Любимая для эльфа - Astra Maore

трезв — он вознамерился взять ее с собой в мир кошмаров?!

Колетт выдохнула… В голове разверзлась пугающая пустота, как некогда в парке… Сопротивляться бесполезно…

— Хочу…

Запах глаженой ткани, Роберт любил хорошо отутюженные вещи. Все ощущения Колетт вмиг обострились… Ей конец?

Роберт выпрямился, все так же бережно придерживая Колетт.

Она решила не задавать пока вопросы, как знать, куда заведет Роберта его очередной импульс…

Роберт улыбнулся.

— Ты и я. Хорошо…

И Колетт ошалело поняла вдруг, что вечность — это просто быть. Вместе.

Рассмеялась.

— Ты псих!

Роберт легонько нажал на ее худенькие бока.

— Но-но, сброшу! А я, кстати, бессмертный. Буду жить, не старея, пока не уничтожу тело… Подарок богини… Или проклятье… — Роберт повернул лицо Колетт к себе, желая видеть ее реакцию.

В ее распахнутых чуть раскосых глазах отразился испуг.

— А как же я?

Васильковые глаза посмотрели прямо ей в душу.

— А как ты хочешь?

Колетт прикусила губу. Вдруг Роберт не объявленный маг? Ее… любимый мужчина с волосами цвета снега.

И уткнувшись в его рельефную грудь, Колетт призналась в том, что не могла больше сдерживать. Пусть сам Роберт ничего такого ей не говорил, хотя он должен был первым…

— Я люблю тебя…

Аккуратные девичьи уши, спрятанные под милыми завитками волос. Роберт ничего ей не ответил, но поцеловал Колетт очень нежно.

И хотя сердечко Колетт стучало в предвкушении, в последующие полчаса медитативного созерцания редкостей, открывающихся с холма, Роберт больше не проронил ни слова, иногда поглаживая Колетт, а потом, аккуратно подняв, поставил на ее ноги, подхватил рюкзак, и спуск с холма был обычным спуском — Колетт охала и жаловалась, поминутно боясь оступиться, а Роберт то поддерживал, то подкалывал, а то подбадривал ее.

Впереди их ждали спа и море.

Море и спа.

Глава 223. Блестящая логика

Лукас сидел по-турецки, гордо выпрямив спину, и смотрел сверху вниз на свое рыжее сокровище, лежавшее на боку у его ног. Марину ничто не удерживало, кроме магии. Она не могла пошевелить ни ногой, ни рукой, однако способность говорить торжествующий Лукас ей оставил.

Правда, добытая им Марина вела себя, словно партизанка, и Лукас иронично начал сам:

— Так-то, Еженька. Двое суток подряд я точил лясы с Кэйли. Она богиня, но она не сильна в изморе, падка на лесть и на разные авансы, — Лукас внимательно наблюдал за мимикой Марины. — А ревновать к матушке нехорошо! И чем же ты меня встречаешь после всего? Игнорированием?

Лицо Марины так и не выражало эмоций.

— Милая, скажи, ты сегодня ела?

Марина несколько замедленно кивнула — этот вопрос сбил ее с толку.

— Славно. Ладно, раз ты не хочешь со мной разговаривать, пойду-ка я спать, — Лукас демонстративно зевнул, вставая, погладил Марину по плечу и ушел в дом, оставив ее на террасе гадать, что же будет дальше. Естественно, теперь она могла совершенно свободно двигаться.

Интуиция Марины верещала, что ее побег стал несусветной глупостью, тем самым слабым звеном, разрушившим крепкую цепь их вдохновляющих отношений с Лукасом, но Марина еще сильнее испугалась жизни на вулкане своих тайных опасений и тех трансформаций, к которым Лукас ее подталкивал.

Кэйли понимающе восприняла ее путаные объяснения и согласилась помочь Марине, но что-то в Лукасовой стратегии убедило Кэйли снова предать дочь и отпустить Марину навстречу ее страхам.

Марина встала и покаянно пошла к Лукасу. Раз уж план побега провалился, осталась только искренность.

Марина нисколько не удивилась, увидев, что Лукас не спит, ожидая ее.

Бархатный голос заманивал ее в неумолимый плен.

— Соскучилась? Иди сюда, Ежик.

Марина пришла в его уверенные объятия, и Лукас, целуя ее, начал говорить. Это был контраст опаляющей страсти прикосновений и жестких слов, слетающих с его чувственных губ.

— Я ненавижу, — вонзилось клинком укуса, — когда важные мне женщины вот так сбегают. Но я люблю тебя и сегодня я тебя прощу, разве что доверять стану меньше, зато присматриваться буду больше. Когда-то я спросил, справишься ли с моей любовью, не навязывая ее. Ты сама пожелала моей серьезности, а получив ее, совершенно ее не ценишь? — голос Лукаса звучал глухо, поскольку он не останавливался в горячих исследованиях дорогого ему тела Марины.

Марина, снедаемая жаром плоти, но еще печальная, ответила:

— Я не знаю, что на меня нашло! Наваждение какое-то… Я струсила и сбежала, как сбежала некогда… Меня переклинило.

Лукас недобро подумал, что знает таких переклиненных, но Марине говорить ничего не стал, вместо того спокойно заметил:

— Буду иметь в виду, что тебя клинит. Так вот, Марина, это был последний раз. Если тебя снова переклинит, — Лукас легонько прикусил Маринин сосок, что сильно ей нравилось, — приходи ко мне разговаривать. А если я замечу хоть малейшую попытку сбежать втихую, наступит неотвратимый конец. И если у меня будет скверное расположение духа, а оно будет именно таким, разрывом я точно не ограничусь.

Марину пробил озноб, сладостный туман от ласк Лукаса на миг рассеялся.

— Этого-то я и боюсь… Будет у тебя раздражение, или тоска, или ярость, а я отвечай…

Лукас обиделся на ее слова, но поскольку его доверие к Марине поутихло, то показывать ей внешне он ничего не стал. Просто отстранился от Марины, прекратив любовные игры с абсолютно непроницаемым лицом.

— Я был с тобой только добр и приветлив, а ты вот как обо мне думаешь… Чужие байки оказываются тебе важнее собственного опыта…

Но Марина не пожелала принимать его обвинения.

— Слушай, Лу, если ты обижаешься на правду, тебе не стоило даже подходить ко мне! Скажи еще, что ты девственник, и никогда не было никаких брошенных, никаких ушедших в депрессию, никаких сделавших себе худшее из возможного женщин! И все из-за тебя.

Лукас рассердился, а так как Марина избрала худшую из возможных тактик, он закрылся от нее деланным безразличием, не собираясь, впрочем, рушить их отношения, которые так прекрасно начинались, одним махом.

— Марина, ты намеренно хочешь огорчить меня? Я-то тебя действительно люблю, а ты сначала от меня сбежала, а теперь выставляешь меня моральным уродом. За что? Зачем? Да, у меня всякое случалось, но уж я никак не думал, что моя любимая женщина, которую я пальцем не тронул, — Лукас откатился подальше, на широком ложе была масса одинокого, пустого места, — начнет меня этим попрекать. Напоминая мне о худших сторонах моей натуры, ты жаждешь, чтобы я проявил их с тобой?

Марина стушевалась.

Блестящая логика.

Марина бессильно почувствовала, как путается в собственных чувствах и мыслях.

Огромные синие глаза Лукаса словно светились изнутри, гипнотизируя ее.