Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки - Геннадий Александрович Есаков

систематизации в области уголовного права. Последней же, по его мнению, «преградой к организации уголовного права», является именно строгая ответственность (см.: Hall J. General Principles… Р. 279).

759

Sayre F.B. Mens Rea. Р. 1017.

760

Sayre F.B. Book Review, Glueck: Mental Disorder and the Criminal Law // Harvard Law Review. Cambridge (Mass.), 1926. Vol. 39, A1° 4. P. 521.

761

HaiiJ. General Principles… P. 167.

762

Единственным примером обобщения терминологии mens rea в рассматриваемое время может служить Уголовный кодекс Луизианы 1942 г. (Титул 14 Пересмотренных статутов Луизианы), где в §§ 10, 12 даны дефиниции «преступного намерения», распадающегося на «специальное преступное намерение» и «общее преступное намерение», и «преступной небрежности» соответственно.

Критику концепции mentes reae в этом моменте см. подр.: Williams G.L. The Mental Element in Crime. P. 9–10; Hall J. General Principles… P. 138 et sec/.; Turner J.W.C. The Mental Element… P. 205–206.

763

Схожее положение вещей можно наблюдать сегодня в английском уголовном праве, где отсутствие уголовного кодекса, переплетённость статутных положений с нормами прецедентного права создают «консервирующие» условия для сохранения остатков подхода от-преступления-к-преступлению.

Так, в современной английской уголовно-правовой доктрине прямо указывается следующее: «Рассуждать о mens rea абстрактно… означает впадать в заблуждение. Применительно к любому отдельному преступлению необходимо справиться в статутной дефиниции преступления или дефиниции общего права с целью определить mens rea рассматриваемого преступления… Обобщённо говорить о mens rea трудно, поскольку существует весьма много различных психических состояний, которые можно увидеть в праве» (см.: Dine J.; GobertJ. Op. cit. P. 136, 143).

Согласна с этим и судебная практика. К примеру, в одном из сравнительно недавних решений Палаты Лордов лорды подразумеваемо единогласно согласились с утверждением автора их решения, лорда Стэйна, о сомнительности и неприемлемости утверждения, по которому «“намерение” с необходимостью имеет одинаковое значение в любом контексте в уголовном праве», Regina v. Woollin, [1998] 4 All E.R. 103, 108 (per Lord Steyn, J.). Несколько десятилетий до того в Палате Лордов ещё более отчётливо была озвучена аналогичная точка зрения: «Основная трудность… заключается в хаотичной терминологии… Воля, хотение, мотив, цель, стремление, взгляд, намеренность, намерение, специальное намерение или намеренность, пожелание, желание… – эти термины, что в реальности частично совпадают в определённых контекстах, часто, по-видимому, используются взаимозаменяемо, без определения и безотносительно к тому, что в некоторых случаях легальное словоупотребление есть искусственный приём, отличающийся от популярного словоупотребления», Director of Public Prosecutions for Northern Ireland v. Lynch, [1975] A.C. 653, 688 (per Lord Simon of Glaisdale, J.).

Глэнвилл Л. Уильямс ещё в середине XX в. совершенно обоснованно увязывал такое положение вещей с «эмпирическим» подходом английских судей, склонных «сторониться общих дефиниций и просто использовать слова, обозначающие правовые концепции» (см.: Williams G.L. The Mental Element in Crime. P. 9). Согласиться c ним можно и в том, что основным практическим базисом этой «номинализации» терминологии в прецедентом праве является отмеченное состояние уголовного законодательства: как справедливо отмечается им, «до тех пор, пока парламент ограничивается узаконением отдельных преступлений, общие принципы будут оставаться неясными» (см.: Ibid. Р. 120–121).

См. подр. также: Criminal Law: Report on the Mental Element in Crime / Law Com. No. 89. L.: Her Majesty’s Stationery Office, 1978. P. 3–12.

764

См., напр.: State v. Douglas, 28 W.Va. (4 Cald.) 297. 299–300 (1886) («злой умысел не ограничен только отдельной злой волей по отношению к погибшему, но подразумеваемо обозначает… действие, вырастающее из испорченного и развращённого мотива…, злобность, которая проистекает из извращённого сердца, равнодушного к социальной обязанности и непреоборимо склонного к злодеянию»); State v. Levelle, 34 S.C. 120, 128 (1891) («если деяние, которое повлекло смерть, сопровождалось такими обстоятельствами, которые показывают злобный, извращённый и зловредный дух, право будет подразумевать злой умысел…»); State v. Bowers, 178 Minn. 589, 591 (1929) («преднамеренно» обозначает, что деяние было совершено «с плохой целью или дурным намерением»); Owen v. State, 188 Tenn. 459, 468 (1947) (злой умысел образуется высокой степенью сознательной и преднамеренной неосторожности, образующей «злобность сердца»).

765

См.: Robinson Р.Н., Grail J.A. Element Analysis in Defining Criminal Liability: The Model Penal Code and Beyond // Stanford Law Review. Stanford, 1983. Vol. 35, № 4. P. 688.

766

См. подр.: Ibid. P. 688–691.

767

Пожалуй, можно даже сказать о том, что косвенно со слабым развитием теории mens rea в первой половине XX в. было связано распространение в американской криминологии концепций, объединённых под общим наименованием «криминологического позитивизма» (никоим образом последний не следует смешивать с «юридическим позитивизмом») и рассматривавших mens rea как излишний в структуре преступления элемент (такой, к примеру, являлась позиция Альберта Морриса, Элеоноры и Шелдона Глюк, Натаниэля Кантора и ряда других криминологов).

Их критика, имевшая место в отечественной науке (см., напр.: Решетников Ф.М. Уголовное право буржуазных стран. Вып. Ill: Современные буржуазные уголовноправовые теории. М.: Унив. дружбы народов им. Патриса Лумумбы, 1967. С. 44–62; Шаргородский М.Д. Современное буржуазное уголовное законодательство и право. М.: Гос. изд. юрид. лит-ры, 1961. С. 5–50; Гришаев П.И. Уголовно-правовые теории и уголовное законодательство буржуазных государств. М.: ВЮЗИ, 1959. С. 25–71), неадекватна даже не столько в силу её очевидной политико-идеологической ангажированности, сколько вследствие того, что на доктрину американского уголовного права в строго теоретическом аспекте mens rea эти криминологические построения в действительности не оказали сколь-нибудь заметного влияния.

В затронутом аспекте см. подр.: Wasserstrom R.A. H.L.A. Hart and the Doctrines of Mens Rea and Criminal Responsibility // The University of Chicago Law Review. Chicago, 1967. Vol. 35, № 1. P. 106–125; Hart H.L.A. Changing Conception of Responsibility // Hart H.L.A. The Morality of the Criminal Law: Two Lectures / The Hebrew University of Jerusalem: Lionel Cohen Lectures. Jerusalem: At the Magnes Press The Hebrew University, 1964. P. 12–29; Hart, Jr., H.M. The Aims of the Criminal Law // Law and Contemporary Problems. Durham (N.C.), 1958. Vol. 23, № 3. P. 406–411.

768

В отечественной литературе встречается весьма спорная мысль о том, что М.Р.С. порекомендовал «прежде всего отказаться от малопонятного и запутывавшегося столетиями средневекового термина “mens rea”», предложив вместо него «иной термин, более точно выражающий сущность