По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Мы выступили 5 сентября, в теплый солнечный день. Река Тао-лай (Бэй-хэ) пройдена была на этот раз без всяких затруднений даже нашими осликами, которые, отдохнув в Су-чжоу, бодро бежали теперь под своим громоздким вьюком. А мы сомневались еще в их выносливости и думали, что выпавшая на их долю задача – нести 655 кг фуража, кроме всяких неудобозавьючиваемых предметов – будет им не по силам.

За р. Тао-лай вновь развернулся перед нами участок каменистой пустыни, клином вдавшийся среди зеленых полос недалеких оазисов, но в веселой болтовне с Сплингардом, который захотел проводить нас до Цзя-юй-гуаня, мы прошли ее незаметно. Да к тому же уже с полдороги крепость стала видна как на ладони – вот-вот мы очутимся под ее стенами.

Кажущаяся близость предмета – явление в Средней Азии довольно обычное. В данном же случае оно объяснялось не только сухостью, и прозрачностью воздуха, но и удачным расположением Цзя-юй-гуаня над окрестной пустыней.

Действительно, уже от русла Тао-лай-хэ дорога пошла в гору, подымаясь едва ли где меньше 15 м на километр, а затем и самая крепость оказалась выстроенной точно на пьедестале на краю плоского холма, точнее – обрыва каменистой пустыни, залегающей между Хэй-Шанем и передовой цепью Нань-Шаня.

За километр от крепости нас встретил китайский чиновник со свитой из четырех человек. Сплингард поспешил надеть свою форменную шляпу, после чего все сошли с лошадей. При этом тотчас же обнаружилось, что Сплингард выше чином и положением выехавшего ему навстречу китайца, так как на его обычное приветствие «гун-чао», заключающееся в прижатии к груди сложенных вместе рук, тот ответил на две степени более почтительным «да-цзянем», при котором приседающий делает вид, что намерен пасть на колени.

На заявленное нами желание стать бивуаком в степи, при воде, чиновник одобрительно кивнул головой и, перемолвившись со Сплингардом, повел нас к южному углу крепости, где в логу мы нашли и воду, и вполне удовлетворительный корм.

На следующий день Сплингард проводил нас за Великую стену. Здесь мы еще раз горячо обнялись и разъехались в разные стороны. Перед нами лежала теперь почти не исследованная часть Гобийской пустыни, о которой путем-дорогой нам рассказывали немало чудесного. Между прочим, нам передавали, и притом неоднократно, что по пути мы встретим горных козлов; так как козлы – обитатели очень высоких скалистых хребтов, то вполне естествен был и тот интерес, с каким мы внимали каждому такому рассказу; но по мере того, как мы подвигались на север, туда же отодвигались и места возможной их встречи, пока от халхасцев-охотников мы, наконец, не узнали, что горные козы в Бэй-Шане – едва ли не миф. Зато с полной уверенностью те же охотники говорили нам о маралах (бугу) и архарах (аргали) в горах Ихэ-Ма-цзун-Шань. Архаров, как уже известно читателю, мы встретили и в других пунктах Бэй-Шаня, маралы же остались у нас под сомнением. Впрочем, нет ничего невероятного в том, что на высоком хребте Ихэ-Ма-цзун-Шань и до сих пор еще удержались олени, как удержались они в Алашанском хребте[232], в тугаях Амударьи и в тограковых лесах по Тариму. Как бы то ни было, все эти рассказы, не исключая и явных сказок, например о волосатых немых дикарях, лишь способствовали возбуждению в нас интереса к Бэй-Шаню, казавшемуся нам и так страной обетованной для всяких открытий.

