Неизвестный Киров - Алла Кирилина

Мы с ним нередко общались по служебным делам и у нас создались очень хорошие отношения на основе личной, взаимной симпатии.

В первой половине 1934 года у него случился ряд несчастий — умерла мать, умерла молодая жена, умер водитель его машины (с которым у чего были очень хорошие отношения). Он очень от всех отдалился, стал замкнут и мрачен. Совершенно неожиданно около него появился парень (его звали Саша), много моложе его. Фамилии его я не знаю. Он, по словам людей, знавших близко Чудина, вел себя нагло, но ему все сходило с рук.

Учитывая интеллигентность Чудина, появление рядом с ним этого парня, его близость с ним была по меньшей мере странной и всех удивляла. Однако, я не был настолько близок с Чудиным, чтобы в это вмешиваться и что-либо спрашивать.

Чтобы было понятно, о чем я буду говорить, следует указать, что Б. Н. Чудин жил рядом со мной. Он жил на 8-й Советской улице; а я на углу 7-й Советской и Суворовского проспекта в 5–7 минутах ходьбы от него.

Не помню какого числа, но незадолго до убийства Кирова, поздно вечером ко мне домой позвонил Чудин, очень взволнованный и умолял немедленно к нему придти. Звонил он мне крайне редко, а после смерти жены совсем не звонил. По голосу я понял, что случилось что-то очень страшное и сразу же побежал к нему.

Я застал Чудина очень возбужденным, полуодетым и он в полном отчаянии сказал мне, что Саша застрелился. В комнате поперек кровати в трусах лежал мертвый Саша с пулевым ранением в области сердца.

В квартире Чудина я застал его заместителя (кажется, его фамилия была Беляков) и начальника Ленинградской милиции (фамилии не помню). Мы стали искать пистолет, но не могли его найти. Чудин на этот вопрос не ответил. Как потом выяснилось этот пистолет был у Чудина в валенке, в которых он ходил по квартире.

Чудин куда-то позвонил по телефону и через короткое время на машине приехала какая-то женщина. Как мне сказали Беляков и начальник милиции это была жена начальника НКВД Ленинграда — Медведя. Эта женщина закрылась с Чудиным в другой комнате, и там шел очень бурный разговор. Затем я видел как дверь открылась, эта женщина выходя потушила в комнате свет и быстро уехала. После того как погас свет, в комнате раздался выстрел. Это Чудин стрелял себе в сердце, так же как Саша.

Поскольку он, по-видимому, во время выстрела глубоко вдохнул и пуля попала в легкое. Он был жив. Мы вызвали скорую помощь, я позвонил в больницу Свердлова (она находилась в 5 минутах ходьбы от его дома), попросил вызвать профессора Добротворского (это был наш хирург) и подготовить операционную. Я увез Чудина в больницу и что было дальше в квартире — не знаю.

Ранение было тяжелым. Добротворский оперировал долго. После операции Чудин не приходил в себя, и я ушел домой. Через некоторое время мне позвонили и сообщили, что Чудин пришел в себя и просит меня немедленно придти к нему, так как он хочет сказать мне что-то очень важное.

Я быстро пошел в больницу, но было уже поздно — Чудин умер. Вся эта история осталась неясной — было ли самоубийство Саши или его убийство, какая тут связь с женой Медведя и т. п. Поскольку я видел в квартире Чудина начальника милиции я посчитал что все что надо в таких случаях делать — сделано.

Очень скоро наступило 1 декабря и об этом событии я забыл, тем более, что мои друзья посоветовали мне об этом забыть.

1 декабря 1934 года в кабинете зав. медсектором Ленлечкомиссии И. С. Вайнберга раздался звонок по смольнинской вертушке и истерический женский голос прокричал — «Убили Кирова». Я был в это время в кабинете.

Вайнберг приказал мне на дежурной машине поехать за профессором Добротворским и привезти его в Смольный в кабинет Кирова. Где находится этот кабинет я знал, так как нередко бывал в Смольном.

Заехав на улицу Салтыкова-Щедрина, где жил Добротворский, мы вместе с ним поехали в Смольный. Мы подъехали не к главному входу, а к входу слева, который вел прямо к кабинету Кирова на 3 этаж.

К моему удивлению, никакой охраны не было и мы беспрепятственно поднялись и прошли в кабинет Кирова.

В кабинете секретаря Кирова — Свешникова и в кабинете второго секретаря обкома Чудова, находившегося напротив кабинета Кирова, было много народа и явно царила растерянность. Мы вошли в кабинет Кирова. Он лежал на длинном столе (сразу слева при входе в кабинет), за которым, повидимому, обычно проводились совещания.

У стала с телом Кирова стояли Вайнберг и врач-хирург больницы Свердлова Фейертаг. У Кирова не было обычной для трупа мертвенной бледности лица. Наоборот, на щеках был румянец. Как выяснилось позже, это было так потому, что смерть была моментальной.

Добротворский велел нам (мне и Фейертагу) делать искусственное дыхание по Сильвестру, хотя мы понимали что это бесполезно.

В кабинете появились профессора — хирург Джанелидзе, терапевт Ланг и другие которых привезли по распоряжению Вайнберга.

Джанелидзе подошел к нам, посмотрел на Кирова и сказал (я точно помню его слова) — «Зачем вы это делаете? Этот человек мертв». Однако по распоряжению Добротворского мы с Фейертагом еще 10–15 минут продолжали делать искусственное дыхание.

Я видел, как в кабинет вошел Медведь и вызвал Г. Ф. Ланга. Как потом выяснилось его позвали, чтобы он как врач, посмотрел задержанного убийцу Кирова, Николаева.

Затем Чудов из кабинета Кирова позвонил Сталину и сообщил о том, что произошло. Мы все в это время стояли в приемной — Чудов вышел из кабинета и как-то растерянно сказал, что Сталин требует подойти к телефону кого-либо из врачей. К телефону подошел профессор Джанелидзе и, так как дверь в кабинет была полуоткрыта, я услыхал его слова сказанные в ответ на вопрос Сталина — «Это так же верно, как то, что моя фамилия — Джанелидзе».

В кабинете Чудова начали писать акт. Насколько я помню, инициатива в этом принадлежала Рослякову (начальнику Облфинотдела). Его подписали все присутствующие. Конечно, меня и Фейертага подписывать не просили. Тогда я на это обиделся, но теперь понимаю, что, может быть, это было к лучшему для меня.

Было решено тело Кирова перевезти на санитарной машине в морг больницы Свердлова для вскрытия (я даже помню имя и фамилию водителя — Петр Баринов). Мы это и сделали.

В больницу был вызван проф. Рейнберг (рентгенолог) и сделаны снимки черепа. Оказалось, что пуля лежала острием к входному отверстию, которое было на затылке. Это объяснялось тем, что выстрел был сделан с очень близкого расстояния и пуля, ударившись об лобную кость развернулась и произвела значительные разрушения в мозгу. Смерть была мгновенной.

Для производства вскрытия в больницу были вызваны прозектор больницы Витухновский, профессора — патологоанатом Г. В. Шор и анатом Тонков.

Профессор Рейнберг вспомнил о необходимости сделать гипсовые слепки рук и снять посмертную маску с лица Кирова. Если бы не проф. Рейнберг этого сделано не было бы.

На самом вскрытии я не присутствовал, так как был оставлен дежурить на телефонах — могли поступить всякие распоряжения. На вскрытии выяснилось, что, за исключением небольшого гастрита, со стороны внутренних органов никакой патологии выявлено не было.