Горький шоколад - Валентина Щиброва

— Ты что? Саша?

— Начала бы? — бесился он.

— Нет, — завыла я.

— Нет? Или да? — заорал он, сжимая ладонью мой затылок.

— Нет, — еще громче завыла.

— Ненавижу! — проскрежетал он в гневе и грубо впился мне в губы.

Всплеск эмоций! Взрыв! Никакой нежности. Только отчаяние, обида, грубость и страсть. Он больно сминал мне губы, жестко овладевая ими, а я не противилась, отвечая ему взаимностью. Так люблю его. Так хочу. Сквозь пелену слез целовала его неистово, наслаждаясь родным вкусом и запахом. Саша больно сжал мне грудь, и я простонала.

— Любимый… — застонала я.

— Замолчи! — с грубостью проревел он, отпуская меня. — Не хочу больше тебя слушать!

— Не уходи, пожалуйста! — вскочила следом за ним.

— Иди и взгляни на себя в зеркало, несчастная овечка. Прекращай изображать невинность. Я устал от твоего скулежа, — рявкнул Саша.

— Не отпущу! — вцепилась в его руку.

— Отвянь! — пригрозил он.

— Не хочу, — ревела я.

— Отпусти, я сказал!

— Не бросай меня! — крикнула я.

— Да отвали ты! — Саша выдернул руку и толкнул меня. Не удержавшись на ногах, упала на пол.

Звук входной двери поверг меня в истерику. Звук Сашиного исчезновения из моей жизни. Как мне теперь жить? Как жить дальше без него? Свернувшись калачиком на полу, неожиданно почувствовала холод во всем теле. Мое сердце болело, а душа металась в груди. Мой протяжный, громкий рев раздавался во всей квартире. Я орала, рыдала, хрипела. Кусала себе ладони, губы, припухшие от поцелуя, драла волосы. Но ничто не помогало унять пустоту, нараставшую в грудной клетке. Ничто не спасало меня от Сашиной ненависти ко мне. Я сейчас умру.

— Ты зальешь мне соседей. Иди к себе и рыдай там.

— Марго… — громко всхлипнула, утыкаясь носом в коленки. — Он … бросил меня. Бросил.

— Да ну? Поздравляю! — съязвила Марго. — Ты хотела правды? Ты ее получила. Кого ты теперь винишь?

— Почему ты такая? — разозлилась я, вставая с пола. — Почему продолжаешь давить на меня? Я сдохну сейчас. И это все ты! Ты со своей трусостью.

— Я? Нет, дорогуша. Это ты со своим вездесущим носом. Теперь пожинай плоды. Я не рассказала ему про наши встречи со Стасом, про отца, про тебя. Иначе, Саша убил бы его. Только про деньги. Посмей ему только ляпнуть про папу!

— Я уже ничего не ляпну, — судорожно вздохнула я, растирая свои руки от непонятного озноба. — Он ненавидит меня за то, что скрыла о тебе. Я не могу это принять. Мне очень плохо. Очень!

— Об этом я тебе постоянно говорила. Но ты решила сделать по — своему. Так что, можешь аплодировать себе.

— Ничего же не произошло, Марго! Он все равно простит тебя.

— Мне уже все равно.

— И что ты будешь делать?

— А это тебя не касается. Мы вообще с тобой в последний раз разговариваем. Ничего не хочу иметь с тобой общего. Ты показала себя.

— У меня не было выбора, — измученным голосом ответила я.

— У тебя никакого не было выбора, дура ты! — сверкнула она глазами.

— Мне больно, что ты отказываешься от нашей дружбы. Саша … еще и ты.

— Ну какая там дружба, Маша? Я в таком состоянии находилась. Конечно, я не против была поддержки. А ты как раз подвернулась.

— По — моему, моя лапша с ушей падает. Не заметно?

— Смешно, — фыркнула Марго.

— Я тебе не верю. Такие вещи чужим людям не рассказывают. Не стала бы просто так говорить. Даже Лариса ничего не знает. А с ней ты больше общаешься.

