Мартовские дни 1917 года - Сергей Петрович Мельгунов

посол утверждает, что на высказанное им сомнение о возможности созыва У. с. во время войны Милюков в беседе с ним доверительно сказал, что он старается не принимать никаких обязательств относительно точной даты выборов. Набоков – тот самый Набоков, под руководством которого был выработан наисовершеннейший избирательный закон, – считал, как мы видим, подлинной трагедией созыв Учр. собрания во время войны (какой это символ для Врем. правит.!). Так было за правительственными кулисами. Открыто общественная мысль усвояла другое – мысль о созыве Учр. собр. в самое ближайшее время. 4 марта в Москве происходит собрание деятелей земского и городского союзов, на котором обсуждается воззвание к населению. Видные кадеты Кизеветтер, Котляревский, Тесленко с горячностью возражают на «оборонческие» взгляды представителей «демократии» и доказывают, что вопрос о войне нельзя откладывать до Учр. собрания, которое соберется через «1—2 месяца» (!). Подготовка к созыву Учр. собр. начнется – уверял Керенский в Москве 7 марта – в «ближайшие дни». 13 марта представители Совета настаивали перед Правительством на скорейшем созыве Учр. собрания. Правительство в ответ заявило, что срок созыва «должен быть возможно более близкий», «война ни в каком случае не может помешать созыву Учр. собрания», – «разгар военных действий» может лишь «задержать открытие заседания У. с.». «Во всяком случае, предельным сроком У. с., по предположению Врем. прав., является середина лета». Представители Совета находили, что этот срок представляется «слишком отдаленным». Созыв У. с. откладывался, и наблюдательный французский журналист Annet, имевший постоянные частные разговоры с ответственными политическими деятелями, спешил информировать общественное мнение во Франции, что загадочное Учредительное собрание отложено ad calendos grecqos. В действительности лишь постановление об образовании Особого Совещания по выработке закона о выборах в У. с. было вынесено Вр. правительством к концу марта (25-го). «Вещь совершенно неосуществимая» – созвать У. с. через 2—3 месяца, – компетентно разъяснял Кокошкин на съезде к. д. Так можно было решать «с жара», «не отдавая себе отчета», – объяснял, в свою очередь, докладчик по Учр. собранию в Совещании Советов Станкевич. Ближайший срок – это сентябрь. Милюков в «Истории» поясняет, что созыв У. с. «не мог состояться до введения на местах новых демократических органов самоуправления»556.

С другой стороны, «хотя Правительство обязалось также привлечь к выборам и армию, но у первого состава Врем. пр., – продолжает Милюков, – сложилось убеждение, что это можно лишь в момент затишья военных операций, т.е. не раньше поздней осени». Все сознавали, что произвести выборы в Учр. собр. без участия армии фактически невозможно. «Где вы найдете такую силу, которая решилась бы устранить от участия в выборах в У. с. ту стихию, которая нам создала и обеспечивает самый созыв этого Собрания», – говорил докладчик в Совещании Советов. Вместе с тем производить выборы в «боевой обстановке», когда невозможна предвыборная кампания (дневник ген. Селивачева 10 марта), казалось ненормальным, и с фронта действительно поступали депутатам, объезжавшим действующую армию, отдельные ходатайства об отложении выборов даже «до окончания войны» ввиду невозможности агитации. Однако и созыв юридического Особого Совещания затормозился. Милюков объясняет задержку тем, что Совет вначале не отвечал на предложение определить численность представителей в Совещании от демократических организаций, потом оспаривали эту численность. Дальше пошли проволочки с посылкой делегатов, и вместо 25—30 апреля, как предполагала юридическая комиссия при Правительстве, работа Совещания так и «не началась» при Временном правительстве первого состава. Правительственная декларация нового коалиционного кабинета подчеркивала, что все усилия Правительства направлены на скорейший созыв У. с. Но лишь 25 мая было «опубликовано положение» об Особом Совещании и началась работа Совещания. «Сентябрь», таким образом, отдалялся на ноябрь. В Киеве в Комитете общ. организаций Керенский мотивировал эту отсрочку другими соображениями, чем те, которые выдвигали представители «цензовой общественности», – невозможностью предвыборной кампании в разгар сельскохозяйственных работ.

Так или иначе совершена была величайшая, роковая и непоправимая тактическая ошибка революции – совершена была и bona fide по догматике государствоведов, и mala fide по близоруким соображениям оттянуть решительный момент в надежде на изменение условий, при которых соберется решающее законодательное учреждение. Давление, которое в этом отношении на Врем. правительство оказывали социально-экономические привилегированные группы, не подлежит сомнению. В июльские дни после большевистского выступления требование отсрочки У. с. становится общим местом почти всей тогдашней правой общественности, определенно высказывавшейся в этом отношении в частных совещаниях членов Гос. Думы. Совет Союза казачьих войск ходатайствовал перед Керенским об отсрочке выборов на срок «не ранее января» ввиду «непрекращающегося на местах большевистского и анархического движения», которое делает «совершенно невозможной правильную работу по подготовке выборов…» Милюков считает (в «Истории») «политическим грехом» первого коалиционного правительства назначение выборов в У. с. в явно невозможный срок «в угоду левым социалистам». Убеждение, что «отложение созыва У. с. понизит то настроение, которое теперь имеется», разделяли и в демократических кругах. Эту тезу, между прочим, развил в Совещании Советов делегат Вологды Серов: настроения – «огромный фактор», поэтому затягивать созыв У. с. нельзя. Депутат из губернии с развитой сетью кооперативных организаций вместе с тем с некоторым пессимизмом оценивал революционные настроения современной деревни, откуда война изъяла наиболее сознательный элемент. Серов видел главную опасность со стороны деревенской женщины, которая в «большей части до сих пор еще плачет, что нет на престоле Николая Романова: они говорят, что хорошо, чтобы царь, хоть плохенький, но царь». Серов делал отсюда лишь вывод, что «огромная работа» по строительству «новой деревни» не терпит отлагательства.

Никто, конечно, не мог предвидеть возможности разгона Учред. собрания теми, кто требование скорейшего его созыва превращали в свою агитационную платформу. Но не так трудно было предугадать роль, которую в выборах должны были сыграть «истинные представители революционного народа» в Советах. Для докладчика в Совещании Советов трудовика Станкевича одна сторона вопроса решалась «просто»: «Советы Р. и С. Д., – говорил он, – не могут на время выборов отказаться от роли наблюдения и контроля и обеспечения правильности выборов»557. Эта формальная задача представлялась докладчику столь важной, что он боялся усложнить ее другими задачами. Он ставил «под сомнение» возможность для Советов, как выразителей «мнения российской демократии», выступить на выборах в У. с. со «своей платформой, платформой блока (?) социалистических партий». Самостоятельное выступление «трудно примиримо с функцией контроля», нуждается в «соглашении» с партиями, что и «сложно и щекотливо». Докладчик от имени Исп. Ком. предлагал вопрос не решать, а оставить его «открытым, не связывая свободы местных организаций». Какой-то злой иронией отзывается тот факт, что решение руководителей советского центра, отнюдь не склонных удовлетвориться только ролью технических инструкторов