружия, – или вошли уже в Испанию, или быстро стягивались к ней. 8 ноября он перешел через границу, а 4 декабря Мадрид сдался. Раз северная Испания была покорена, раз столица пала без серьезного сопротивления, а политический престиж восстания получил серьезный, если не безнадежный удар, император теперь предполагал разделить массу солдат, которые до сих пор действовали под его собственным верховным начальством. При дезорганизованном и беспомощном состоянии испанского народа, при доказанной слабости и неспособности случайных правительств могло быть оправдано рассеяние сил, которое при другом положении дел было бы неблагоразумным. Корпуса под начальством маршалов Наполеона должны были попытаться покорить южные провинции полуострова, тогда как подавляющая сила, под его личным начальством, должна была пересечь границу и водрузить его знамена в Лиссабоне, чтобы исполнить хвастливое обещание, данное им перед оставлением Парижа. От этого решения он должен был отказаться вследствие внезапно полученного известия, что небольшой отряд британских войск под начальством сэра Джона Мура – который по его предположению отступил к Лиссабону и которого он думал прогнать там на суда – порвал связь с этим городом и смелым движением на север угрожает его собственным сообщениям с Францией. По получении этих вестей, 21 декабря, он сейчас же изменил свои первоначальные намерения в виду необходимости выбить из позиции и выгнать из Испании этот маленький отряд. Таким образом, Наполеон был сбит со своего пути, и Испания была спасена в самый критический момент незначительной армией, которая пришла с моря. Она осмелилась на такое движение потому, что знала, что, при неизбежном отступлении, найдет в море не непроходимый барьер, а гостеприимное убежище – в сущности, можно сказать, свое собственное владение. Полуостров выиграл время для отдыха, которого Наполеон никогда не давал неприятелю, если не бывал вынуждаем к тому, силой обстоятельств; и случай, таким образом потерянный им, уже никогда более не повторялся.

Так начался 1809 год. Наполеон во главе восьмидесятитысячной армии гнал перед собой, через снега северо-западной Испании, около двадцати тысяч британских войск с неутомимой энергией, которая отличала все его погони за противником. На севере Россия, довершив завоевание Финляндии, приготовлялась теперь вторгнуться в Швецию на западном берегу Балтийского моря. Король этой страны уже был близок тогда к низвержению с трона вследствие своего ненормального психического состояния, и политика нации склонялась к миру с ее гигантским противником. Последний, однако, не соглашался на это, иначе как при условии присоединения Швеции к союзу против Великобритании. Но Швеции совершенно не улыбался этот союз. Ее население зависело всецело от производства морских припасов и зерна и от морской торговли. Поэтому лишение свободы такой торговли было бы для нее почти равносильно разорению. Британское министерство с самого же начала поняло, что, на "какой бы образ действий ни была вынуждена Швеция, ее истинные желания должны состоять в том, чтобы поддерживать свободу сношений с Великобританией. Такое тревожное и деликатное положение этой маленькой страны обязывало к большому благоразумию и осторожности британское правительство и его дипломатического представителя и адмирала, командующего флотом. Вся трудность задачи окончательно обрушилась на последнего, когда Швеция была наконец принуждена к формальной войне. Его здравой логике и самообладанию был в значительной мере обязан тот факт, что не состоялось серьезного столкновения, и что в решительные моменты 1812 года Швеция, несмотря на серьезные причины жаловаться на царя, действовала рука об руку с Россией, вместо того чтобы действовать против нее.