— Так! — Марго вышла из комнаты. — Уходи давай! Оставь меня! И больше не появляйся здесь!

— Не делай поспешный решений, — просила ее.

— Я решила. Уходи!

Марго смотрела на стену, скрестив руки на груди, и ждала моего ухода. Несколько минут я потопталась на месте, пытаясь взять себя в руки, и нетвердым шагом поплелась к выходу. Взяв свои вещи, взялась за ручку двери.

— Если сможешь вернуть его. Тебе повезет. Он тебя любит, — Марго стояла за моей спиной.

— Я сделаю все, чтобы вернуть его. Я не сдамся, — с силой держала дверную ручку. — Или с ним, или ни с кем.

— Не зарекайся, — усмехнулась Марго.

— Почему ты меня прогоняешь? — осмелилась я спросить. — Не думаю, что только из — за того, что я проговорилась. Ведь так?

— Прощай, Маш.

— Ясно, — с болью прикусила губу, глотая очередной истерический стон.

Выйдя в подъезд, стремительно вбежала на шестой этаж и влетела в свою квартиру.

— Девушка, с вами все в порядке?

— Что вы сказали? — я вынула наушники из ушей и смотрела на женщину — кондуктора, которая внимательно разглядывала меня. — А в чем собственно де…

Я осеклась, посмотрев в салон автобуса. Он был совершенно пустым.

— Вы доехали до конечной остановки и не выходите. С вами все порядке? — переспросила кондуктор. — У нас последний рейс на сегодня. Вы нездешняя? Может, вам подсказать?

Мельком взглянув на ночной город и на объездную трассу, я снова повернулась к женщине. Я не хотела выходить. Я не хотела куда — то идти. Мне намного лучше, когда просто катаюсь по городу, слушая музыку, и не думаю ни о чем. Лишь пассажиры напоминали, что я здесь — в этом автобусе. Что я живой человек, у которого бьется сердце, который дышит, видит, слышит. Но никто даже и не догадывался, что внутри этого человека ничего нет. Ничего. Темнота. Пустота. Боль.

— Нет, я живу во Владимире, — сухо ответила я. И, вставая с кресла, добавила. — Мне просто хотелось покататься.

Кондуктор посмотрела на меня, словно на сумасшедшую, но ничего не сказала. Горько усмехнувшись, я вышла из автобуса. И, поправив свой маленький рюкзак, пошла в противоположную сторону от трассы, в город.

Неторопливо шагая по тротуару, я безразлично смотрела на машины, которые периодически слепили глаза светом от фар, на людей, проходящих мимо меня. Теплый ночной воздух ласково касался моей кожи, но даже он не вызывал во мне ни единого отголоска радостных чувств.

Пятый день … Уже пятый день черная тень держит меня в своих руках, давая понять, что я и она остались одни. Мне снова хотелось разрыдаться, но я не могла … не было больше сил плакать. Хотелось только жалеть себя, жалеть обо всем, что со мной произошло в этом городе. Обо всем, кроме одного — любви, которую я обрела. Которая заточила сейчас в своей клетке и не давала жить дальше.

Все мои нити с Сашей оборвались в тот злосчастный день. Два дня я просто умирала в своей квартире: сдирала кожу на своем сердце от жуткой боли, не могла есть, не выходила на улицу, не разговаривала с мамой и Оксаной, хотя она чувствовала, что со мной что — то происходит. Но я придумывала всякие причины и отказывала в звонках. Ни с кем не хотела говорить. Я ничего не хотела. Просто не хотела жить. Я пыталась поговорить с Сашей, позвонить, встретиться. Но каждая моя попытка заканчивалась ненавистью в его голубых глазах. Он не хотел меня видеть, не хотел, чтобы я появлялась в его жизни. Не могу больше вспоминать тот момент, не хочу возвращаться в ту петлю, сдавившую мою шею от тяжелой потери и тоски. Саша ушел, забрав с собою часть меня. И теперь я точно знала, что, взяв ее с собой, она никогда не вернется ко мне. Я никогда не буду прежней Машей.