Сиротка. Слезы счастья - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Добрый день, Киона, – сказал Людвиг, не находя в себе сил улыбнуться.

– Ну вот ты и приехал, – сказала она тихо, чувствуя, что ее сердце забилось быстрее. – Мне нужно позвать Адель. Она будет очень рада!

– Подожди немножко. Самую чуточку.

Он наконец подошел, не сводя при этом с нее взгляда. Она, смущаясь, тоже сделала шаг к нему.

– После всего этого белого снега и серого неба ты кажешься мне похожей на солнце, – тихо произнес Людвиг.

Киона не смогла сразу поблагодарить его за этот комплимент: ее вдруг ошеломило то, как сильно она рада снова его видеть и слышать его негромкий и ласковый голос. Ей показалось, что круг из тишины и света отделил их двоих от всего остального мира и что время остановилось.

– А что, целоваться не будем? – спросил Людвиг, которого, похоже, не удивило ее необычное поведение.

Киона, вздрогнув, робко подставила Людвигу свою щеку. Людвиг легонько поцеловал ее и собрался было отступить на шаг назад, но Киона вдруг прижалась к нему и обхватила его руками. От нахлынувшей нежности у нее подступили к глазам слезы. Они сжимали друг друга в объятиях лишь несколько секунд, а затем отстранились.

– А где Тошан? – пробормотала Киона.

– Он высадил меня возле дома и отправился в гараж. В грузовике кое-что барахлит. Но это мелкая неполадка.

– Давай мне твою куртку и шапку. Ты мог бы подняться наверх и обрадовать своим появлением детей. А я тем временем приготовлю тебе кофе.

Когда Киона взяла одежду Людвига, у нее вдруг возникло странное чувство, что эта сцена будет часто повторяться когда-то в будущем, хотя уже и совсем в другой обстановке. Сильно взволновавшись, она заулыбалась.

– Ну вот, теперь я успокоился, а то мне вдруг показалось, что ты уже разучилась улыбаться своей замечательной улыбкой, – сказал Людвиг. – Знаешь, Киона, я с удовольствием приехал бы в прошлом месяце вместе с Тошаном, когда Эрмин пела в Пуэнт-Блё, но я пообещал ему, что останусь охранять Большой рай. Благодаря этому он смог уехать, ни за что не опасаясь.

– Мой брат мне все это объяснил. Он, должно быть, рассказал тебе, что концерт удался на славу, но вскоре после него скончался Наку. После я видела его во сне. Он сказал мне, что его душа – снова молодая и свободная – улетела на небеса, потому что ее освободил голос Канти, моей сестры. Тошан хотел похоронить его в горах, однако было очень сложно получить соответствующее разрешение и перевезти его туда… Прости, мне не следовало обо всем этом говорить. Иди скорей на второй этаж, к детям.

– Наку был твоим прадедушкой. То, что тебе хочется поговорить о нем, – это вполне нормально. Но вообще-то мне и в самом деле следует поскорее подняться на второй этаж. Мне не терпится обнять своих детей. Я так сильно по ним скучал!

Людвиг и Киона вышли из гостиной и направились в прихожую. И тут вдруг с лестницы донесся крик Адели:

– Папа приехал, я слышала его голос! Папа!

– Папа! – крикнул вслед за Аделью Томас.

Людвиг устремился к лестнице и увидел, что Мадлен спускается по ступенькам, слегка сгорбившись, потому что на спине у нее, держась за ее шею, висит Адель. Вслед за ними шел Томас, держась ручкой за перила.

– Я несу ее, потому что она так торопилась, что могла упасть, – вежливо объяснила индианка. – Я выступила в роли послушного верхового животного для этой малышки.

– Спасибо, Мадлен. Иди ко мне, kleine Fräulein![42] – воскликнул Людвиг, подхватывая свою дочь на руки и покрывая ее поцелуями. – И ты, Томас, тоже иди ко мне, я достаточно сильный для того, чтобы взять на руки вас обоих.

Киона зачарованно смотрела на встречу детей с их отцом. Затем она схватила Мадлен за запястье, увела ее в пустую столовую и сказала ей с восхищением:

– Ты только что подсказала мне замечательную идею. Мне и самой следовало бы додуматься до этого. Самая большая мечта Адели заключается в том, чтобы уметь бегать и наслаждаться большой скоростью движения. Она могла бы кататься верхом на старом Базиле, который ведет себя очень послушно. Я ее научу.

– Это была бы замечательная идея, Киона, если бы Адель не уезжала в Германию. Но ты все равно расскажи об этом ее отцу. Может быть, в Германии тоже будет возможность ездить на пони.

– Может быть, но я хочу доставить ей такую радость на это Рождество. Мы завтра отправимся в Валь-Жальбер. Я сяду верхом на Фебуса, посажу Адель перед собой, и мы поскачем по поселку.

Благоразумная индианка с сомнением покачала головой, поскольку затея показалась ей безрассудной. Однако она ничего не сказала, потому что была уверена, что Киона от своей идеи не откажется.

– Папа, иди скорей посмотреть на елку, – сказал Томас своему отцу, все еще находясь рядом с ним в прихожей. – Я повесил на ветку стеклянный шар. Мне помогла Адель.

– Папочка, а я в школе выучила стихотворение, – сообщила Адель, чувствуя себя бесконечно счастливой оттого, что наконец-то приехал ее отец.

Людвиг и его дети пошли в сопровождении Мадлен любоваться елкой, а Киона поспешила на кухню и принялась там готовить обещанный кофе под изумленным взглядом Мирей.

– У тебя еще осталось печенье с корицей – то, которое Лора купила в бакалейном магазине в Шикутими? – спросила Киона у Мирей, доставая из кухонного шкафа красивую чашку. – Оно было очень вкусным.

– Вон там стоит коробка с этим печеньем, – пробурчала Мирей. – На столе, прямо перед твоим носом, рядом с сахарницей.

– Спасибо. Скажи мне, а ты слышала, как вошел Людвиг? Обычно ты сразу же сообщаешь всем, что пришли гости. Ну, то есть предупреждаешь нас, чтобы они не застали нас врасплох.

– Представь себе, я не услышала ни малейшего шума, потому что месье Бауэр ходит так же тихо, как Тошан, а у меня было уж слишком много работы на кухне для того, чтобы к чему-то прислушиваться. А ты, похоже, больше не грустишь…

Киона, почувствовав, что щеки у нее зарделись, тут же попыталась заглянуть в рассудок Мирей, смотрящей на нее насмешливым взглядом. «Она умышленно меня не предупредила. Кроме того, она подглядывала за нами двумя, когда мы были в гостиной».

– Прошу тебя, Мирей, никому ни слова! – взмолилась Киона тихим голосом.

– Я не какая-нибудь дура, маленькая моя. И я умею держать язык за зубами.

– Благодарю тебя. Кстати, это было совсем не то, что ты подумала.

– Иисусе милосердный, я вообще ничего не подумала! Ну давай, иди, а то кофе остынет.

Не успел Людвиг откусить кусочек печенья, как в дом с улицы зашла оживленно переговаривающаяся компания: Лора в шубе и шапке из меха куницы, Эрмин с Катери на руках и сестры-близняшки, держащие в руках битком набитые сумки.

– На улице холодно, очень холодно! – посетовала, зайдя в прихожую, Лоранс.