В Центральной Европе Австрия, со времени Инсбургского мира, заключенного три года назад, спокойно работала над восстановлением своей военной силы. Различные перемены, которые случились в Германии в течение этого времени, – учреждение и развитие Рейнской конфедерации, падение Прусской державы, основание Варшавского герцогства и потеря значительной части своих владений – поставили Австрию и положение, с которым она не могла примириться; в то же время союз между Россией и Францией совсем изолировал ее, что Наполеон тщательно закрепил во время Эрфуртского свидания. Возобновление войны между Австрией и Францией было поэтому естественным. Вопрос состоял только в том, когда объявить ее; но подобные вопросы Наполеон, вполне понимавший политическое положение, не привык предоставлять решению противника. Он начал свое испанское предприятие с полной уверенностью, что пребывание на полуострове его и его Великой армии будет непродолжительно; он знал, что долгая отлучка, вызванная отсутствием непосредственного и решительного успеха, даст Австрии случай, в котором она нуждалась; но он имел основание надеяться, что совершит предпринятое дело и возвратится со своей армией к своим восточным границам как раз вовремя. Эта надежда была разбита действиями сэра Джона Мура. Таким образом 1809 год увидел на горизонте тучи войн, готовые разразиться над двумя империями. «От границ Австрии до центра Парижа», – писал Меттерних, – я слышал только одно мнение, это – что не позже весны Австрия выйдет на поле битвы против Франции. Это заключение вытекает из относительного положения двух названных держав».

Поддерживая поводы к разногласиям, вызывая их путем незаметной, спокойной, но настойчивой деятельности, какой характеризуется обыкновенно морская сила, постоянно вызывая тревоги у населения, – так шла коммерческая война, представлявшая в сущности антоним того морского мира, которого добивались державы. Берлинский и Миланский декреты с одной стороны, королевские указы – с другой, были все еще в полной силе в начале 1809 года. Франция, которая особенно нуждалась в содействии нейтральных судов, отняла у последних даже и те слабые шансы к достижению ее портов, которые могли оставить им британские крейсеры, объявлением о конфискации каждого судна, допустившего обыск, хотя бы оно было и бессильно сопротивляться ему. Великобритания, с другой стороны, исключила возможность всякой конкуренции со своей торговлей путем блокады, которая закрыла прямой доступ на континент нейтральным судам, и была готова воспользоваться всяким случаем навязать Европе во всяком пункте и всякими средствами всевозможные товары, мануфактурные или колониальные, которые выходили из ее собственных складов. Система лицензий давала для этого средства, которыми нейтральные суда были готовы воспользоваться. Лицензия, выданная Великобританией, открывала им доступ во всякий порт, из которого блокада исключала их; и так как такой патент мог быть приобретен законно только в британском порту, то нейтральные суда, заходившие туда, естественно нагружались там самым дорогим грузом, каково бы ни было его происхождение.

В годы с 1806-й по 1810-й, как и в начале революционных войн, Голландия и ганзейские города соперничали в извлечении выгод из этой косвенной и часто контрабандной торговли. В июне 1806 года Наполеон, следуя политике возведения членов своей фамилии на троны континентальных государств, добился обращения Голландии из республики в монархию и возложил корону последней на своего брата Людовика. Тот сейчас же начал искать сближения со своими новыми подданными и, поддерживая их интересы, постоянно сопротивлялся требованиям Наполеона. Большая часть этих интересов была в морской торговле, к которой Голландия особенно тяготела как по своему географическому положению, так и по вековым привычкам. При таком направлении действий короля, несмотря на бдительность и резкие указания Наполеона, уклонения от распоряжений последнего были нередки, и даже декретами его открыто пренебрегали под различными предлогами. Все население занималось предприятиями, столь гармонировавшими с его привычками и столь прибыльными в случае успеха. Со времени издания Берлинского декрета до окончания войны с Австрией в 1809 году внимание Наполеона, хотя и часто останавливалось на Голландии, пренебрегавшей его приказаниями, все-таки слишком поглощалось другими делами, для того чтобы позволить ему принять решительные меры к последней. Во-первых, война с Россией в 1807 году, затем дела на Пиренейском полуострове, затянувшаяся на весь 1808 год, наконец, Австрийская война в 1809 году, в которой он был в таком критическом положении между сражениями под Эсслингом и Ваграмом, – все это, вместе с финансовыми затруднениями, почти всецело занимало его ум и позволяло ему уделять внимание Континентальной системе только «мимоходом».