От Цзя-юй-гуаня почти до селения Хой-хой-пу мы шли большой дорогой по местности, которая представлялась теперь, в сентябре, столь же безотрадной, как и ранней весной, когда на сером фоне песка и гальки, иногда на протяжении десятков метров, не попадалось ни кустика, ни былинки. За укреплением Хун-шань-цзя ландшафт стал несколько веселее: то там то сям стали мелькать пучки чия (Lasiagrostis splendens Kunth.), кустики терескена (Eurotia ceratoides G. A. M.), некоторые солянки (Horaniitpvia sp.? Salsola sp.?), Hedysarum multijugum Maxim, и Halogeton arachnoideum Mog.-Tand.; присматриваясь же ближе, можно было, сверх того, заметить среди гальки и более мелкие травы: Tanacetum multijugum Maxim., приземистую Artemisia fragrans var. subglabra Winkl. и остатки давно уже засохшего ковыля (Stipa sp.?).

Километра четыре не доходя до селения Хой-хой-пу, мы оставили большую дорогу и, свернув с нее вправо, без тропинки направились к ясно видневшемуся в горах устью ущелья. На этом участке пути среди галечника стали часто попадаться глинистые площадки, поросшие чахлым гребенщиком (Tamarix laxa Willd.?); в то же время поверхность степи приняла неровный характер и казалась изборожденной множеством узких и неглубоких русел, которые, образуя сеть, имели общее направление к северо-востоку. В том же направлении уходило и настоящее речное русло, пройденное нами на пятом километре от сворота с большой дороги, плоское и безводное, хотя и с ясными следами бежавшей в нем недавно воды. Я думаю, что это русло речки Чан-шуй, текущей к западу от селения Хой-хой-пу; В. А. Обручев, который пересек гряду Хэй-Шань (Цзя-юй-гуань-Шань), следуя вдоль ее русла, называет ее по имени помянутого селения.

В километре отсюда крутым уступом начинались горы. В них мы вступили неглубоким ущельем, проложенным среди пестрых песчанистых глин и глинистых песчаников и конгломератов, относимых В. А. Обручевым к надкаменноугольным отложениям.

Подходя к горам, я не видел следов какого-либо русла, но в глубине ущелья оно вдруг обозначилось; а далее я нашел даже кое-где и влажный песок. Что это за русло? Дождевой ли сток или продолжение неусмотренного мною ранее ложа временного ручья, берущего начало где-нибудь в предгориях Нань-Шаня южнее дороги, – вопрос этот так и остался невыясненным.

По руслу, со второй половины ущелья, стал попадаться камыш, выше же росли гребенщик (Tamarix laxa Willd.), терескен (Eurotia ceratoides С. A. M.), Atraphaxis lanceolata var. divaricata Ledb., Apocynum venetum L., Peganum harmala L. и травы: Statice aurea L., St. otolepis Schrenk, Zygophyllum Potanini Maxim., Artemisia dracunculus L. Astragalus sp.? и некоторые другие.

Ущелье – длиной около шести километров – вывело нас к селению Ша-гоу, раскинувшемуся вдоль р. Ма-гэ-чэн, которая, при глубине свыше 30 см и быстром течении, имела не менее четырех метров ширины. После Чи-ю-хэ это самая значительная из речек, сбегающих с Нань-Шаня на участке между Су-лай-хэ и Тао-лай-хэ, и мне кажется, что это ее истоки, а не ничтожной Чан-шуй (Хой-хой-пу), находятся на перевале Те-дабан через Тао-лай-Шань. Впрочем, в дневнике у меня отмечено, что речка эта берет начало в ключах и болотах Чи-цзинь-ху.

Группа фанз селения Ша-гоу, приютившаяся в тени высоких тополей и развесистых ив, выглядит очень нарядно. Запашки велики, и, судя по ним, можно думать, что местное население благоденствует. В действительности, однако, тощая и сухая песчанистая почва вдоль речки Ма-гэ-чэн родит плохо. Удобрить ее как следует нечем, напоить досыта невозможно. А что почва Ша-гоу действительно очень суха, видно хотя бы из того, что пустыня начинается сейчас же за порогом фанзы; где нет тени, там нет иной растительности, кроме хвойника (Ephedra sp.?), гребенщика или чия; даже по межам и по краям оросительных канав ютится поросль, характеризующая пустыню: джантак (Alhiagi kirghisorum Schrenk), ак-тегене (Lycium sp.?), Zygophyllum Potanini Maxim., полынь – и нигде при этом ни кусочка настоящего луга.