Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Спасибо, – сказал Карлссон. – Надеюсь, вы простите меня, если я не отправлю вас опрашивать для нас Жасмин Шрив. Я сам с ней побеседую. И если ваша теория окажется правильной, то Иветта и Крис приготовят вам шикарный обед.

– А почему вы сами не хотите его приготовить? – ехидно поинтересовалась Иветта.

– Тогда это уже не будет наградой,

– А чем займется доктор Кляйн?

– Похоже, она уже подумывает о том, чтобы выбыть из команды.

– Почему? – удивилась Иветта. – Ей надоело?

– Похоже, она сорвала злость на том фотографе. – Мюнстер усмехнулся Иветте, заметил взгляд Карлссона и тут же принял серьезный вид.

– Она мне все рассказала, – возразил Карлссон. – Дралась не она, а двое ее друзей.

– Это не очень профессионально, – заметил Мюнстер. – Она попала в газеты. Потом эта драка с фотографом, и она снова попадает в газеты. Это все равно, как если бы в нашем расследовании участвовала Бритни Спирс.

Карлссон покачал головой.

– Я думаю, она почувствовала, что слишком много на себя берет. Она чувствовала, что подвела Джанет Феррис. – Он смял обертку от бутерброда и швырнул ее в мусорное ведро. Шарик отскочил от края и упал на пол. – Вообще-то мы и сами, прямо скажем, не на высоте.

В дверь постучали, и показалась голова женщины.

– К вам посетитель, сэр, – извиняющимся тоном объявила она.

Лорне Керси было лет тридцать пять – сорок, решил Карлссон. У нее были коротко подстриженные каштановые волосы и круглые очки. Она не пользовалась косметикой, но носила небольшие сережки, а ее изящные пальцы украшали кольца. Она завернулась в огромную оранжевую куртку и обула теплые сапоги, но все равно, похоже, мерзла. Ее муж, Мервин, был низеньким пухлым человечком с седеющими волосами и выглядел старше жены. Он сидел словно аршин проглотил, почти не шевелясь и сложив ладони, как при молитве. Время от времени Лорна протягивала руку и нежно прикасалась к мужу – к плечу, руке, бедру, – чтобы утешить его, и тогда он смотрел на нее и улыбался.

– Я не хочу зря тратить ваше время, – сказала она.

– Я так понимаю, речь пойдет о Роберте Пуле. Я руковожу расследованием, и мне очень интересно узнать, что вы хотите нам сообщить.

– В том-то и дело. Человека, которого мы знаем, зовут вовсе не Роберт Пул. Так что, может, это кто-то другой.

– И как же его зовут?

– Эдвард Грин.

– Продолжайте.

– Все дело в фотографии. На фотографии точно он.

– И этого человека, Эдварда Грина, вы уже какое-то время не видели?

Она поморщилась.

– Это связано с нашей дочерью.

– Подождите-ка! Вашу дочь, случайно, зовут не Салли?

– Салли? – изумилась она. – Нет. Ее зовут Бет. То есть полное имя, конечно, Элизабет, но все зовут ее Бет. Бет Керси.

– Простите. Продолжайте.

Лорна Керси так близко наклонилась к нему, что Карлссон рассмотрел все морщины и складки.

– У нас три дочери. Бет – самая старшая. Ей уже почти двадцать два года. День рождения у нее в марте. Ее сестры моложе. Они еще ходят в школу, и мне кажется, что такая разница в возрасте не позволяет им сблизиться. – Карлссон увидел, как она судорожно сглотнула, как ее пальцы вцепились в край стола. – Она всегда была сложной девочкой, пожалуй, с самого рождения. И доставляла нам массу беспокойства. – Она покосилась на мужа, затем снова перевела взгляд на инспектора. – Понимаете, она была несчастной и легко раздражалась. Она словно родилась такой.

– Мне очень жаль, – сказал Карлссон. – Где сейчас ваша дочь?

– В том-то и дело, – ответила посетительница. – Мы не знаем. Я пытаюсь объяснить, как мы дошли до такого. Я просто хочу, чтобы вы поняли: она всегда была трудным ребенком. Ей было нелегко в школе, хотя некоторые предметы ей нравились: изобразительное искусство, труд – она любила делать что-то своими руками. И она была сильной. Она могла пробежать несколько миль без передышки и плавать в ледяной воде. Она не из тех, кто легко заводит друзей. – Она смущенно замолчала. – Простите, вам совершенно не интересно все это выслушивать. Но вот что относится к делу: у нее был сложный переходный возраст. Она считала себя уродливой и глупой, была одинока, и ее это угнетало, но что тут можно сделать? Мы поддерживали ее как могли, но по мере взросления все только ухудшалось. Из-за нее наша семья переставала существовать как единое целое. А потом она стала попадать в неприятности.

– Какие именно?

– Неприятности, в которые попадают подростки. Возможно, наркотики, но главное – раздражительность, недовольство. Она проявляла жестокость – как по отношению к другим, так и к себе.

– У нее были приводы в полицию?

– Нет. Полицию иногда вызывали, но до ареста дело никогда не доходило. Мы стали водить ее на обследования. К врачам. Психиатрам. Ее прикрепили к психоаналитику в больнице, а потом мы обратились к частному врачу. Я не знаю, был ли от этого хоть какой-то прок. Возможно, она только сильнее чувствовала себя чужаком и винила во всем себя. К сожалению, невозможно определить, правильно ли ты поступаешь, пока уже не становится слишком поздно, правда? В таких ситуациях нет волшебного универсального ответа – ты просто надеешься, что постепенно что-то может измениться. Все было таким… таким загадочным. Мы просто зашли в тупик. Мы не понимали, чем провинились, что она стала такой, и со временем все настолько ухудшилось, что мы уже не знали, к кому бежать. – Лорна Керси моргнула, и Карлссон заметил, что глаза у нее полны слез. – Я слишком эмоционально все рассказываю, – извинилась она, пытаясь улыбнуться. – Наверное, это вовсе не относится к делу. Простите.

– А потом она познакомилась с этим человеком. – Это были первые слова Мервина Керси. Он говорил с еле заметным валлийским акцентом.

– И этого человека вы знали как Эдварда Грина?

– Да.

– Как она с ним познакомилась?

– Мы не уверены. Но она проводила много времени на прогулках. Она могла гулять всю ночь. Думаю, тогда они и встретились.

Карлссон кивнул. Очень похоже на Роберта Пула.

– Сначала мы о нем не знали. Она нам не сообщила. Она просто изменилась. Мы оба это заметили. Сначала мы обрадовались: она стала спокойнее, вела себя более ровно и с нами, и с сестрами. Стала ходить на свидания. Мы вздохнули с облегчением.

– Но?

– Она была очень замкнутой – нет, скорее, скрытной. Мы начали подозревать, что она ворует у нас деньги. Немного, но из кошельков начали пропадать небольшие суммы наличными.

– И сбережения сестер, – вставил Мервин Керси. Он говорил так, словно едва мог заставить себя процедить хоть пару слов. Карлссон решил, что ему стыдно.

– Вы с ним познакомились? – спросил Карлссон.