Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время - Александр Петров

Луч фонаря не давал достаточно света, чтобы рассмотреть весь обьем и все новые и новые подробности подземного ужаса всплывали в поле зрения, заставляя все внутри мучительно сжиматься от движения теней, придающим видимость жизни еще не остывшим частям подземных организмов.

Щупальца оканчивались подобиями головы с мощными пастями. По щупальцам без всякой закономерности были раскиданы островки глаз и волос, слишком похожих на человеческие. Иногда под бельмами денатурированных крутым кипятком глаз просвечивала дивная голубизна радужных оболочек. Это было отвратительно.

Рука сама потянулась к регулятору «светлячка». Я выкрутил колесико мощности, так что в уставшем бояться мозге не осталось ничего, кроме спокойного внимания. Что-то внутри обиженно сказало, что я лишаю себя возможности насладиться главным приключением жизни, но мне теперь было все равно. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Делать дело и получать удовольствие – две большие разницы.

В правом эскалаторном тоннеле змеи щупалец оказалось значительно меньше, тоньше, но они переплетались и почему-то впивались зубами друг в друга. Они были мертвы, но, похоже, не до конца, поскольку в них что-то пульсировало и подергивалось.

Я протискивался между омерзительных тяжелых шлангов, надеясь, что они в достаточной степени неживые. Когда скопление монстрообразных лиан стало непроходимым, пришлось рубить их мечом. Нарубленные щупальца мягко отваливались, исходя мерзкой начинкой. Оказавшись на воздухе, слизь начала неярко светиться. Скоро весь мой путь был отмечен дорожкой света.

Изгаженный оранжевой пакостью, я достиг платформы. Она была разворочена и уделана светящейся слизью.

Занимая почти все пространство, словно сошедший с рельсов поезд, лежал «язык» биомассы. Он раздавил и сорвал с себя почти все отростки, со страшной силой колотясь в агонии. Монстр снес колонны и лесенку перехода, пробил стены и потолок. Теперь через трещины в зал бежали ручейки грунтовых вод. Оранжевая слизь сочилась из твари и стекала на пути, неся зыбкий свет в тоннели.

Мертвый монстр мне не мешал, но впечатлял своими размерами, заставляя чувствовать свое ничтожество перед чудовищной силой занявшего метрополитен организма.

Добавив мощности на «светлячок», я заставил голову хоть немного соображать.

Нам сильно повезло. Сначала пакость лезла из тоннеля «рыжей» ветки. Но, получив паровой удар, сварилась и закупорила этот путь. Второй «язык» пошел со стороны «Кузнецкого моста» из бункеров. Ломовая концентрация боевой фосфорорганики остановила его. Был третий поток, который двигался по «рыжей» ветке от «Тургеневской». Будь он чуть проворней, то перехватил бы нас у выхода на платформу. Но мы бежали быстрее. Потом этот «язык» биомассы, нахватав отравы, медленно и мучительно подыхал, расколачивая подземелье.

Теперь оставалось только одно очевидное направление для атаки – со стороны Таганки, если не считать неизвестных мне тайных ходов.

Я глянул на часы. Целая вечность блужданий в лесу дохлых змеелиан уложилась в пятнадцать минут. Технически у меня оставалось около часа, после чего нужно будет менять патрон в противогазе. Поскольку это невозможно в зараженной зоне, то, когда я начну задыхаться, могу смело активировать заряд.

Тут я вспомнил, что джаггер не ориентирован и не подключен к таймеру. С большим сожалением вспомнив, как ремонтировал это оружие на глазах князя и старой ведьмы, я выполнил нехитрые операции по установке и подготовке жаробоя к выстрелу.

Мне пришло в голову, что совсем не надо умирать. Я посижу минут пять, чтобы убедиться, что биомасса не вползает в отравленную зону, а потом пойду. Каким получится взрыв, можно только гадать, но здесь мне точно конец.

Было тихо, лишь, молотили водяные капли и журчали потоки, унося отраву в тоннели. Мне внезапно стало легко и спокойно. Я сделал все, что мог.

Подлый внутренний голосок стал нашептывать, что тут самый эпицентр разлития яда. Стоит нескольким миллиграммам просочиться под костюм, и я навсегда останусь в этой слизи.

Протестуя против этого липкого голоса, я выволок из жижи остатки раскуроченных бомб и стал разбирать заряды, отыскивая исправные элементы. Мне удалось найти отражательные экраны, гребенку, даже несколько нормальных шаров.

Управляющие блоки не внушали доверия, оттого я сделал бомбу по совсем примитивной «закороченной» схеме. Вспомнилось, что это была одна из первых конструкций, и как я не подорвался с такой техникой – уму непостижимо. Напряженность поля повышалась надвиганием экрана, который падал под действием тяжести, перекрывая поток. Опускался экран электромеханическим таймером из штатной конструкции бомбы. Фиксатор был совсем хлипким и мог отойти даже от слабого толчка.

Примерно так же были устроены плазменные пульсаторы, которые использовали вампиры в качестве излучателей поля. Они были эффективны, почти вся энергия реакции уносилась в виде продольных волн. Зато любой скачок напряженности поля приводил к взрыву.

Моя «закороченная» схема с конденсатором потока была еще подлей. Кроме срабатывания от экранировки, цепная реакция начиналась и при размыкании контактов батареи или отключения конденсатора. После активации такой конструкции взрыва можно избежать, лишь постепенно понижая напряжение на источнике примерно на милливольт в минуту.

Не зная тонкостей физики продольных волн, при разминировании можно подорваться со стопроцентной вероятностью.

Бонусом я аккуратно затолкал микробомбу в недра машинки.

Голос в голове снова сказал, что теперь можно уходить. Совесть чиста, тройная гарантия уничтожения. Если не сработает жаробой, взорвется бомба. Не одна, так другая.

Я взял в руки пульт подрыва и положил руку на кнопку.

– Не уймешься, сволочь, нажму.

– Не горячись, – тихо произнес он. – Кому ты лучше сделаешь?

– А что тебе в том?

– Ведь я – это ты. Погибнешь ты, не будет и меня.

– Не свисти, – ответил я.

Мне показалось это смешным. Я прекрасно помнил тот голос, что давал мне советы. Этот ничем на него не походил. Кроме того, внутри давно жила уверенность, что время голосов кончилось, я достаточно вырос, чтобы жить своим умом.

– А вот напрасно ты так думаешь, – вкрадчиво произнес тот же голос. – Тебе нужно еще столько узнать. А ты научился только воевать, не узнав о красоте мира, о любви, о единстве. Я тебя понимаю. Было негде… Матери ты почти не помнишь, отец тебя не любил, только грузил и требовал. А амазон…

– Знаешь, – перебил я, – до сегодняшнего дня я так и думал. Но отец все же сообразил, как спасти непутевого отпрыска. Считай, что полновесные доказательства его любви лежат в тоннелях, исходя оранжевой слизью.

– Какой мерзкий, трусливый эгоизм, – возразил голос. – Тебе давался шанс стать частью великого целого. А ты предпочел жалкое одиночное существование, когда весь мир и люди против тебя.

– А я, похоже, понял, кто ты такой. И ты, гнилье, называешь себя великим целым?